Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
#AU #L #R
"Упокой меня, море, пену морскую;
Сильные волны, спойте мне колыбельную...
Если пришлось бы милому не жить на этом свете,
Пусть уж лучше меня не станет... Расплывусь я пеной морскою по синему полотну."
Где-то посреди моря, на самом дне, возвышается печальный и сгорбленный остов-скелет. То есть не что иное, а некогда сиявший великолепием дворец Тритона, морского царя. Ныне царь давно опочил, пять его дочерей прожили свои триста лет до глубокой старости, прежде чем стать коралловыми рифами, а шестая умерла в шестнадцать, став пеной морской. Жертва любви принца по имени Томас. Жертва коварства морской ведьмы по имени Урсулита, которая уж целую вечность обитает в недрах моря, в своем мрачном дворце за стеной из ядовитых и отвратительно-уродливых полипов. Из рода Тритона нас осталось всего двое. Я и моя мать, дочь одной из пяти сестер, которой посчастливилось не обменять свою жизнь и свой хвост на пару подпорок, и, благодаря этому, прожить триста лет.
Я последний раз окинула взглядом полуразрушенный дворец. Несколько веков назад здесь, наверняка, проходили пышные праздненства, лилась музыка и слышался смех шести безмятежных и молоденьких русалочек. Сейчас лишь стены хранят память о былом великолепии, и мне здесь нечего больше делать. Проплывя пару безмолвных рифов и загрязненный нефтью участок воды, в котором задыхалось несколько рыб, я в задумчивости и, глядя на них с сожалением, поплыла дальше. Я уже ничем не смогла бы им помочь. Люди с их человеческим коварством не знали границ. Моя мама рассказывает сказки о том, что когда-то моря были чистыми, и ими дышалось легко и привольно. Для меня эти старые и окутанные романтикой времена - пережиток прошлого, как и то, что когда-то дворец был не разрушенным и прогнившим скелетом, а прекрасным и дивным сооружением из чистого золота.
Я тихо проплыла мимо аккуратного и уютного домика и устремилась вниз, в глубину, пока не остановилась у растущих из-под песка полипов.
Черный замок морской ведьмы - вот, что осталось неизменным за все это время. За время, пока длилась история моей пратетки и ее сестер, а также их родителей. Полипы - верные стражи врат ее царства. Я поплыла мимо них. Они так и изворачивались ухватить меня за руку, хвост или за каштановую прядь волос. Вопреки тому, что вы о них знаете из сказок - они не ядовиты. Это их форма общения и даже игры в каком-то смысле. Всем здесь как-то не по себе. Даже им. Территория замка ведьмы - единственное место, где ничего не растет. Как на выжженной пустоши. Мимо меня, злобно шипя и балансируя хвостами, проплыли две мурены.
— Урсулита. — Тихо позвала я.
Она - важная персона, и к тому же - ведьма. И хоть я с ней дружу практически с детства, она - сила, с которой приходится считаться, чтобы не превратиться в один из полипов. Поэтому, входя на ее территорию, я даже разговаривать начинала шепотом.
— Лариэль. — Она появилась как из ниоткуда. Черные волосы, бледная кожа, ясные голубые глаза, облаченная в черное платье. Одним щупальцем в знак приветствия она приобняла меня за плечи. Я смущенно улыбнулась.
— Какой-то морячок обронил. Они такие глупые. Уронить на дно океана амброзию. — Урсулита показала мне бутылку. На этикетке крупными буквами было написано: "Абсент". Открыв ее, она сделала глоток и даже не поморщилась. — Будешь? — Спросила она, протягивая ее мне. — Здорово успокаивает нервы.
— Нет. Спасибо. — Я улыбнулась и присела на камень, опустив хвост. — Расскажи мне, что там снаружи. Ты была там неоднократно. Мне же разрешено всплыть только через несколько месяцев, как исполнится шестнадцать.
— Знаешь. — Ведьма присела рядом, одной рукой помешивая в котле пузырящееся зеленым зелье, другой приобняв меня. — На поверхности в заливе есть оперный театр, и каждый день оттуда доносятся такие красивые звуки музыки, что перехватывает дыхание. А на закате там особенно красиво. Когда он кроваво-алый, как цвет спелой вишни или свежевыжатой крови. Когда все-таки выплывешь, держись подальше от кораблей.
— Если вообще меня выпустят на поверхность. Матушка из последних сил хочет удержать меня здесь, на дне морском. — Я с досады ударила по камню кулаком.
— Она даже отсюда стремится держать тебя подальше, а ты о земле. — Усмехнулась Урсулита. — Все еще не может простить то, что случилось с ее теткой. Как будто я виновата, что эта дура умирала от любви. Я сделала все, что было в моих силах: дала ей ноги, привела ее к Томасу. Какой лохушкой надо было быть, чтобы все испортить? Вирче, - мадам, на которой он женился, на внешность была раз в сто хуже твоей пратетки. Та просто находясь в стадии депрессии от того, что лишилась языка и возможности петь, перестала делать ради Томаса вообще, что могла бы делать. У нее была славная смазливая мордашка, точеная фигурка, шикарные волосы, как у тебя, и ноги. НОГИ, а не хвост. Она могла его соблазнить, и он бы женился на ней. А она все прощелкала и дождалась того, что Томас устал ждать, пока она перестанет лить слезы в подушку по утере голоса и обратит на него внимание. Вирче не была красавицей. Зато умела удержать внимание мужчины и вытащить из души привязанность к себе. Ну стала эта дуреха пеной морской и что теперь? Велика проблема. Она была слабой и туповатой. Меня боялась, даже полипов боялась. В наше время она вообще жизнь в море бы не потянула. Нефть стала бы концом ее бытия и трагедией для психики. Ты первая из рода Тритона, кто вообще захотел со мной дело иметь. Респект Лариэль. Я, пожалуй, выпью за твое здоровье.
— Вода стала холоднее на несколько градусов. — Я зябко поежилась. — Вечер входит в права. Мне пора. Иначе покоя мне дома не будет.
— Тебе и так его не будет. — Резонно заметила она. — Так хоть время хорошо провела.
— Ищем плюсы в минусах. — Я обняла подругу на прощание и улыбнулась ей.
***
Люсиль уже не оставила рифа на рифе в домике, когда я подплывала ближе.
— Я сколько раз тебе говорила не плавать к ведьме. Затащит на дно, погубит, погубит. Тебе недостаточно того, что это черное создание Морского Дьявола, погубило твою пратетку?
— Моя пратетка была глупой. И сама себя погубила. — Резонно заметила я и почувствовала обжигающую боль на левой щеке. Мать впервые дала мне пощечину.
— Даже не смей.
— Хорошо, не буду.
— Ты не поплывешь на поверхность даже после исполнения шестнадцати лет. Я тебе запрещаю!!!
— Я не спрашиваю разрешения, мам. Я пойду спать. Спокойной ночи.
Так я уплыла к себе в спальню.
***
Позднее закатное солнце, слепящее глаза своим матовым алым светом. Тонкая лиричная музыка, льющаяся из высокого здания Театра Оперы. Чайки в небе над заливом. Прекрасная картина. Если б я умела плакать, наверное, заплакала бы всенепременно. Я могла бы вечно любоваться красотами поверхности, но другое мне на судьбе было написано. В белых брюках, белой футболке и белой расстегнутой рубашке он шел по кромке воды и земли. Задумчивый, погруженный в себя. Он затмевал собой даже солнце. Энергией жизни, искренности и тепла. А его синие глаза были сравнимы лишь с сапфирами, которые штабелями лежали на дне морском в открытых сундуках. Я невольно залюбовалась его стройной фигурой и походкой. На вид ему можно было бы дать не больше тридцати шести. (Знать человеческие меры возраста и примерно догадываться о том, сколько лет человеку, меня учила еще бабушка в детстве, читая мне книги о людях с большими и красочными картинками). Реально же я ничего не знала о нем, даже имени. Но что-то разорвавшееся внезапно и бесповоротно в сердце, когда я увидела его, подсказало мне, что рано или поздно я захочу знать о нем все...
Какое-то время он еще шел по песку и кромке воды, пока внезапно не упал, забившись в конвульсиях. Я со своего места рванула навстречу. Подобравшись вплотную, я сняла с него рубашку и приподняла футболку. Мои догадки оказались правдивы. Зловредная магия. Каждая вена в его теле из синей стала черной, даже на лице. Сами чернила не могли бы похвастаться таким оттенком цвета ночи. (Про чернила мне, конечно же, рассказывала Урсулита).
Я вытащила ракушку из волос и сделала тонкий разрез на его руке в области вен. Чернила заструились, начав вытекать из раны, а я, склонившись над ним, читала заговоры (которым меня научила морская ведьма) на восстановление здоровья, духа, сил, как мантру раз сорок. И это подействовало. Вся чернь вышла из него, разлившись по песку, а он просто уснул. Тихо я покинула и его, и поверхность земли, уповая на то, что его отыщут люди, он очнется, и все у Мистера Голубые Глаза будет хорошо в жизни.
***
В тоске плыла я на самое дно. Раздраженно отмахнулась от полипов и села на камень, даже не поздоровавшись с Урсулитой, погруженная напрочь в свои мысли.
— Эй, Лариэль. Ты в порядке? — Она взяла меня за руку, и что-то переменилось в ее лице. — Ты с кого снимала проклятие?
Я быстро бросила взгляд на запястье. Его прорезала сетка маленьких черных вен. Проклятие частично передалось мне. Я раздраженно отмахнулась. — Это не важно.
— Еще как важно.
Урсулита долго химичила у котла, прежде чем дала мне красновато-черное зелье и потребовала. — Пей.
На вкус оно оказалось кисло-сладким. Как только я его проглотила, чернота в моем теле змейкой скользнула по всем венам и черной струйкой дыма с зловонным шипением вытянулась наружу, бесследно растворившись в воздухе.
— Оо, да тут рациональность на мгновение выключилась. Неужели влюбилась? Да, я даже вижу в кого. Неужели у вашей семейки это наследственное и записано в днк? Ты знаешь, что он - потомок Томаса, из-за которого отдала жизнь твоя пратетка?
Я вспыхнула, осознав, что все равно от взора ведьмы ничего бы не скрыла, и, тупо уставившись в одну точку, произнесла. — Забери мой язык. Дай мне ноги. Умоляю. — На глазах моих выступили слезы.
— Ушам своим не верю. История повторяется. Почему я должна помогать тебе сгинуть?
— Потому что ты - моя подруга.
— Как твоя подруга я даю тебе смачный пинок, чтоб кубарем летела до дома.
— Урсу...
— Нет. Молчи. Правила останутся те же. Поэтому предотвратить твою смерть, если он женится на другой, будет уже не в моей власти.
— И не надо!
— Знаешь. Знаешь, что за восемь сотен лет, потерянных на дне, ты первая, кто стал моим другом?
— Знаю. Именно поэтому и прошу. Ты должна мне помочь.
— У тебя есть другой вариант, если хочешь обладать потомком Томаса. — У Урсулиты потемнел взгляд, и вся она сделалась мрачнее грозовой тучи. — Я тоже любила. Единожды за все восемь сотен лет. Прекрасного черновласого барда, игравшего на лютне. Он вроде и симпатизировал мне, и в то же время отталкивал и сопротивлялся. Мне надоело ждать и думать о том, что он хочет, и теперь он мой. Он мой навеки. Ты еще слишком молода и ипохондрична, чтобы понять, что Любовь и Смерть - одно и то же.
Урсулита щелкнула пальцами, и несколько полипов расступилось, являя взгляду намертво заплетенного в их объятия барда вместе с его лютней. Он был одет в черное, а его завитые черные волосы спускались ниже плеч. Голова безвольно висела опущенной. Глаза были закрыты. Лицо Утопленника не посетила одутловатость, он не покрылся тиной или ряской. Она за ним следила. И сохраняла его тело в порядке своей магией. Подойдя ближе, она любовно убрала прядку волос с его лица и поцеловала в губы, прошептав себе под нос едва различимо. — Вот и все, что было. Вот и все, что будет.
Я отвернулась, не в силах смотреть. Даже на секунду не могла представить, что у меня могло бы хватить сил поступить так же.
— Для меня это не вариант. — Голос мой скрежетал глухо и надломленно. — Если он умрет, я потеряю часть себя. Огромную часть. Я не хочу все отведенное мне время плавать вокруг его остова и петь Лакримозу, которую мы поем на похоронах, когда наши близкие становятся коралловыми рифами. Люди не выживают под водой. Зато я смогла бы выжить на земле. Тебе что, я не пойму, трудно сделать еще одно зелье по старому рецепту?
— Идиотка. Я ее спасти пытаюсь, а она сама лезет на терновый шип. Да на. Держи, держи мое зелье. — Урсулита долго химичила у котла, добавляя разные снадобья, включая собственную кровь. Потом она вырезала мне язык и заставила выпить зелье. — Легенда обросла сведениями, но уже мало кто помнит, что плата за ноги - не только язык, но еще и боль. Каждый раз как ты будешь делать шаг, ты будешь чувствовать будто идешь по ножам. Боль будет такой, что терпеть будет практически невозможно. Не знаю как с твоим складом характера ты это стерпишь. Но смотри, если допустишь еще одну Вирче в его жизнь, ты пропала. Я уже ничем не смогу помочь, и история повторится. Плыви наверх, да домой не заходи. Нет у тебя больше дома.
Одним кивком головы я ее поблагодарила и, стирая слезы, поплыла мимо дома матери. Наверное, она готовит что-нибудь сейчас на ужин. И, наверное, она не простит Урсулиту. Это случилось. Благодаря силам морской ведьмы над мной навис домокловым мечом смертный приговор. Но мать никогда не смирится, что подпись в нем поставила я сама. До конца своей жизни она будет винить Урсулиту, которая не хотела ничего подобного для меня.
Ранним утром я всплыла наверх возле огромного оперного театра...
***
Раздумывая над планом действий, я одиноко сидела на кромке земли мыса. Грудь мою прикрывали волосы, но в остальном я была как новорожденный младенец. Мне было не во что одеться.
Какая-то пара прошла мимо, и мужчина резонно заметил. — Это не нудистский пляж, девочка. Иди и оденься.
Я проигнорировала. Что я могла сказать. Я даже не надеялась, что могу встретить его, не пройдя пешком на ножах весь город. Здесь нет опечатки, дорогие читатели. Ноги мои стали обоюдоострыми мечами, пронзающими мое бедное сердце. Я сделала всего пару шагов, выходя из воды, и дважды поперхнулась и выдала нечленораздельный стон. Мне казалось, что из моих ног по одному выдергивали аксоны и нейроны. Я просидела так до вечера, не зная, что мне делать и куда идти. А потом снова увидела его. Он шел по кромке воды, устремив взгляд в горизонт. Я невольно залюбовалась, забыв и о ногах, и о потерянном голосе, и о утерянном доме. Все в его фигуре так и притягивало мой взгляд. Потом он увидел меня и изменился в лице.
— Я видел сквозь сон. Это ты меня спасла. Я с каждым днем слабел. Чары колдуна уничтожали меня, а ты просто разрушила мое проклятие. А потом обняла и успокоила. Я знаю, что это ты. Ты так чудесно напевала что-то себе под нос. Кажется, это была песня: "Прощай, любовь моя, прощай".
Он крепко держал меня в своих объятьях. Обнаженная я млела от ощущения его прикосновений к холодному и мокрому телу. Синие глаза смотрели в мои карие. На миг все было так как нужно. А потом он просто забрал меня с собой.
Настало счастливое время жизни. Иронично он называл меня диким найденышем, но брал с собой каждый раз на съемки. И хоть каждый шаг мне давался дикой болью, я улыбалась сквозь слезы, глядя на него. На днях у него стартовал новый проект. И началось все со съемок в искусственной модели самолета, где он заменял пилота. Злодеи и герои... Героем в этом фильме был невысокий брюнет, присутствие которого в ленте гарантировало присутствие десятков и сотен восхищенных и истомленных особ. Не знаю, что они в нем находили.
Моя Вселенная вращалась вокруг единственного Солнца, неотразимого в черном строгом костюме и темных очках, схватившего за руку темнокожую девушку... А позже убиенного главным злодеем по ошибке. В черной кожаной куртке.
Так шел день за днем. Лента попала в кинотеатры, а мы - на большую премьеру. Он везде за собой таскал своего дикого найденыша, представляя меня своим друзьям. Не знаю, какой забавой или игрушкой я была для Мистера Голубые Глаза, потому что все изменилось с тех пор, как он начал сниматься в новой ленте в роли Короля Вампиров. Тогда-то одна из девушек, игравших невесту-вампиршу, брюнетка, и запала ему в сердце. Я много готовила, но, видимо, она готовила лучше. Я сильно любила. Я отдала свой голос и свой дом. Но лишь сейчас, лежа с ним на одной кровати, положив голову ему на грудь и слушая рассказы о девушке по имени Сильви, я поняла одно, как и писала в стихотворении давних лет:
— Всю жизнь жила тихо
И не понимала,
Не знав злого лиха —
Одной любви мало.
Моей любви было слишком мало. Любви дикого найденыша без голоса. Он терял ко мне интерес, все чаще уносясь мыслями к ней. Я оказалась истинной праплемянницей своей пратетки. А он - истинным потомком принца Томаса.
Он взял меня с собой в Тоскану. Там, когда пришла осень, и пожелтели первые листья на деревьях, он женился на Сильви, а я была вынуждена смотреть, не в силах ничего предпринять...
***
Рассвет мы встречали втроем на огромном корабле. Я даже не знала, как называется река или море или океан под нами. Пара давно уединилась в каюте, а я стояла и смотрела на солнце. Багровое солнце, разлившееся кровью по всему горизонту. Это был последний рассвет в моей жизни. История повторилась. Спустя несколько столетий. Снова. Нет. Я не пойду прощаться. Я растворюсь пеной морской прямо на палубе, и все закончится. Все должно было быть не так... Или именно так и должно было быть, а я была слишком идеалисткой, чтобы признать это. Урсулита меня предупреждала. По сути все они принцы одинаковые. Всем им нужно вкусно есть, сладко спать с женщиной и слышать ее голос. Которого у меня нет, который я обменяла на безумную боль в двух уродских подпорках. Слезы заструились по щекам. Впервые с момента, как я вынырнула у здания Театра Оперы, я пожалела о своем потерянном и прекрасном хвосте. И в общем-то жизни.
Потемнела вода, и само небо потемнело. Надвигалась буря. Нет, не буря. Это всплыла Урсулита. Там, где она проплывала, по волнам пробегали электрические раскаты. Вот она ступила на палубу.
— К черту все. Я забираю тебя домой. Научись любить себя. Даже я такой тряпкой никогда не становилась. Я бы уже прокляла или зарезала, если бы женился на другой. — Она схватила меня за руку и что-то тихо прошептала. Я почувствовала, что мой голос снова при мне.
— Держи. — Она протянула мне длинный изогнутый кривой нож. — Вонзи ему прямо в сердце. И когда его кровь попадет тебе на ноги, ты снова обретешь свой хвост, и мы снова уплывем на дно тусить и славить тлен и декаданс. Давай же, сестра. Осталось несколько минут. У тебя почти нет времени.
Я зашла в каюту. Молодые спали крепко. Я зашла лишь попрощаться. Коснувшись губами его лба, я провела тыльной стороной ладони по щеке. Урсулита когда-то сказала мне одну действительно умную вещь: насильно мил не будешь. Он не виноват в том, что моей судьбой было его полюбить. В его судьбе я не значилась и никогда не буду. И совсем недавно она сказала мне другую вещь: Любовь и Смерть одно и то же. Тогда я ее не поняла. Теперь понимаю. Любовь - это смерть, да. Но если этой смертью можно сохранить чью-то жизнь, во имя жизни любимого, даже во имя его счастья с другой...
Боли в груди больше не осталось. Я была свободна. Меня ничто не сковывало. За моей спиной Урсулита тихо и со злобным надломом молвила:
— Торопись, Лариэль. Иначе я сделаю это за тебя. Как хочешь, но сегодня ты вернешься домой.
— Нет. Не вернусь. — Я впервые подала голос с момента, как он появился. — Моя жизнь ничего не значит, если ему придется умереть.
Я с силой швырнула кинжал через всю каюту и, просвистев в паре сантиметров от уха Урсулиты, он шлепнулся за борт прямиком в воду. Лицо морской ведьмы помрачнело, и она в бешенстве кинулась на меня. — Ты...
— Просто помолчи. У нас нет времени. — Я аккуратно и нежно обняла ее за плечи. — Передай моей матери, что я ее люблю. За эти годы ты стала моей тихой гаванью. Единственным дорогим другом. Мне правда жаль. Я люблю тебя, сестра, и никогда не забуду.
Поцеловав ее в лоб и вырвавшись из ее объятий, я ринулась в соленую воду за борт. Еще долго я слышала обиженный крик обманутой морской ведьмы. А тело мое уже расплывалось белой и прозрачной морской пеной. Мысли тлели. Исчезали. Растворялись одна за одной. Никаких небесных духов и сестер не явилось. Это был истинный конец во всей его красе. Я вспомнила голубые глаза любимого, как сапфиры на дне морском в сундуках. И слезы мои растрепало волнами по всей глади то ли реки, то ли моря, то ли океана...
28.01.2015
"Упокой меня, море, пену морскую;
Сильные волны, спойте мне колыбельную...
Если пришлось бы милому не жить на этом свете,
Пусть уж лучше меня не станет... Расплывусь я пеной морскою по синему полотну."
Где-то посреди моря, на самом дне, возвышается печальный и сгорбленный остов-скелет. То есть не что иное, а некогда сиявший великолепием дворец Тритона, морского царя. Ныне царь давно опочил, пять его дочерей прожили свои триста лет до глубокой старости, прежде чем стать коралловыми рифами, а шестая умерла в шестнадцать, став пеной морской. Жертва любви принца по имени Томас. Жертва коварства морской ведьмы по имени Урсулита, которая уж целую вечность обитает в недрах моря, в своем мрачном дворце за стеной из ядовитых и отвратительно-уродливых полипов. Из рода Тритона нас осталось всего двое. Я и моя мать, дочь одной из пяти сестер, которой посчастливилось не обменять свою жизнь и свой хвост на пару подпорок, и, благодаря этому, прожить триста лет.
Я последний раз окинула взглядом полуразрушенный дворец. Несколько веков назад здесь, наверняка, проходили пышные праздненства, лилась музыка и слышался смех шести безмятежных и молоденьких русалочек. Сейчас лишь стены хранят память о былом великолепии, и мне здесь нечего больше делать. Проплывя пару безмолвных рифов и загрязненный нефтью участок воды, в котором задыхалось несколько рыб, я в задумчивости и, глядя на них с сожалением, поплыла дальше. Я уже ничем не смогла бы им помочь. Люди с их человеческим коварством не знали границ. Моя мама рассказывает сказки о том, что когда-то моря были чистыми, и ими дышалось легко и привольно. Для меня эти старые и окутанные романтикой времена - пережиток прошлого, как и то, что когда-то дворец был не разрушенным и прогнившим скелетом, а прекрасным и дивным сооружением из чистого золота.
Я тихо проплыла мимо аккуратного и уютного домика и устремилась вниз, в глубину, пока не остановилась у растущих из-под песка полипов.
Черный замок морской ведьмы - вот, что осталось неизменным за все это время. За время, пока длилась история моей пратетки и ее сестер, а также их родителей. Полипы - верные стражи врат ее царства. Я поплыла мимо них. Они так и изворачивались ухватить меня за руку, хвост или за каштановую прядь волос. Вопреки тому, что вы о них знаете из сказок - они не ядовиты. Это их форма общения и даже игры в каком-то смысле. Всем здесь как-то не по себе. Даже им. Территория замка ведьмы - единственное место, где ничего не растет. Как на выжженной пустоши. Мимо меня, злобно шипя и балансируя хвостами, проплыли две мурены.
— Урсулита. — Тихо позвала я.
Она - важная персона, и к тому же - ведьма. И хоть я с ней дружу практически с детства, она - сила, с которой приходится считаться, чтобы не превратиться в один из полипов. Поэтому, входя на ее территорию, я даже разговаривать начинала шепотом.
— Лариэль. — Она появилась как из ниоткуда. Черные волосы, бледная кожа, ясные голубые глаза, облаченная в черное платье. Одним щупальцем в знак приветствия она приобняла меня за плечи. Я смущенно улыбнулась.
— Какой-то морячок обронил. Они такие глупые. Уронить на дно океана амброзию. — Урсулита показала мне бутылку. На этикетке крупными буквами было написано: "Абсент". Открыв ее, она сделала глоток и даже не поморщилась. — Будешь? — Спросила она, протягивая ее мне. — Здорово успокаивает нервы.
— Нет. Спасибо. — Я улыбнулась и присела на камень, опустив хвост. — Расскажи мне, что там снаружи. Ты была там неоднократно. Мне же разрешено всплыть только через несколько месяцев, как исполнится шестнадцать.
— Знаешь. — Ведьма присела рядом, одной рукой помешивая в котле пузырящееся зеленым зелье, другой приобняв меня. — На поверхности в заливе есть оперный театр, и каждый день оттуда доносятся такие красивые звуки музыки, что перехватывает дыхание. А на закате там особенно красиво. Когда он кроваво-алый, как цвет спелой вишни или свежевыжатой крови. Когда все-таки выплывешь, держись подальше от кораблей.
— Если вообще меня выпустят на поверхность. Матушка из последних сил хочет удержать меня здесь, на дне морском. — Я с досады ударила по камню кулаком.
— Она даже отсюда стремится держать тебя подальше, а ты о земле. — Усмехнулась Урсулита. — Все еще не может простить то, что случилось с ее теткой. Как будто я виновата, что эта дура умирала от любви. Я сделала все, что было в моих силах: дала ей ноги, привела ее к Томасу. Какой лохушкой надо было быть, чтобы все испортить? Вирче, - мадам, на которой он женился, на внешность была раз в сто хуже твоей пратетки. Та просто находясь в стадии депрессии от того, что лишилась языка и возможности петь, перестала делать ради Томаса вообще, что могла бы делать. У нее была славная смазливая мордашка, точеная фигурка, шикарные волосы, как у тебя, и ноги. НОГИ, а не хвост. Она могла его соблазнить, и он бы женился на ней. А она все прощелкала и дождалась того, что Томас устал ждать, пока она перестанет лить слезы в подушку по утере голоса и обратит на него внимание. Вирче не была красавицей. Зато умела удержать внимание мужчины и вытащить из души привязанность к себе. Ну стала эта дуреха пеной морской и что теперь? Велика проблема. Она была слабой и туповатой. Меня боялась, даже полипов боялась. В наше время она вообще жизнь в море бы не потянула. Нефть стала бы концом ее бытия и трагедией для психики. Ты первая из рода Тритона, кто вообще захотел со мной дело иметь. Респект Лариэль. Я, пожалуй, выпью за твое здоровье.
— Вода стала холоднее на несколько градусов. — Я зябко поежилась. — Вечер входит в права. Мне пора. Иначе покоя мне дома не будет.
— Тебе и так его не будет. — Резонно заметила она. — Так хоть время хорошо провела.
— Ищем плюсы в минусах. — Я обняла подругу на прощание и улыбнулась ей.
***
Люсиль уже не оставила рифа на рифе в домике, когда я подплывала ближе.
— Я сколько раз тебе говорила не плавать к ведьме. Затащит на дно, погубит, погубит. Тебе недостаточно того, что это черное создание Морского Дьявола, погубило твою пратетку?
— Моя пратетка была глупой. И сама себя погубила. — Резонно заметила я и почувствовала обжигающую боль на левой щеке. Мать впервые дала мне пощечину.
— Даже не смей.
— Хорошо, не буду.
— Ты не поплывешь на поверхность даже после исполнения шестнадцати лет. Я тебе запрещаю!!!
— Я не спрашиваю разрешения, мам. Я пойду спать. Спокойной ночи.
Так я уплыла к себе в спальню.
***
Позднее закатное солнце, слепящее глаза своим матовым алым светом. Тонкая лиричная музыка, льющаяся из высокого здания Театра Оперы. Чайки в небе над заливом. Прекрасная картина. Если б я умела плакать, наверное, заплакала бы всенепременно. Я могла бы вечно любоваться красотами поверхности, но другое мне на судьбе было написано. В белых брюках, белой футболке и белой расстегнутой рубашке он шел по кромке воды и земли. Задумчивый, погруженный в себя. Он затмевал собой даже солнце. Энергией жизни, искренности и тепла. А его синие глаза были сравнимы лишь с сапфирами, которые штабелями лежали на дне морском в открытых сундуках. Я невольно залюбовалась его стройной фигурой и походкой. На вид ему можно было бы дать не больше тридцати шести. (Знать человеческие меры возраста и примерно догадываться о том, сколько лет человеку, меня учила еще бабушка в детстве, читая мне книги о людях с большими и красочными картинками). Реально же я ничего не знала о нем, даже имени. Но что-то разорвавшееся внезапно и бесповоротно в сердце, когда я увидела его, подсказало мне, что рано или поздно я захочу знать о нем все...
Какое-то время он еще шел по песку и кромке воды, пока внезапно не упал, забившись в конвульсиях. Я со своего места рванула навстречу. Подобравшись вплотную, я сняла с него рубашку и приподняла футболку. Мои догадки оказались правдивы. Зловредная магия. Каждая вена в его теле из синей стала черной, даже на лице. Сами чернила не могли бы похвастаться таким оттенком цвета ночи. (Про чернила мне, конечно же, рассказывала Урсулита).
Я вытащила ракушку из волос и сделала тонкий разрез на его руке в области вен. Чернила заструились, начав вытекать из раны, а я, склонившись над ним, читала заговоры (которым меня научила морская ведьма) на восстановление здоровья, духа, сил, как мантру раз сорок. И это подействовало. Вся чернь вышла из него, разлившись по песку, а он просто уснул. Тихо я покинула и его, и поверхность земли, уповая на то, что его отыщут люди, он очнется, и все у Мистера Голубые Глаза будет хорошо в жизни.
***
В тоске плыла я на самое дно. Раздраженно отмахнулась от полипов и села на камень, даже не поздоровавшись с Урсулитой, погруженная напрочь в свои мысли.
— Эй, Лариэль. Ты в порядке? — Она взяла меня за руку, и что-то переменилось в ее лице. — Ты с кого снимала проклятие?
Я быстро бросила взгляд на запястье. Его прорезала сетка маленьких черных вен. Проклятие частично передалось мне. Я раздраженно отмахнулась. — Это не важно.
— Еще как важно.
Урсулита долго химичила у котла, прежде чем дала мне красновато-черное зелье и потребовала. — Пей.
На вкус оно оказалось кисло-сладким. Как только я его проглотила, чернота в моем теле змейкой скользнула по всем венам и черной струйкой дыма с зловонным шипением вытянулась наружу, бесследно растворившись в воздухе.
— Оо, да тут рациональность на мгновение выключилась. Неужели влюбилась? Да, я даже вижу в кого. Неужели у вашей семейки это наследственное и записано в днк? Ты знаешь, что он - потомок Томаса, из-за которого отдала жизнь твоя пратетка?
Я вспыхнула, осознав, что все равно от взора ведьмы ничего бы не скрыла, и, тупо уставившись в одну точку, произнесла. — Забери мой язык. Дай мне ноги. Умоляю. — На глазах моих выступили слезы.
— Ушам своим не верю. История повторяется. Почему я должна помогать тебе сгинуть?
— Потому что ты - моя подруга.
— Как твоя подруга я даю тебе смачный пинок, чтоб кубарем летела до дома.
— Урсу...
— Нет. Молчи. Правила останутся те же. Поэтому предотвратить твою смерть, если он женится на другой, будет уже не в моей власти.
— И не надо!
— Знаешь. Знаешь, что за восемь сотен лет, потерянных на дне, ты первая, кто стал моим другом?
— Знаю. Именно поэтому и прошу. Ты должна мне помочь.
— У тебя есть другой вариант, если хочешь обладать потомком Томаса. — У Урсулиты потемнел взгляд, и вся она сделалась мрачнее грозовой тучи. — Я тоже любила. Единожды за все восемь сотен лет. Прекрасного черновласого барда, игравшего на лютне. Он вроде и симпатизировал мне, и в то же время отталкивал и сопротивлялся. Мне надоело ждать и думать о том, что он хочет, и теперь он мой. Он мой навеки. Ты еще слишком молода и ипохондрична, чтобы понять, что Любовь и Смерть - одно и то же.
Урсулита щелкнула пальцами, и несколько полипов расступилось, являя взгляду намертво заплетенного в их объятия барда вместе с его лютней. Он был одет в черное, а его завитые черные волосы спускались ниже плеч. Голова безвольно висела опущенной. Глаза были закрыты. Лицо Утопленника не посетила одутловатость, он не покрылся тиной или ряской. Она за ним следила. И сохраняла его тело в порядке своей магией. Подойдя ближе, она любовно убрала прядку волос с его лица и поцеловала в губы, прошептав себе под нос едва различимо. — Вот и все, что было. Вот и все, что будет.
Я отвернулась, не в силах смотреть. Даже на секунду не могла представить, что у меня могло бы хватить сил поступить так же.
— Для меня это не вариант. — Голос мой скрежетал глухо и надломленно. — Если он умрет, я потеряю часть себя. Огромную часть. Я не хочу все отведенное мне время плавать вокруг его остова и петь Лакримозу, которую мы поем на похоронах, когда наши близкие становятся коралловыми рифами. Люди не выживают под водой. Зато я смогла бы выжить на земле. Тебе что, я не пойму, трудно сделать еще одно зелье по старому рецепту?
— Идиотка. Я ее спасти пытаюсь, а она сама лезет на терновый шип. Да на. Держи, держи мое зелье. — Урсулита долго химичила у котла, добавляя разные снадобья, включая собственную кровь. Потом она вырезала мне язык и заставила выпить зелье. — Легенда обросла сведениями, но уже мало кто помнит, что плата за ноги - не только язык, но еще и боль. Каждый раз как ты будешь делать шаг, ты будешь чувствовать будто идешь по ножам. Боль будет такой, что терпеть будет практически невозможно. Не знаю как с твоим складом характера ты это стерпишь. Но смотри, если допустишь еще одну Вирче в его жизнь, ты пропала. Я уже ничем не смогу помочь, и история повторится. Плыви наверх, да домой не заходи. Нет у тебя больше дома.
Одним кивком головы я ее поблагодарила и, стирая слезы, поплыла мимо дома матери. Наверное, она готовит что-нибудь сейчас на ужин. И, наверное, она не простит Урсулиту. Это случилось. Благодаря силам морской ведьмы над мной навис домокловым мечом смертный приговор. Но мать никогда не смирится, что подпись в нем поставила я сама. До конца своей жизни она будет винить Урсулиту, которая не хотела ничего подобного для меня.
Ранним утром я всплыла наверх возле огромного оперного театра...
***
Раздумывая над планом действий, я одиноко сидела на кромке земли мыса. Грудь мою прикрывали волосы, но в остальном я была как новорожденный младенец. Мне было не во что одеться.
Какая-то пара прошла мимо, и мужчина резонно заметил. — Это не нудистский пляж, девочка. Иди и оденься.
Я проигнорировала. Что я могла сказать. Я даже не надеялась, что могу встретить его, не пройдя пешком на ножах весь город. Здесь нет опечатки, дорогие читатели. Ноги мои стали обоюдоострыми мечами, пронзающими мое бедное сердце. Я сделала всего пару шагов, выходя из воды, и дважды поперхнулась и выдала нечленораздельный стон. Мне казалось, что из моих ног по одному выдергивали аксоны и нейроны. Я просидела так до вечера, не зная, что мне делать и куда идти. А потом снова увидела его. Он шел по кромке воды, устремив взгляд в горизонт. Я невольно залюбовалась, забыв и о ногах, и о потерянном голосе, и о утерянном доме. Все в его фигуре так и притягивало мой взгляд. Потом он увидел меня и изменился в лице.
— Я видел сквозь сон. Это ты меня спасла. Я с каждым днем слабел. Чары колдуна уничтожали меня, а ты просто разрушила мое проклятие. А потом обняла и успокоила. Я знаю, что это ты. Ты так чудесно напевала что-то себе под нос. Кажется, это была песня: "Прощай, любовь моя, прощай".
Он крепко держал меня в своих объятьях. Обнаженная я млела от ощущения его прикосновений к холодному и мокрому телу. Синие глаза смотрели в мои карие. На миг все было так как нужно. А потом он просто забрал меня с собой.
Настало счастливое время жизни. Иронично он называл меня диким найденышем, но брал с собой каждый раз на съемки. И хоть каждый шаг мне давался дикой болью, я улыбалась сквозь слезы, глядя на него. На днях у него стартовал новый проект. И началось все со съемок в искусственной модели самолета, где он заменял пилота. Злодеи и герои... Героем в этом фильме был невысокий брюнет, присутствие которого в ленте гарантировало присутствие десятков и сотен восхищенных и истомленных особ. Не знаю, что они в нем находили.
Моя Вселенная вращалась вокруг единственного Солнца, неотразимого в черном строгом костюме и темных очках, схватившего за руку темнокожую девушку... А позже убиенного главным злодеем по ошибке. В черной кожаной куртке.
Так шел день за днем. Лента попала в кинотеатры, а мы - на большую премьеру. Он везде за собой таскал своего дикого найденыша, представляя меня своим друзьям. Не знаю, какой забавой или игрушкой я была для Мистера Голубые Глаза, потому что все изменилось с тех пор, как он начал сниматься в новой ленте в роли Короля Вампиров. Тогда-то одна из девушек, игравших невесту-вампиршу, брюнетка, и запала ему в сердце. Я много готовила, но, видимо, она готовила лучше. Я сильно любила. Я отдала свой голос и свой дом. Но лишь сейчас, лежа с ним на одной кровати, положив голову ему на грудь и слушая рассказы о девушке по имени Сильви, я поняла одно, как и писала в стихотворении давних лет:
— Всю жизнь жила тихо
И не понимала,
Не знав злого лиха —
Одной любви мало.
Моей любви было слишком мало. Любви дикого найденыша без голоса. Он терял ко мне интерес, все чаще уносясь мыслями к ней. Я оказалась истинной праплемянницей своей пратетки. А он - истинным потомком принца Томаса.
Он взял меня с собой в Тоскану. Там, когда пришла осень, и пожелтели первые листья на деревьях, он женился на Сильви, а я была вынуждена смотреть, не в силах ничего предпринять...
***
Рассвет мы встречали втроем на огромном корабле. Я даже не знала, как называется река или море или океан под нами. Пара давно уединилась в каюте, а я стояла и смотрела на солнце. Багровое солнце, разлившееся кровью по всему горизонту. Это был последний рассвет в моей жизни. История повторилась. Спустя несколько столетий. Снова. Нет. Я не пойду прощаться. Я растворюсь пеной морской прямо на палубе, и все закончится. Все должно было быть не так... Или именно так и должно было быть, а я была слишком идеалисткой, чтобы признать это. Урсулита меня предупреждала. По сути все они принцы одинаковые. Всем им нужно вкусно есть, сладко спать с женщиной и слышать ее голос. Которого у меня нет, который я обменяла на безумную боль в двух уродских подпорках. Слезы заструились по щекам. Впервые с момента, как я вынырнула у здания Театра Оперы, я пожалела о своем потерянном и прекрасном хвосте. И в общем-то жизни.
Потемнела вода, и само небо потемнело. Надвигалась буря. Нет, не буря. Это всплыла Урсулита. Там, где она проплывала, по волнам пробегали электрические раскаты. Вот она ступила на палубу.
— К черту все. Я забираю тебя домой. Научись любить себя. Даже я такой тряпкой никогда не становилась. Я бы уже прокляла или зарезала, если бы женился на другой. — Она схватила меня за руку и что-то тихо прошептала. Я почувствовала, что мой голос снова при мне.
— Держи. — Она протянула мне длинный изогнутый кривой нож. — Вонзи ему прямо в сердце. И когда его кровь попадет тебе на ноги, ты снова обретешь свой хвост, и мы снова уплывем на дно тусить и славить тлен и декаданс. Давай же, сестра. Осталось несколько минут. У тебя почти нет времени.
Я зашла в каюту. Молодые спали крепко. Я зашла лишь попрощаться. Коснувшись губами его лба, я провела тыльной стороной ладони по щеке. Урсулита когда-то сказала мне одну действительно умную вещь: насильно мил не будешь. Он не виноват в том, что моей судьбой было его полюбить. В его судьбе я не значилась и никогда не буду. И совсем недавно она сказала мне другую вещь: Любовь и Смерть одно и то же. Тогда я ее не поняла. Теперь понимаю. Любовь - это смерть, да. Но если этой смертью можно сохранить чью-то жизнь, во имя жизни любимого, даже во имя его счастья с другой...
Боли в груди больше не осталось. Я была свободна. Меня ничто не сковывало. За моей спиной Урсулита тихо и со злобным надломом молвила:
— Торопись, Лариэль. Иначе я сделаю это за тебя. Как хочешь, но сегодня ты вернешься домой.
— Нет. Не вернусь. — Я впервые подала голос с момента, как он появился. — Моя жизнь ничего не значит, если ему придется умереть.
Я с силой швырнула кинжал через всю каюту и, просвистев в паре сантиметров от уха Урсулиты, он шлепнулся за борт прямиком в воду. Лицо морской ведьмы помрачнело, и она в бешенстве кинулась на меня. — Ты...
— Просто помолчи. У нас нет времени. — Я аккуратно и нежно обняла ее за плечи. — Передай моей матери, что я ее люблю. За эти годы ты стала моей тихой гаванью. Единственным дорогим другом. Мне правда жаль. Я люблю тебя, сестра, и никогда не забуду.
Поцеловав ее в лоб и вырвавшись из ее объятий, я ринулась в соленую воду за борт. Еще долго я слышала обиженный крик обманутой морской ведьмы. А тело мое уже расплывалось белой и прозрачной морской пеной. Мысли тлели. Исчезали. Растворялись одна за одной. Никаких небесных духов и сестер не явилось. Это был истинный конец во всей его красе. Я вспомнила голубые глаза любимого, как сапфиры на дне морском в сундуках. И слезы мои растрепало волнами по всей глади то ли реки, то ли моря, то ли океана...
28.01.2015