Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
#AU #L #R
Я ничего не забыла, просто не было времени. Благодарному подписчику за призовой 6666 вопрос на аске по Вашей идее. По Вашей и немного моей отсебятины.
— Пристегните ремни те, кто до сих пор не удосужился этого сделать. И начинайте молиться.
Спокойной размеренный тон из громкоговорителя. Последние слова, которые я запомнила перед тем, как наш самолет обрушился. Не было паники, страха, не было ничего. Скорее, смирение и принятие неизбежного. Законы физики действуют на тысячи лет дольше, чем живет человек, и спорить с ними тщетно и бессмысленно. Сердцебиение замедляется. Удар, удар, удар. Земля все ближе. Закрыть глаза... С детства родители уверяли, что если зажмуриться, ничего страшного не произойдет, просто не сможет; и любое чудовище тут же спрячется за диван вместе со своими страшными когтистыми лапами... Глупо избегать именно так крушения самолета, но... Рывок и затем - ничего... Ничего не помню в течение долгого периода времени. Головная боль... Она ударяет по мне, заставляя прийти в себя. Первой рассудок посещает мысль, что я, скорее всего, в аду. В этом аду шумят деревья, воздух пахнет чем-то соленым и свежим, и у меня разрывается голова. Резкая стрельба по вискам и в затылок. Открываю глаза. Кромка песка, рядом огромный валун, и, насколько только видно горизонт, бескрайние морские волны. Пытаясь проверить уцелело ли хоть что-то, шевелю руками и ногами, и они отвечают мне дикой болью во всех мышцах и суставах. Но все же двигаться мне позволено, а значит от переломов меня уберегло. Хорошо. Я несколько минут вглядываюсь в кромку горизонта, позволяя себе дивную роскошь отдохнуть. Бирюзовые волны плещутся и яростно бьются о берег, налетая с размаха и оставляя клочья белой пены на песке. Должно быть красиво. По-своему. Для романтиков. Но не для потерпевших крушение. Наверное, здесь должен быть еще кто-то. Кроме меня. Самолет был полон людей. Там даже летел мужчина, который мне понравился. К нему несколько раз обращался его сосед, называя его Рональдом, на что он отвечал рассеянной, но от того не переставшей выглядеть привлекательно улыбкой. На указательном пальце его правой руки красовался массивный перстень с сапфиром. И в этом была одна из самых странных мистерий. Когда я подняла глаза и осмелилась посмотреть на него снова, перстень исчез. Сам по себе. Я не придала этому особого значения. Я видела также и обручальное кольцо на его руке и поэтому просто перестала в упор на него смотреть. Да, конечно, его глаза с сапфировым оттенком и его улыбка, освещающая собой любое помещение, где бы он ни находился, может и стоили вечной любви и вечных страданий, но я не привыкла брать чужое. Поэтому я тогда просто уткнулась в газету. А сейчас мысль о том, что он, возможно, выжил и нуждается в помощи, придала мне сил и уверенности. Издав нечеловеческий стон, держась рукой за голову, решившую окончательно меня доконать (возможно, что это и сотрясение), второй же опираясь на выступающий из песка валун, я заставила себя подняться. Несметное количество черных мошек летало перед глазами, и сама картинка регулярно расплывалась, как в неистовую жару, когда сам воздух и атмосфера дрожит и искажается от жара, но я сделала мучительный оборот всем корпусом, чуть не сошла с ума от боли и почувствовала резкую тошноту. Силой удерживая себя на поверхности сознания, чтобы его не потерять, я сосредоточилась на увиденном. Пальмы. Джунгли. Очень мило. Я на необитаемом острове, скорее всего густо населенном дикарями, и, возможно, одним человеком, сидящим в бункере и каждые двадцать четыре часа жмущим на кнопку, чтобы остановить конец света. Я не могла не иронизировать на тему так популярного в свои годы телесериала-хита "Остаться в живых", учитывая столь схожие обстоятельства. Что ж. Углубимся в джунгли и проверим. Есть ли там "другие" и "чужие"...
***
"Другие" там, определенно, были. Еще двое мужчин с нашего рейса уже бродили в поисках чего-нибудь съестного, когда я наткнулась на самолет. Надпись "Генезис" витиеватым шрифтом проходила по его боковой стороне. Трупов нигде не было видно, но я знала наверняка, что их десятки. Одно крыло оторвало, видимо, где-то посреди джунглей, и, догорая, самолет лежал на боку, с открытой дверью, выбитыми стеклами на окнах и надломленным вторым крылом. Жуткое зрелище. Я даже не пыталась анализировать, как после такого мне и некоторым другим удалось выжить. Я сочла должным считать это чудом.
— Помогите. Пожалуйста. Кто-нибудь. Дайте воды.
Голос послышался откуда-то слева, и я прибавила шагу, пробираясь через джунгли, орудуя какой-то поднятой с земли корягой. На мгновение я остановилась и отшатнулась. На месте кустов появились коричневые и бежевые пикселы. С минуту я не видела ничего, кроме них, потом же зрение вернулось. Я решила прекратить себя жалеть, но, по всей видимости, у меня действительно было сотрясение, о чем свидетельствовали такие явные зрительные галлюцинации. Я все еще шла на голос, мысленно упрашивая его не замолкать, иначе мой единственный ориентир не стоять на месте и двигаться хоть ради чего-то, лишь бы не упасть, будет утерян. Вскоре я вышла на небольшую поляну. Посреди нее лежал мужчина в белом. Когда глаза привыкли к яркому и болезненному солнечному свету, я разглядела и поняла, что это был Рональд. Одного взгляда на указательный палец его правой руки хватило, чтобы увидеть перстень с сапфиром. Я опустилась на колени, когда в моей голове разразились громовые раскаты, и поползла к нему навстречу.
— С Вами все в порядке? Рональд, верно?..
Он сидел с закрытыми глазами. Усталые губы уже шепотом молили о помощи.
— Да. А Вы кто?
— Я тоже из самолета. Потерпевшая. Меня зовут Лиона. Или Лионора. Можете называть, как хотите. Как Вы себя чувствуете?
— Я не знаю, что со мной, но, возможно, у меня сломана нога. Она... Очень сильно болит.
Его лицо искривилось от мучений, когда он попробовал дотянуться рукой до проблемной ноги, чтобы показать эпицентр боли. Я уверенными движениями закатала брючину до колена. Вся моя практика работы с переломами - девять школьных классов уроков по ОБЖ. Лекционно. Исключительно. Нога действительно выглядела очень плохо. Посиневшая и раздутая, но хотя бы обошедшаяся без открытого перелома и ран, которые здесь могли бы загноиться и уничтожить его. Совершенно неизвестно, когда теперь нас найдут. И найдут ли вообще.
— У Вас есть вода, Лиона? — Он улыбнулся, с трудом, не открывая глаз. Видно было, что каждое слово дается ему через боль.
— Поблизости только соленая. Самолет все еще полыхает. Я попробую нанести туда визит. Может, в пластиковых бутылках в багаже, в сумках и найдется что-нибудь. Дай Бог, не расплавившееся и не пропитанное дымом и гарью. Где-то поблизости, наверняка, должен быть источник пресной воды. Я пойду на его поиски.
Я сняла с себя испачканную сажей белую блузку.
— Жаль, не в других обстоятельствах. Рональд - все, о чем ты мечтала, думая о мужчине. — Тихо пропело подсознание.
— Заткнись. — С милой улыбкой парировала ему я. Благо, некому было увидеть и услышать, как я тихо разговариваю со своим внутренним "я".
Скрутив блузку в качестве жгута, я зафиксировала ногу мистера Рональда. Теперь ему нужен покой.
— Я найду источник и принесу воду. — Негромко сказала я, крепко сжав его руку в ладони. Его правую руку, на которой НЕ оказалось массивного сапфирового перстня. Это заставляло призадуматься о некой дьявольщине, творившейся последние сутки. Ведь такое произошло уже дважды.
Вооружившись палкой поувесистее, я двинулась вглубь джунглей по наитию.
***
Я двигалась по направлению на север, все дальше углубляясь в джунгли на поиски источника, пробивая себе дорогу сквозь лианы палкой и делая зарубки на деревьях карманным складным ножом, чудом удержавшимся в кармане моих джинс, чтобы вернуться обратно к Рональду.
"Хоть я не надеюсь вернуться назад. Хоть я не надеюсь..." — Почему-то очень некстати вспомнились строчки из новеллы Тима Уинтона.
Первым, что я нашла по курсу, было оторванное крыло с надписью "Генезис". В сорока минутах ходьбы от самого самолета. Странно. Но. Я снова не придала значения странностям.
В следующий раз галлюцинация посетила меня прямо перед тем, как я, наконец, обнаружила источник питьевой воды.
Бежевые и коричневые пикселы перед глазами вновь сменили картину джунглей, и в ушах послышался полушепот, переходящий в крик:
— Добавьте еще "Пропазина". Симуляция истощается.
Удар в голову...
Я очнулась минут через пять. Перекатилась со спины на живот. Видимо, меня даже вырубило на какое-то время. Я встала на колени и на руки и прямо перед собой увидела источник. Чистый. Прозрачный. Громко выдохнув от облегчения, я поползла к нему, не в силах подняться на ноги. Умылась, попутно охлаждая руки, шею и грудь. Волосы окунулись в воду и, когда я выпрямилась в полный рост, меня даже слегка начал пробивать озноб от контраста температур. Сидя на корточках и набрав воды в ладони, я сделала глоток ледяной жидкости в измученное и пересохшее горло. Вода будто бы омыла не только горло и пищевод, но и легкие, потому что дышать стало значительно легче. Я оглянулась в поисках... В поисках чего-нибудь. Так скоропалительно покинув место крушения, желая найти источник воды, я не удосужилась поискать тару, в которую эту воду можно было бы, собственно, набрать. В паре метров от меня стоял портфель. Странно. Пару минут назад я была готова поклясться, что его здесь не было. Кто-то играет с нами злые шутки или действительно следит. Создавалось жуткое ощущение участия в эксперименте, в котором сильные мира сего смотрят со стороны с плазменных экранов своих мониторов на тебя, не принимая участия, и наблюдают за тем, как ты, слабая и беспомощная мошка, пытаешься вырваться из пут сложившихся обстоятельств.
— Идите к черту. — Мысленно послала их я, кем бы они ни были, и расстегнула молнию портфеля. Внутри оказались две пустые фляги, веревка, коробок спичек (я молилась Богу, чтобы не отсыревших), три достаточно новых на вид ножа, мази и таблетки, названий которых я почему-то не смогла рассмотреть и три банки с консервами. Наполнив фляги до краев, я закинула рюкзак за спину и двинулась по проторенной тропинке и зарубкам на деревьях назад. По дороге обратно зрительные галлюцинации не догнали меня ни разу, и, уже вскоре, я поила Рональда из фляги. Я помогла ему умыться и ножом вскрыла банку консервов. На вкус оказалось как килька в томатном соусе. Мужчина уже более менее пришел в себя. Темнело... Вечер мы провели, рассказывая друг другу старые добрые анекдоты и поедая консервы. Под вечер выкатилось несметное количество звезд на потемневший небосклон, и заметно похолодало. Лишившись своей блузки, сидя на голой земле в одном лифе и джинсах, я начала заметно подрагивать. Собрав немного хвороста, я решила опробовать спички и вскоре весело затрещал костер, над которым я уже разогревала похолодевшие конечности.
— Ты спасла мне жизнь. Спасибо. Без тебя я бы уже умер от жажды.
— Обращайся. — Только и выдавила я, сидя к нему спиной.
— Ты замерзла и дрожишь. Иди сюда.
— Не надо... — Мои зубы стучали от холода. Или от нервов.
— Прекрати строить из себя недотрогу, Лиона. Ни один костер не согреет так, как человеческое тепло.
Я обернулась всем корпусом вбок. Он сидел, улыбаясь и протягивая мне руку с массивным сапфировым перстнем на ней. Было что-то в этих небесно-голубых глазах. Черт. Зачем я протянула свою в ответ... В его объятиях я вскоре окончательно согрелась, и меня потянуло в сон. Моя голова безмятежно покоилась у него на плече, когда он тихо произнес.
— Смотри. Вон "Пояс Ориона". А там дальше "Южный Крест".
— Угу. Гмм. — Что-то нечленораздельно пробурчала я, погружаясь в сон...
***
С утра я намазала ногу Рональда мазью, найденной в портфеле в джунглях. В приложенной аннотации было сказано, что она снимает отеки и воспаление. Что ж. Оставалось лишь проверять и ждать. Тем временем я отправилась в джунгли на поиски какой угодно пищи. Завидев куст с яркими красными ягодами, я двинулась к нему навстречу, когда мое зрение снова "расквадратило" бежевыми и коричневыми пикселами. Я зажмурила глаза. Дернула руками. Я не могу пошевелиться. Не знаю, в чем дело. Медленно открываю глаза. Я лежу на кушетке, к которой ремнями пристегнуты мои руки и ноги. Огромное количество маленьких датчиков и экранов показывают активность моего мозга и других органов.
— Выпустите. Выпустите меня!
Двери с надписью "Генезис" разъезжаются, и в белом халате входит... Рональд. На правой его руке на указательном пальце красуется массивный перстень с сапфиром. Сколько я ни закрываю глаза, снова открывая и пытаясь увидеть джунгли, не только палата не исчезает, но и перстень на его руке.
— Рональд. Рональд. В чем дело? — Я хватаю его за руку, и он, почти брезгливо, выдергивает ее.
— Вы опять ударились головой, и все спуталось в Вашем сознании. Меня зовут Ретт Реннер. А для Вас, моя милая, профессор Реннер. И не меньше.
— Но... Остров. Я должна. Я должна быть там. Я должна вернуться. У меня незаконченное дело. Я не должна быть здесь. Это нереально. Это 1408. Это 1408.* Все ложь.
— У нее сильные галлюцинации. Похоже, что они вызваны путем введения в кровь современных и еще не тестированных наркотических средств для улучшения нейростимуляции мозга. Вколите ей пока успокаивающее. А затем продолжим испытывать. — Холодно молвил Рональд. Или Ретт. Или кем бы он там ни был. — Введя объект в состояние социальной депривации, мы сможем вывести на первый план только нужные нам качества личности: агрессию, мстительность, ненависть и непреклонность. Тогда она станет одной из блестящих и безжалостных убийц современности. Как только из нее вытравится все человеческое...
***
С тех пор, как я совершила вылазку за ягодами, мы голодаем. Рональду становится хуже, а моя голова дает о себе знать. Я уже не встаю с земли. У меня просто нет сил. Реальность вертится, кружится и исходит на пикселы. Голос в голове отдает приказы. Тем, кто выжил, тоже становится нечего есть. С голодными и хищными глазами, они наступают на нас, как стадо голодных зомби.
— Спаси себя. Убей их. — Рональд еле шевелится, но отдает приказ. Кольцо на его пальце то исчезает, то появляется вновь и вновь. Вселенная подрагивает перед глазами, как в жару. Я кидаюсь на огромного мужика, из последних сил пробиваю ему грудину и вырываю сердце. По моей руке стекает кровь, и я слизываю ее. Меня мучает такая жажда, что я не в силах противиться. Я откусываю от этого все еще пульсирующего алого яблока. Мое лицо в крови. Пикселы квадратят мое сознание...
Я в одной белой ночнушке посреди тесного замкнутого пространства с коричнево-бежевыми стенами. В руке у меня еще бьется сердце, а мои волосы, губы и рот безобразно измазаны кровью. У меня под ногами лежит труп ребенка. Маленькой девочки лет трех-четырех. В темном углу моего заточения в кресле с витиеватыми железными подлокотниками сидит Ретт Реннер в черном, с черными очками, скрывающими его сапфировые глаза. Светлые волосы уложены весьма небрежно. На пальце - все тот же перстень. Он улыбается. Широко, открыто, весело.
— Скотина, я тебя убью. Ты заставил меня убить ребенка!
— Но ты же думала, что убиваешь врага. В этом вся суть симуляции. Все не то, чем кажется. — Он подошел ко мне вплотную. — Давай, убивай.
Он коснулся пальцами моих окровавленных губ, нахально проникая в рот, сдавил рукой мою шею, а затем двинулся к груди, сжав ее крепко-накрепко.
— Оставь меня в покое!
— Зачем? — Он нагло улыбнулся и впился мне в рот поцелуем. Вроде бы мне даже удалось укусить ублюдка.
Затем он включил диктофон и заговорил размеренно и спокойно. — Объект находится в крайней степени возбуждения. Зрачки расширены, дыхание прерывистое. Ее заводит вкус крови. И близость ее идеала. Она практически готова к своей миссии.
— Ты не заставишь меня работать на себя. — Я сплюнула на пол.
— Я уже делаю с тобой все, что захочу. — Он отшвырнул меня к стене и вжался в меня всем телом. — Не забывай, что контракт с "Генезисом" ты подписала собственными руками. Может, действие опиатосодержащих тестеров и смутило твое сознание, но где-то там, в глубине твоей хорошенькой головки ты все помнишь. Как была мне равной. Из одной касты. Но продала себя в рабство добровольно. И стала коленопреклоненной перед своим господином рабой. Ниц, вещь.
Я медленно опустилась на колени. В голосе Реннера сквозил лед; я была не в силах ему сопротивляться.
— Вспоминай. Вспоминай, на что подписалась.
И я все вспомнила. Мир пережил Апокалипсис. И после него выжило только два класса. Две касты. Профессоров-ученых и нищих Тестеров, на которых они начали ставить эксперименты. Чтобы держать людей в повиновении во избежании войны, элита Профессоров с помощью изобретений новейших наркотиков выбирала пятерых Тестеров из всего населения в год и лишала их всего человеческого. Они становились Беспрекословными. Слушались только своих Профессоров, забывали о своей семье, о человеческих чувствах. Им было не важно, кто встал у них на пути: слабая женщина или ребенок. Если Профессор дает распоряжение, Тестер, ставший Беспрекословным, убивает без всякого сожаления и сопротивления. Так они и получили название. Армия Беспрекословных защищала элиту Профессоров от возможных нападок бунтующих Тестеров на протяжении уже около ста лет. Новых пятерых выбирали ежегодно на замену погибшим за год. А я. Я была рождена в семье Профессоров. Но я добровольно сдалась в эту клинику. Я помню, как своей рукой подписала договор с "Генезисом", что отказываюсь от всего, что делает меня человеком, от своей сути, попадаю под распоряжение Ретта Реннера и становлюсь его Беспрекословной защитницей. Без чувств и эмоций. С моим мозгом проделывали ужасающие испытания. Вроде симуляции с островом. Спросите, зачем я это сделала?.. У меня выбора особого не было. Я работала начинающей лаборанткой у Реннера, когда окончательно и бесповоротно влюбилась в него. Но любой Профессор в двадцать два года сам проходит процедуру очищения от человеческих чувств и эмоций. Может, когда-то, до моего рождения, он еще и был нормальным человеком, но сейчас от него осталась лишь оболочка без чувств. Это меня и привлекло. Жесткость, бескомпромиссность, решительность. Ну и конечно, его светлая красота. Красота внешности взамен уродливости гнилой души. Способной убить ни в чем не повинного ребенка.
— Этот ребенок из семьи бунтующих. Революционеров-Тестеров. Если бы у этой девочки был шанс превратиться в девушку, она бы сразу же направилась уничтожить меня и других Профессоров. Ты просто защищала своего Хозяина, Лиона.
— Ты сделал из меня Монстра. Каннибала.
— Это то, чем мы тут занимаемся. Если я буду достаточно вежлив, уважая твои чувства, которые двигали тебя заключить договор с "Генезисом", я даже позволю тебе стать Беспрекословной и немного чувствовать. Чтобы желание защищать своего Господина было еще острее.
Его рука спускалась вниз по моему животу, сдавливая, продвигаясь внутрь так, что я готова была разорваться на куски. Я пламенела, ненавидя его. Ненавидя и любя. Все это время. Что бы я ни делала, он не выходил из моей головы: неправильный, мерзкий, сволочной, убийца. Мой... Желая обрести Его, я продала "Генезису" и опиатосодержащим тестерам душу и рассудок. Бросила семью, друзей, дом. Я была Профессором, а стала нищим Тестером. А что может быть хуже, чем стать подневольным Тестером? Стать Беспрекословной. Без своей воли и души. Полное рабство. Но рабство в Его управлении. И одна эта мысль о том, что я буду служить ему, буду валяться рабой в ногах моего Господина, может даже целовать ему обувь, рождала в моей душе такую бешеную волну импульсов, которой места быть не должно в нормальном человеке. Хотя. Разве же я нормальная? Нормальная никогда бы так не поступила.
— Последняя инъекция. — Прохрипел Реннер, вытащив шприц из кармана. — Мгновенно проходящая боль, и мы будем вместе. Навсегда. Ты будешь служить мне и видеть меня каждый день, находиться рядом, как и желала. Делать отвратительные твоей человеческой природе вещи, но ты не будешь чувствовать угрызений совести за это. Ведь вся твоя работа будет сводиться в угоду служению. Мне. Твоей Альфе и Омеге.
Его колено между моих ног не дало бы мне сбежать. Да и некуда. Да я и не хотела.
Я убрала с шеи волосы и выгнула ее навстречу шприцу. Игла вошла в яремную вену. Расслабление, покой. Он держит меня на руках. Все, что надо. Необитаемый остров, нападение, стресс. Все растворилось и превратилось в череду коричневых и бежевых пикселов...
* — отсылка к фильму 2007 года режиссера Микаэля Хофстрёма по роману Стивена Кинга о номере отеля "Дельфин", из которого ни одному живущему не удавалось выбраться целым и невредимым.
3.05.2015
Я ничего не забыла, просто не было времени. Благодарному подписчику за призовой 6666 вопрос на аске по Вашей идее. По Вашей и немного моей отсебятины.
— Пристегните ремни те, кто до сих пор не удосужился этого сделать. И начинайте молиться.
Спокойной размеренный тон из громкоговорителя. Последние слова, которые я запомнила перед тем, как наш самолет обрушился. Не было паники, страха, не было ничего. Скорее, смирение и принятие неизбежного. Законы физики действуют на тысячи лет дольше, чем живет человек, и спорить с ними тщетно и бессмысленно. Сердцебиение замедляется. Удар, удар, удар. Земля все ближе. Закрыть глаза... С детства родители уверяли, что если зажмуриться, ничего страшного не произойдет, просто не сможет; и любое чудовище тут же спрячется за диван вместе со своими страшными когтистыми лапами... Глупо избегать именно так крушения самолета, но... Рывок и затем - ничего... Ничего не помню в течение долгого периода времени. Головная боль... Она ударяет по мне, заставляя прийти в себя. Первой рассудок посещает мысль, что я, скорее всего, в аду. В этом аду шумят деревья, воздух пахнет чем-то соленым и свежим, и у меня разрывается голова. Резкая стрельба по вискам и в затылок. Открываю глаза. Кромка песка, рядом огромный валун, и, насколько только видно горизонт, бескрайние морские волны. Пытаясь проверить уцелело ли хоть что-то, шевелю руками и ногами, и они отвечают мне дикой болью во всех мышцах и суставах. Но все же двигаться мне позволено, а значит от переломов меня уберегло. Хорошо. Я несколько минут вглядываюсь в кромку горизонта, позволяя себе дивную роскошь отдохнуть. Бирюзовые волны плещутся и яростно бьются о берег, налетая с размаха и оставляя клочья белой пены на песке. Должно быть красиво. По-своему. Для романтиков. Но не для потерпевших крушение. Наверное, здесь должен быть еще кто-то. Кроме меня. Самолет был полон людей. Там даже летел мужчина, который мне понравился. К нему несколько раз обращался его сосед, называя его Рональдом, на что он отвечал рассеянной, но от того не переставшей выглядеть привлекательно улыбкой. На указательном пальце его правой руки красовался массивный перстень с сапфиром. И в этом была одна из самых странных мистерий. Когда я подняла глаза и осмелилась посмотреть на него снова, перстень исчез. Сам по себе. Я не придала этому особого значения. Я видела также и обручальное кольцо на его руке и поэтому просто перестала в упор на него смотреть. Да, конечно, его глаза с сапфировым оттенком и его улыбка, освещающая собой любое помещение, где бы он ни находился, может и стоили вечной любви и вечных страданий, но я не привыкла брать чужое. Поэтому я тогда просто уткнулась в газету. А сейчас мысль о том, что он, возможно, выжил и нуждается в помощи, придала мне сил и уверенности. Издав нечеловеческий стон, держась рукой за голову, решившую окончательно меня доконать (возможно, что это и сотрясение), второй же опираясь на выступающий из песка валун, я заставила себя подняться. Несметное количество черных мошек летало перед глазами, и сама картинка регулярно расплывалась, как в неистовую жару, когда сам воздух и атмосфера дрожит и искажается от жара, но я сделала мучительный оборот всем корпусом, чуть не сошла с ума от боли и почувствовала резкую тошноту. Силой удерживая себя на поверхности сознания, чтобы его не потерять, я сосредоточилась на увиденном. Пальмы. Джунгли. Очень мило. Я на необитаемом острове, скорее всего густо населенном дикарями, и, возможно, одним человеком, сидящим в бункере и каждые двадцать четыре часа жмущим на кнопку, чтобы остановить конец света. Я не могла не иронизировать на тему так популярного в свои годы телесериала-хита "Остаться в живых", учитывая столь схожие обстоятельства. Что ж. Углубимся в джунгли и проверим. Есть ли там "другие" и "чужие"...
***
"Другие" там, определенно, были. Еще двое мужчин с нашего рейса уже бродили в поисках чего-нибудь съестного, когда я наткнулась на самолет. Надпись "Генезис" витиеватым шрифтом проходила по его боковой стороне. Трупов нигде не было видно, но я знала наверняка, что их десятки. Одно крыло оторвало, видимо, где-то посреди джунглей, и, догорая, самолет лежал на боку, с открытой дверью, выбитыми стеклами на окнах и надломленным вторым крылом. Жуткое зрелище. Я даже не пыталась анализировать, как после такого мне и некоторым другим удалось выжить. Я сочла должным считать это чудом.
— Помогите. Пожалуйста. Кто-нибудь. Дайте воды.
Голос послышался откуда-то слева, и я прибавила шагу, пробираясь через джунгли, орудуя какой-то поднятой с земли корягой. На мгновение я остановилась и отшатнулась. На месте кустов появились коричневые и бежевые пикселы. С минуту я не видела ничего, кроме них, потом же зрение вернулось. Я решила прекратить себя жалеть, но, по всей видимости, у меня действительно было сотрясение, о чем свидетельствовали такие явные зрительные галлюцинации. Я все еще шла на голос, мысленно упрашивая его не замолкать, иначе мой единственный ориентир не стоять на месте и двигаться хоть ради чего-то, лишь бы не упасть, будет утерян. Вскоре я вышла на небольшую поляну. Посреди нее лежал мужчина в белом. Когда глаза привыкли к яркому и болезненному солнечному свету, я разглядела и поняла, что это был Рональд. Одного взгляда на указательный палец его правой руки хватило, чтобы увидеть перстень с сапфиром. Я опустилась на колени, когда в моей голове разразились громовые раскаты, и поползла к нему навстречу.
— С Вами все в порядке? Рональд, верно?..
Он сидел с закрытыми глазами. Усталые губы уже шепотом молили о помощи.
— Да. А Вы кто?
— Я тоже из самолета. Потерпевшая. Меня зовут Лиона. Или Лионора. Можете называть, как хотите. Как Вы себя чувствуете?
— Я не знаю, что со мной, но, возможно, у меня сломана нога. Она... Очень сильно болит.
Его лицо искривилось от мучений, когда он попробовал дотянуться рукой до проблемной ноги, чтобы показать эпицентр боли. Я уверенными движениями закатала брючину до колена. Вся моя практика работы с переломами - девять школьных классов уроков по ОБЖ. Лекционно. Исключительно. Нога действительно выглядела очень плохо. Посиневшая и раздутая, но хотя бы обошедшаяся без открытого перелома и ран, которые здесь могли бы загноиться и уничтожить его. Совершенно неизвестно, когда теперь нас найдут. И найдут ли вообще.
— У Вас есть вода, Лиона? — Он улыбнулся, с трудом, не открывая глаз. Видно было, что каждое слово дается ему через боль.
— Поблизости только соленая. Самолет все еще полыхает. Я попробую нанести туда визит. Может, в пластиковых бутылках в багаже, в сумках и найдется что-нибудь. Дай Бог, не расплавившееся и не пропитанное дымом и гарью. Где-то поблизости, наверняка, должен быть источник пресной воды. Я пойду на его поиски.
Я сняла с себя испачканную сажей белую блузку.
— Жаль, не в других обстоятельствах. Рональд - все, о чем ты мечтала, думая о мужчине. — Тихо пропело подсознание.
— Заткнись. — С милой улыбкой парировала ему я. Благо, некому было увидеть и услышать, как я тихо разговариваю со своим внутренним "я".
Скрутив блузку в качестве жгута, я зафиксировала ногу мистера Рональда. Теперь ему нужен покой.
— Я найду источник и принесу воду. — Негромко сказала я, крепко сжав его руку в ладони. Его правую руку, на которой НЕ оказалось массивного сапфирового перстня. Это заставляло призадуматься о некой дьявольщине, творившейся последние сутки. Ведь такое произошло уже дважды.
Вооружившись палкой поувесистее, я двинулась вглубь джунглей по наитию.
***
Я двигалась по направлению на север, все дальше углубляясь в джунгли на поиски источника, пробивая себе дорогу сквозь лианы палкой и делая зарубки на деревьях карманным складным ножом, чудом удержавшимся в кармане моих джинс, чтобы вернуться обратно к Рональду.
"Хоть я не надеюсь вернуться назад. Хоть я не надеюсь..." — Почему-то очень некстати вспомнились строчки из новеллы Тима Уинтона.
Первым, что я нашла по курсу, было оторванное крыло с надписью "Генезис". В сорока минутах ходьбы от самого самолета. Странно. Но. Я снова не придала значения странностям.
В следующий раз галлюцинация посетила меня прямо перед тем, как я, наконец, обнаружила источник питьевой воды.
Бежевые и коричневые пикселы перед глазами вновь сменили картину джунглей, и в ушах послышался полушепот, переходящий в крик:
— Добавьте еще "Пропазина". Симуляция истощается.
Удар в голову...
Я очнулась минут через пять. Перекатилась со спины на живот. Видимо, меня даже вырубило на какое-то время. Я встала на колени и на руки и прямо перед собой увидела источник. Чистый. Прозрачный. Громко выдохнув от облегчения, я поползла к нему, не в силах подняться на ноги. Умылась, попутно охлаждая руки, шею и грудь. Волосы окунулись в воду и, когда я выпрямилась в полный рост, меня даже слегка начал пробивать озноб от контраста температур. Сидя на корточках и набрав воды в ладони, я сделала глоток ледяной жидкости в измученное и пересохшее горло. Вода будто бы омыла не только горло и пищевод, но и легкие, потому что дышать стало значительно легче. Я оглянулась в поисках... В поисках чего-нибудь. Так скоропалительно покинув место крушения, желая найти источник воды, я не удосужилась поискать тару, в которую эту воду можно было бы, собственно, набрать. В паре метров от меня стоял портфель. Странно. Пару минут назад я была готова поклясться, что его здесь не было. Кто-то играет с нами злые шутки или действительно следит. Создавалось жуткое ощущение участия в эксперименте, в котором сильные мира сего смотрят со стороны с плазменных экранов своих мониторов на тебя, не принимая участия, и наблюдают за тем, как ты, слабая и беспомощная мошка, пытаешься вырваться из пут сложившихся обстоятельств.
— Идите к черту. — Мысленно послала их я, кем бы они ни были, и расстегнула молнию портфеля. Внутри оказались две пустые фляги, веревка, коробок спичек (я молилась Богу, чтобы не отсыревших), три достаточно новых на вид ножа, мази и таблетки, названий которых я почему-то не смогла рассмотреть и три банки с консервами. Наполнив фляги до краев, я закинула рюкзак за спину и двинулась по проторенной тропинке и зарубкам на деревьях назад. По дороге обратно зрительные галлюцинации не догнали меня ни разу, и, уже вскоре, я поила Рональда из фляги. Я помогла ему умыться и ножом вскрыла банку консервов. На вкус оказалось как килька в томатном соусе. Мужчина уже более менее пришел в себя. Темнело... Вечер мы провели, рассказывая друг другу старые добрые анекдоты и поедая консервы. Под вечер выкатилось несметное количество звезд на потемневший небосклон, и заметно похолодало. Лишившись своей блузки, сидя на голой земле в одном лифе и джинсах, я начала заметно подрагивать. Собрав немного хвороста, я решила опробовать спички и вскоре весело затрещал костер, над которым я уже разогревала похолодевшие конечности.
— Ты спасла мне жизнь. Спасибо. Без тебя я бы уже умер от жажды.
— Обращайся. — Только и выдавила я, сидя к нему спиной.
— Ты замерзла и дрожишь. Иди сюда.
— Не надо... — Мои зубы стучали от холода. Или от нервов.
— Прекрати строить из себя недотрогу, Лиона. Ни один костер не согреет так, как человеческое тепло.
Я обернулась всем корпусом вбок. Он сидел, улыбаясь и протягивая мне руку с массивным сапфировым перстнем на ней. Было что-то в этих небесно-голубых глазах. Черт. Зачем я протянула свою в ответ... В его объятиях я вскоре окончательно согрелась, и меня потянуло в сон. Моя голова безмятежно покоилась у него на плече, когда он тихо произнес.
— Смотри. Вон "Пояс Ориона". А там дальше "Южный Крест".
— Угу. Гмм. — Что-то нечленораздельно пробурчала я, погружаясь в сон...
***
С утра я намазала ногу Рональда мазью, найденной в портфеле в джунглях. В приложенной аннотации было сказано, что она снимает отеки и воспаление. Что ж. Оставалось лишь проверять и ждать. Тем временем я отправилась в джунгли на поиски какой угодно пищи. Завидев куст с яркими красными ягодами, я двинулась к нему навстречу, когда мое зрение снова "расквадратило" бежевыми и коричневыми пикселами. Я зажмурила глаза. Дернула руками. Я не могу пошевелиться. Не знаю, в чем дело. Медленно открываю глаза. Я лежу на кушетке, к которой ремнями пристегнуты мои руки и ноги. Огромное количество маленьких датчиков и экранов показывают активность моего мозга и других органов.
— Выпустите. Выпустите меня!
Двери с надписью "Генезис" разъезжаются, и в белом халате входит... Рональд. На правой его руке на указательном пальце красуется массивный перстень с сапфиром. Сколько я ни закрываю глаза, снова открывая и пытаясь увидеть джунгли, не только палата не исчезает, но и перстень на его руке.
— Рональд. Рональд. В чем дело? — Я хватаю его за руку, и он, почти брезгливо, выдергивает ее.
— Вы опять ударились головой, и все спуталось в Вашем сознании. Меня зовут Ретт Реннер. А для Вас, моя милая, профессор Реннер. И не меньше.
— Но... Остров. Я должна. Я должна быть там. Я должна вернуться. У меня незаконченное дело. Я не должна быть здесь. Это нереально. Это 1408. Это 1408.* Все ложь.
— У нее сильные галлюцинации. Похоже, что они вызваны путем введения в кровь современных и еще не тестированных наркотических средств для улучшения нейростимуляции мозга. Вколите ей пока успокаивающее. А затем продолжим испытывать. — Холодно молвил Рональд. Или Ретт. Или кем бы он там ни был. — Введя объект в состояние социальной депривации, мы сможем вывести на первый план только нужные нам качества личности: агрессию, мстительность, ненависть и непреклонность. Тогда она станет одной из блестящих и безжалостных убийц современности. Как только из нее вытравится все человеческое...
***
С тех пор, как я совершила вылазку за ягодами, мы голодаем. Рональду становится хуже, а моя голова дает о себе знать. Я уже не встаю с земли. У меня просто нет сил. Реальность вертится, кружится и исходит на пикселы. Голос в голове отдает приказы. Тем, кто выжил, тоже становится нечего есть. С голодными и хищными глазами, они наступают на нас, как стадо голодных зомби.
— Спаси себя. Убей их. — Рональд еле шевелится, но отдает приказ. Кольцо на его пальце то исчезает, то появляется вновь и вновь. Вселенная подрагивает перед глазами, как в жару. Я кидаюсь на огромного мужика, из последних сил пробиваю ему грудину и вырываю сердце. По моей руке стекает кровь, и я слизываю ее. Меня мучает такая жажда, что я не в силах противиться. Я откусываю от этого все еще пульсирующего алого яблока. Мое лицо в крови. Пикселы квадратят мое сознание...
Я в одной белой ночнушке посреди тесного замкнутого пространства с коричнево-бежевыми стенами. В руке у меня еще бьется сердце, а мои волосы, губы и рот безобразно измазаны кровью. У меня под ногами лежит труп ребенка. Маленькой девочки лет трех-четырех. В темном углу моего заточения в кресле с витиеватыми железными подлокотниками сидит Ретт Реннер в черном, с черными очками, скрывающими его сапфировые глаза. Светлые волосы уложены весьма небрежно. На пальце - все тот же перстень. Он улыбается. Широко, открыто, весело.
— Скотина, я тебя убью. Ты заставил меня убить ребенка!
— Но ты же думала, что убиваешь врага. В этом вся суть симуляции. Все не то, чем кажется. — Он подошел ко мне вплотную. — Давай, убивай.
Он коснулся пальцами моих окровавленных губ, нахально проникая в рот, сдавил рукой мою шею, а затем двинулся к груди, сжав ее крепко-накрепко.
— Оставь меня в покое!
— Зачем? — Он нагло улыбнулся и впился мне в рот поцелуем. Вроде бы мне даже удалось укусить ублюдка.
Затем он включил диктофон и заговорил размеренно и спокойно. — Объект находится в крайней степени возбуждения. Зрачки расширены, дыхание прерывистое. Ее заводит вкус крови. И близость ее идеала. Она практически готова к своей миссии.
— Ты не заставишь меня работать на себя. — Я сплюнула на пол.
— Я уже делаю с тобой все, что захочу. — Он отшвырнул меня к стене и вжался в меня всем телом. — Не забывай, что контракт с "Генезисом" ты подписала собственными руками. Может, действие опиатосодержащих тестеров и смутило твое сознание, но где-то там, в глубине твоей хорошенькой головки ты все помнишь. Как была мне равной. Из одной касты. Но продала себя в рабство добровольно. И стала коленопреклоненной перед своим господином рабой. Ниц, вещь.
Я медленно опустилась на колени. В голосе Реннера сквозил лед; я была не в силах ему сопротивляться.
— Вспоминай. Вспоминай, на что подписалась.
И я все вспомнила. Мир пережил Апокалипсис. И после него выжило только два класса. Две касты. Профессоров-ученых и нищих Тестеров, на которых они начали ставить эксперименты. Чтобы держать людей в повиновении во избежании войны, элита Профессоров с помощью изобретений новейших наркотиков выбирала пятерых Тестеров из всего населения в год и лишала их всего человеческого. Они становились Беспрекословными. Слушались только своих Профессоров, забывали о своей семье, о человеческих чувствах. Им было не важно, кто встал у них на пути: слабая женщина или ребенок. Если Профессор дает распоряжение, Тестер, ставший Беспрекословным, убивает без всякого сожаления и сопротивления. Так они и получили название. Армия Беспрекословных защищала элиту Профессоров от возможных нападок бунтующих Тестеров на протяжении уже около ста лет. Новых пятерых выбирали ежегодно на замену погибшим за год. А я. Я была рождена в семье Профессоров. Но я добровольно сдалась в эту клинику. Я помню, как своей рукой подписала договор с "Генезисом", что отказываюсь от всего, что делает меня человеком, от своей сути, попадаю под распоряжение Ретта Реннера и становлюсь его Беспрекословной защитницей. Без чувств и эмоций. С моим мозгом проделывали ужасающие испытания. Вроде симуляции с островом. Спросите, зачем я это сделала?.. У меня выбора особого не было. Я работала начинающей лаборанткой у Реннера, когда окончательно и бесповоротно влюбилась в него. Но любой Профессор в двадцать два года сам проходит процедуру очищения от человеческих чувств и эмоций. Может, когда-то, до моего рождения, он еще и был нормальным человеком, но сейчас от него осталась лишь оболочка без чувств. Это меня и привлекло. Жесткость, бескомпромиссность, решительность. Ну и конечно, его светлая красота. Красота внешности взамен уродливости гнилой души. Способной убить ни в чем не повинного ребенка.
— Этот ребенок из семьи бунтующих. Революционеров-Тестеров. Если бы у этой девочки был шанс превратиться в девушку, она бы сразу же направилась уничтожить меня и других Профессоров. Ты просто защищала своего Хозяина, Лиона.
— Ты сделал из меня Монстра. Каннибала.
— Это то, чем мы тут занимаемся. Если я буду достаточно вежлив, уважая твои чувства, которые двигали тебя заключить договор с "Генезисом", я даже позволю тебе стать Беспрекословной и немного чувствовать. Чтобы желание защищать своего Господина было еще острее.
Его рука спускалась вниз по моему животу, сдавливая, продвигаясь внутрь так, что я готова была разорваться на куски. Я пламенела, ненавидя его. Ненавидя и любя. Все это время. Что бы я ни делала, он не выходил из моей головы: неправильный, мерзкий, сволочной, убийца. Мой... Желая обрести Его, я продала "Генезису" и опиатосодержащим тестерам душу и рассудок. Бросила семью, друзей, дом. Я была Профессором, а стала нищим Тестером. А что может быть хуже, чем стать подневольным Тестером? Стать Беспрекословной. Без своей воли и души. Полное рабство. Но рабство в Его управлении. И одна эта мысль о том, что я буду служить ему, буду валяться рабой в ногах моего Господина, может даже целовать ему обувь, рождала в моей душе такую бешеную волну импульсов, которой места быть не должно в нормальном человеке. Хотя. Разве же я нормальная? Нормальная никогда бы так не поступила.
— Последняя инъекция. — Прохрипел Реннер, вытащив шприц из кармана. — Мгновенно проходящая боль, и мы будем вместе. Навсегда. Ты будешь служить мне и видеть меня каждый день, находиться рядом, как и желала. Делать отвратительные твоей человеческой природе вещи, но ты не будешь чувствовать угрызений совести за это. Ведь вся твоя работа будет сводиться в угоду служению. Мне. Твоей Альфе и Омеге.
Его колено между моих ног не дало бы мне сбежать. Да и некуда. Да я и не хотела.
Я убрала с шеи волосы и выгнула ее навстречу шприцу. Игла вошла в яремную вену. Расслабление, покой. Он держит меня на руках. Все, что надо. Необитаемый остров, нападение, стресс. Все растворилось и превратилось в череду коричневых и бежевых пикселов...
* — отсылка к фильму 2007 года режиссера Микаэля Хофстрёма по роману Стивена Кинга о номере отеля "Дельфин", из которого ни одному живущему не удавалось выбраться целым и невредимым.
3.05.2015
