Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
#AU #LW #VD #LV #Mr.R
Есть точка невозврата из мечты,
Лететь на свет таинственной звезды. © Ария
Наверняка, каждый, оказавшись в шкуре писателя, мечтает ощутить, что такое, когда созданный им мир начинает жить своей жизнью, отдельно от самого автора. Жить в умах и сердцах, в душах, в отзывах благодарных читателей. Но малый процент всех этих людей мечтает, чтобы их мир ожил в реальности. Я этого тоже не хотела. Что ж. Давайте знакомиться. Зовут меня Лариса Воронова, мне тридцать пять лет, и я — автор уже успевшего нашуметь в мире благодаря своей провокационности, открытости и порочности эротического бестселлера — «Трансильвания: Воцарение Ночи». Как писатель, могу сказать лишь одно: жизнь писателя — горькая пилюля. Каждый день одни и те же полунаивные полуидиотские вопросы.
— В Вашей жизни была такая же сильная страсть, как у главной героини?
— Правда, что Лору Уилсон Вы писали с себя?
Да и да. Но обычным людям не положено знать. А я не имею ни малейшего представления о том, где проводится грань. Что обычным людям знать позволено, а что - нет. Я запуталась. С возрастом рамки дозволенного я начала растворять кислотой своего полуизуродованного сознания, а когда их не стало, я потерялась. Во времени, пространстве. Не выписывать бы душу, не отращивать бороду, как любила говаривать моя казахстанская подруга-писательница, да не раздвигать ноги на публике, да я уже начала забывать, где проведена черта. Где заканчиваются мои чувства к нему, которые рвутся наружу бешеным потоком, а где от безысходности и безответности начинается их чернющий пиар. Дескать, читайте все. Ему вот плевать, но мир пусть знает, что мне нет. Что я любила душеразрывно, а желала так, словно выпускала из себя огненные потоки лавы на бумагу. В глубине души где-то была затаенная и такая пустая надежда. Если узнают все — узнает и он. А если хоть кто-то неравнодушный пустит слезу из-за Лоры и Владислава, то и он может не остаться безразличным. Глупо, тщетно, истаскала себя этой мыслью, но…
Лучше иметь хоть какое-то стремление и самоопределение, чем никакого вообще.
Мистер Р. был моим самоопределением. Близкие и знакомые, читая мою книгу, язвили и выпускали дозы черного сарказма про пафос, про то, что таких чувств не бывает, а я только рукой махала. Продадите полдуши во имя цели, заключив все возможные сделки с нечистой — поговорим. Напишете столько, сколько написала я — пообщаемся. Пророете носом землю в отчаянии — я Вас выслушаю и приму все Ваши выпады в мою сторону. До этого момента судить меня не стоит. Полюбите с мое. Хех. Даже продолжать лень. Двадцать лет могла продержаться только идиотка вроде меня.
В отличие от многих в наше время, живущих волею пресловутого 'Я не знаю, что я чувствую', я всегда знала. Да, сумасбродка, да, крутите у виска. Делайте, что хотите. Это Ваше право. Которое я у Вас попирать не стану. Да и Вы не отмените того, что он — моя религия уже двадцать один год. Так-то…
Но дело ведь даже не в этом. Возвращаясь к началу повествования, я говорила, что вряд ли кто-то из авторов возжелал бы оживить свой мир в реальности. Сделать его материальным. Не то, чтобы я не хотела. Ведь это единственное место, где мужчина мечты мог сказать заветное «да», но какой ценой… Я всегда боялась боли. БДСМ-ные забавы, так горячо любимые Лорой и Владиславом, я не потянула бы с самого начала. Так что был даже некий страх перед лютым Средневековьем и моими полубезумными героями, для кого гедонизм, действительно, стоял в центре стола. Но кто меня спрашивал?..
Выйдя один раз погулять в парк возле дома, я шла, обдумывая, каким будет сюжет спин-оффа моего бестселлера от имени Дэнеллы Тефенсен, когда споткнувшись о какую-то корягу, я, точно пресловутая Алиса, полетела черт знает куда…
Спустился вечер. Открыв глаза, я увидела перед собой плотно сгустившийся ряд хвойных деревьев. Нестройной чередой то тут, то там мерцали в темноте светлячки, и на минуту на душе стало как-то певуче, легко и тепло, когда, увлеченная их ярким светом, я двинулась к опушке леса, который еще пару минут назад был парком. Внизу живота приятно потянуло и защемило. Я вспомнила моменты, оставшиеся за занавесом. Придумав и быстренько сфальсифицировав жизнь Лоры в Хартфорде и Чикаго, я-то помнила, что встреча главных героев изначально была иной. Одинокая и прекрасная девушка в белом сарафане заблудилась в этом темном лесу. В полутьме ее кожа покрывалась мурашками от ужаса, а бретели сарафана сползали все ниже, явственно показывая вздымающуюся от ужаса грудь. По открытым плечам струились небрежно разбросанные каштановые кудри. Девушка спешила. И тогда возник он. В сумрачном лесу черно-зеленых оттенков. Темные длинные одежды, черная душа. Хищник. С волосами, забранными в хвост, с золотым колечком в ухе. Она убегала. Но недолго. Он сбил ее с ног, уложил на землю, разорвал на ней сарафан, искусав ее шею, плечи, ключицы и грудь в кровь, и там она сдалась ему. Таким было начало в том далеком 2004-м. Историю о детстве, взрослении, учебе Мисс Уилсон я была вынуждена придумать для связки сюжета. Но стоя здесь сейчас, на том самом месте, где я впервые мысленно лицезрела изнасилование девушки в белом мужчиной в черном, я испытывала странные чувства. Закусив губу до крови, почти ждала, что он появится, и история повторится. Со мной… Но нет…
Миновав небольшую пещеру на окраине леса, поросшую мхом, я даже зажмурилась, а затем снова открыла глаза. Нереально! Она такая! Именно такой я ее себе представляла. Обиталище Дэнеллы Тефенсен.
Не поймите меня превратно и не поражайтесь тому, что я ничему не удивлялась. Моя жизнь, как путешествие Алисы, всегда смахивала на дурдом на выезде. Удивляться тому, что попала в свою сказку? Пфф. И не такое я видала.
Я медленно обернулась в сторону линии горизонта, забыв о пещере, и сердце пронзила тугая боль с прострелом навылет. Сколько лет… Каждую ночь, уже двадцать один год я не могла покинуть эти стены и их хозяина. Поверить, что замок реален, просто невозможно. Тридцатипятиэтажная черная громадина разрезала небеса своей высотой и шпилями. Словно мотылька, меня влекло туда, как магнитом. Я отключила мозги. И напрасно. Знать бы, что в своем мире ты — абсолютно чужая. Ты — никто. Напоминать почаще, что ты — не Лора Уилсон, которая, наверняка, сейчас в замке на шестнадцатом этаже. Сидит на полу, обняв ногу своего мужа, прижавшись щекой к его кольцу-печатке с символом Ордена Дракона, пока он листает «Венеру в мехах», раздумывая, какую физическую боль причинить ей сегодня…
Я их создала, а они меня, увидев, скорее всего убили бы. Я слишком много о них знала, чтобы остаться живой в их диком средневековом мире. Я — всего лишь Лариса Воронова. Я их создала…
Вечнозеленая поляна. Я практически стою у ворот. Он появляется внезапно. Двери открываются, и это немой столбняк. Он прекрасен… Его реальный прототип, расположения которого я пытаюсь тщетно добиться, стареет и становится болезненным на вид, но он не меняется. Ему всегда было, есть и будет сорок лет в моем мире… Владислав… Лицо его, словно застывшее творение художника эпохи Ренессанса, повернуто в мою сторону. Темные пряди волос спадают по сторонам лица, а Воронова забыла, абсолютно забыла о самоконтроле и отсутствии безопасности в этом диком времени. Он улыбается мне, и я знаю, почему. Из всех, здесь живущих, только он в состоянии меня узнать. Он выжирает меня каждую ночь двадцать один год. Пьет мою энергию из моих чувств через Лору Уилсон. Ему ли не знать, как я выгляжу. Мгновение, и он оказывается рядом. Меня опаляет его ледяное дыхание.
— Ты что же, мышка?.. — Холодный и властный тон в сочетании с черными бездонными глазами рождают несколько фатальных сбоев в системе на уровне сердце. — Пришла поиграть с кошкой? Лора тебе все глаза выцарапает, если узнает, кто ты. Ты своим пером обрекала нас на страдания. Она тебе этого не забудет.
— Я не виновата. — Нелепо пропищала я. — Я писала то, что реально происходило.
— Думаешь, ей это интересно? — Он звучно расхохотался, и я подумала, что чего-то об этой энергетической субстанции не знаю. Каким-то он был иным. Не таким, каким я его описывала.
— Почему мышка?.. — Нелепый, но идиотский вопрос завис в воздухе. Не знаю, какой вообще безмозглости понадобилось, чтобы задать его…
— Потому что мне нравится твоя собачья преданность. Ты — очень удобная шавка на поводке. — Он запустил свою руку с перстнем в мои каштаново-белые вьющиеся пряди и резко одернул ее вниз. — Твоя энергия — вкусная вещь, Лариса, поэтому и трахаемся мы с тобой не сюжета ради, а ради моего питания, но не забывайся и не окидывай меня томными взглядами. Ты — мышка. Ты. Вообще. Никакая. А эта светлая прядь, и кольцо на твоем пальце — подделка моего… Брр… Ты не просто белая никчемная мышь. Вкус у тебя самый что ни на есть дешевский. Если пришла — будь гостем, но не гневи моего мотылька. У нее очень психопатичное отношение к девкам, бросающим на меня воспаленные любовью взгляды. Гейл даже летела с лестницы. Проходи…
С чего он начал? С оскорблений? Меня захлестнула волна легкого презрения, и я не сдержалась, чтобы не окатить его ей с головой. Не такой я представляла эту встречу. Мой мысленный муж ставит шпильки моей самооценке? Это что-то новенькое…
Склонившись к моему уху, он лишь тихо прошептал. — Брось дуться. Тебе не к лицу. Ночью ты все равно станешь частью сознания Лоры и отдашь мне все, что у тебя есть. Твою любовь, верность, муку чувств, тело, душу и энергию. Чтобы я мог жить… Запрешься в гребаном одиночестве четырех стен, чтобы не оставлять меня. Ты хуже Лоры… Намного. Она хоть частично независима, а ты уже потерялась, разметавшись между мной и блондином.
Мы с ним слишком разболтались, поэтому я заметила, что Лора вышла, весело улыбаясь и держа за руку пожилого седовласого дворецкого Роберта, уже слишком поздно. Внезапно изменив свое мнение и решив, что и сейчас подкрепиться — не лишнее, мой ночной инкуб уже вцепился своими губами мне в рот, вжав меня в стену и сладостно потягивая мою душонку, которая тонкой голубоватой струйкой перетекала из меня в него.
— Какого, твою мать, лешего?.. — Эльфийка на высоченных каблуках моментально оказалась рядом с нами, одергивая мужа на себя. Я неудовлетворенно застонала. Процесс передачи сил сам по себе мерзок, но этот паразитизм за двадцать лет стал симбиозом, от которого я уже не могла оторваться. И прерывание этого процесса взбесило Владислава не меньше моего.
Окинув стройную фигуру Лоры в черном и умопомрачительные каблуки, я тяжело вздохнула. Вампирша-эльфийка была моим идеалом, каким мне было никогда не стать. Помилуйте, с моим нарушением координации движений, я десять-то сантиметров в стиле «прощай, молодость» еле носила. В зеленых глазах девушки кипело бешенство и презрение.
— Столько лет спустя? Кобелина! Кого? Что это за ободранка за тридцать в черно-красном полосатом свитере, словно с школьной скамьи ношенном. Ты озверел?
— Присмотрись, бешеная, повнимательнее. Может, это ее карие глаза внесли столько бед в твою жизнь. Ты — ее создание, бабочка. Разбирайся с ней, как хочешь. Можешь даже убить. Мне все равно, кем из вас питаться. А сейчас меня ждут Картрайт и дела. Истерики приму ночью. И желательно после того, как отхожу ремнем так, что на заднице неделю сидеть не сможешь. Даже будучи вампиром.
Грубо отпихнув от себя супругу, тот, кого я любила столько лет, оставил меня на ее растерзание…
— У меня к тебе давненько много вопросов, Лариса… Но ответишь ты на них в другом месте…
Нападение было внезапным и стремительным, а потом сволочной пол ударил меня по затылку, и резко стемнело.
***
Очнулась я, лежа на полу. На каменном сыром полу. В затылке болело так, словно снопы искр бомбы замедленного действия разорвались все в единый момент. По виску стекала кровь.
— Добро пожаловать в замок четы Дракула. Здесь тебя закуют, кинут в темницу и, возможно, прикончат твое же альтер-эго и твой паразит-любимый. — Я сплюнула на пол окровавленную слюну к длинным и стройным ногам Уилсон. — Поперхнись, сука.
— Ты ведь понимаешь, что один приказ с моей стороны и над тобой сначала надругаются, а затем повесят на столбе позора и сожгут? И все равно дерзишь? Похоже, что ты не только тупая, но и наглая.
— Похоже, что ты бьешь мне по башке, а у меня зрение и без того дистрофичное. Поэтому сейчас мне вообще плевать на твой статус и полномочия. Закрой свой рот и открывай его, когда Владислав попросит отсосать. Живешь, горя не знаешь. А у нас не мир, а проклятие. На носу третья мировая, а гламурные красотки вроде тебя в тренде во всех журналах. Такие, как ты, всегда и все получают. А ты мужа-то получила только мне благодаря, так что прикуси язык. Меня раздражает, когда все достается таким, как ты… Деньги, власть, мужчина мечты. А ты не лучше меня ничем. Ты просто из тех, кого хочется отыметь, поэтому даже бедняга Ласлоу готов был всю жить прожить один и сгнить, что он и сделал, потому что ты отказала ему. Я ж, может и не бабочка, а уродливая мышь, но у меня мозги есть. И сердце. Какой психопаткой надо быть, чтобы в первую же охоту убить мамашу с ребенком? Ты — чудовище, Уилсон. Не прикрывайся своим благородством. Оно тебе ни к лицу. Мы обе знаем, что за его любовь дрались бы до последней капли крови. Но он лишь пользуется нами. Добро пожаловать из мира грез в мир дерьма. Это мой мир…
Рассмеявшись, я посмотрела на нее через прутья решетки подвала с долей презрения. За ее спиной возвышался тот самый эпохальный алтарь, на котором он лишил ее девственности и спустил с нее шкуру. — Везет тебе, леди Лора. Сидишь в своем замке, управляешь своими людьми. Казнить, помиловать. Все в твоей власти. Тебе не приходится слушать серенады ни в чем не уверенных людей и пытаться им подпевать.
— О чем ты? — Лора нахально (да-да, именно так я это себе и представляла) приподняла левую бровь, нетерпеливо постукивая каблучком по каменной кладке пола совсем рядом с моим лицом. По ту сторону решетки.
— Слышала когда-нибудь о людях, не уверенных в своих чувствах? Добро пожаловать в мой мир, принцесса Уилсон. У нас половина нашего измерения так и живет, не разобравшись в себе. У вас здесь все просто. Добро, зло, месть. А у нас лживая политика двойных стандартов и метания. Но ты же не меньше моего знаешь, что такое любовь, а? Любовь — это целовать руку, занесенную для удара. Любовь — это не сомневаться. Это знать, что превозмогая боль, встаешь, выдергивая себя из нее, только для того, чтобы еще раз увидеть его глаза. Любовь — это пожизненный, повечный приговор. Это знать, что вынесешь сколько сможешь, чтобы твои чувства длились вечно. Но… Зачем я тебе это рассказываю?.. Я ведь тебя создала, и мы обе с тобой прекрасно знаем, что и я, и ты сейчас в королевской темнице лишь по одной единственной причине. Потому что мы обе любим одного мерзкого порочного садиста-маньяка. Твоего мужа. И ты так боишься, что я, обладая пером автора, смогу его увести от тебя, что заставляешь меня гнить тут, чтобы этого не произошло. Все потому что ты знаешь, что ты — мое творение, а я. Это я, Лариса Воронова, я — настоящая. Лоры Уилсон не существует. Я создала тебя, чтобы добраться до него. А ему пофиг на нас. Понимаешь, пофиг. Он жрет нашу энергию, только этим и живет. Не вампир он, Уилсон, а инкуб, бес, понимаешь? — Бессильно полуистерически расхохотавшись, я опустила горячую голову на холодный и мокрый каменный пол моей клетки, устремив полубезжизненный взгляд в потолок.
Свет и тень пролегли, словно прутья темницы. Темница в душе без надежды на просвет. Как-то так примерно, если взять на вооружение человеческий словарь, я себя и чувствовала сейчас, но показать это ощущение сейчас ей, той, которую здесь и сейчас считала соперницей, я не могла.
— А я его даже бездушным пожирателем души приняла. Всегда принимала. Мне хватало малого из ничего. Он всегда формировал во мне эгоизм. Говорил, что я лучшая. Зачем? Чтобы я со всеми такими нехорошими рассорилась, оставшись с ним наедине, чтобы он и дальше меня жрал. Понимаешь, пофиг ему! А его прототип только стареет. До него не добраться. Он, как звезда, которую с неба не снять. А кроме них двоих мне ничьи чувства не сдались. Но вот в чем беда. Их двое. А мне ни один не светит. Понимаешь, до чего я докатилась?.. Там, в своем мире, я исполнила мечту. Стала автором бестселлера. Но для всех. ДЛЯ ВСЕХ ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ КНИЖКА. Они не видят, как эта книжка съела меня, Уилсон. Вау. Неплохо. Эмоционально. Супер. А кто-то камень бросит даже. И любых комментаторов хочется убить. Потому что это отзывы к какой-то сраной книжке, а она… Она — отделенная от тебя часть твоей души. А всем плевать.
— Я убью тебя, Воронова, на рассвете. — Тихо молвила Лора, спустившись спиной по прутьям решетки и осев на пол. — Ты можешь здесь сделать, что угодно и забрать мое счастье… Но скажи мне одно. Почему в магический период, заключая клятвы на крови и договоры на картах, ты меня насильно удерживала от него?.. Я рвалась, металась, как в заточении. А ты же ментально меня избивала до крови на губах. Зачем?..
— Не тебя я удерживала, а себя. Ты мне всегда жить мешала. — Глухо проскрипела я. Если она меня завтра не убьет, я слягу с пневмонией, как факт, со своим чахлым иммунитетом. — В магии нельзя подпускать к себе бесов кроме как для работы. А он… Ясно, как день, что он был больше, чем работой. Я, как ведьма, не могла отправлять его делать порчи людям. Использовать его, как он меня… Я не могла. Да и клятва преобразовалась такии образом, что якшание с бесами было под строгим запретом. Поэтому, да, я держала тебя на коротком поводке, но ты все равно умудрилась все испортить после беседы с Медеей, и под Серенаду разрушить все мои клятвы с Богами. Поэтому, знаешь. Я согласна на твои условия. Убей меня на рассвете. Возвращаться в мир лживых людей, придерживающихся политики двойных стандартов и любящих только себя и свое эго, где моя книжка не больше, чем книжка, я не хочу. Но и жить с Вами обоими, наблюдая Ваши ссоры до крови и примирения до стонов, я не хочу. Мои старания напрасны. Ни он, ни его оригинал никогда не полюбят меня. Мать всегда любила говорить фразу: «Нельзя заставить полюбить себя насильно того, кто этого не может сделать». И она права. А уж моя мать всяко мудрее Сары Уилсон. Под образа меня не кидала, хотя ссорились порой даже больше, чем ты со своей.
— Уверена, что нет ничего, что стоит дальнейшей жизни? Я могу вернуть тебя домой и стереть тебе память о том, что было здесь. — Внезапно, с минуту помолчав, как-то сбавила тон королева вампиров и эльфов.
— Не надо. Мне тридцать пять. У меня нет ни друзей, ни детей. Я одинока. Я истаскалась по нему и осталась совсем одна. Я не жалею. Это был мой самый дерьмовый выбор в жизни. — Сделав попытку рассмеяться, я привстала на локте, одернув свой потертый красно-черный свитер в полоску со школьной скамьи. — Но этот выбор сделал меня собой. Я стала автором, о чем еще мечтать?.. Дальше мне двигаться некуда. Моя «Трансильвания» написана, а о другом я не могу писать. Все позади, Уилсон. Позади, а не впереди. А вера в любовь, что двигала мной двадцать один год, была напрасной. И сейчас я это вижу, как никогда раньше. Впереди же лишь пропасть старости. В одиночестве. А я не хочу, чтобы жена и дети его оригинала являлись мне, древней и больной старухе, как призраки семьи Чарльза Обри Димити Хэтчер в бреду старческого маразма. Но не только это пугает, Лора. Меня страшит смерть его реального прототипа до холодного цепкого паранойяльного ужаса, который отравляет мне жизнь. Потому что, черт побери, кто-то теряет кумира, поплачет, зажжет свечку и отпустит, заживет. А он ведь больше, чем кумир… Больше, чем все сущее. Если его не станет, я не представляю, во что превратится моя жизнь. Если не смогу вслед в землю сойти, то покоя мне не станет. Я и без этого всех вокруг ненавижу, а если он уйдет раньше меня, разница то у нас в двадцать девять лет, я буду проклинать, что небо забрало его и молить забрать всех вместо него. Спалить эту землю, выжечь небеса дотла, но вернуть его назад. Потому что никакая свечка или долбокитайские поминальные фонарики, в конце концов, не заполнят той пустоты в душе и сердце, где жил тот, кто значил для тебя так много, пусть и не знал о твоем существовании. Разбитое не склеить. Его глаза — мое небо, а притяжение к нему — моя гравитация к земле. Если все это заберет Вечность в свои цепкие лапы, я не смогу продолжать. Это будет бесполезная для общества кукла, режущая на запястьях его инициалы, чтобы он хоть где-то существовал, и зажимающая медальон на черной ленточке в руке столько лет спустя. Я стольких друзей растеряла… Любовь — это все, что у меня осталась. Чувство, нужное лишь мне, но не ему… Все равно мне не держать его руку в своей, а кроме этого за годы я разучилась чего-либо желать… Так не позволь мне сгинуть, став никчемной и убогой для себя и общества. В мире моей души умереть — честь для меня. Я уйду в расцвете на рассвете. И пусть ты станешь рукой карающей. Ты — часть меня.
Последний раз окинув сидящую ко мне спиной в черном девушку с каштановыми волосами, я внезапно почувствовала, как ее холодная вампирская ладонь крепко сжимает мою, горячую от нервов. — Так и хочешь уйти? Ничего не оставив? В мире, который создала сама?..
— Я оставила вас. И ваши чувства. Этого с меня достаточно. Забудь о бесовщине. Верь, во что верила всегда. Ты — лучшая жена… А совершив путешествие по ту сторону пера, увидев своих героев своими глазами, теперь мне больше не страшно. Не страшно шагнуть за грань.
Две руки еще долго держались сцепленными, потом я тихо попросила. — Пусть он придет до рассвета. Я хочу попрощаться с гребаным принцем из гребаной мечты… Кое-что никогда не меняется. Я — бескостная его тряпка, и тебя сотворила по своему образу и подобию. Себя не люблю и никого не могу…
Тягостное молчание воцарилось в подземелье на долгие несколько минут, затем она ответила…
— Хорошо. Он придет. — Лора встала с пола, и, не оборачиваясь, направилась к выходу из подземелья…
Лучи света моментально озарив и окрасив в желтый место моего заточения, медленно и неуверенно погасли за закрытой Ларой Изидой Карминой Эстеллой Шиаддхаль-Дракула дверью, сменившись непроглядным мраком… В ожидании визита графа я склонила голову на холодный каменный пол, где застыла кровь тысяч мучимых им жертв, и сон смежил мои веки за пять минут до его прихода и за два часа до рассвета…
19.01.2016
Есть точка невозврата из мечты,
Лететь на свет таинственной звезды. © Ария
Наверняка, каждый, оказавшись в шкуре писателя, мечтает ощутить, что такое, когда созданный им мир начинает жить своей жизнью, отдельно от самого автора. Жить в умах и сердцах, в душах, в отзывах благодарных читателей. Но малый процент всех этих людей мечтает, чтобы их мир ожил в реальности. Я этого тоже не хотела. Что ж. Давайте знакомиться. Зовут меня Лариса Воронова, мне тридцать пять лет, и я — автор уже успевшего нашуметь в мире благодаря своей провокационности, открытости и порочности эротического бестселлера — «Трансильвания: Воцарение Ночи». Как писатель, могу сказать лишь одно: жизнь писателя — горькая пилюля. Каждый день одни и те же полунаивные полуидиотские вопросы.
— В Вашей жизни была такая же сильная страсть, как у главной героини?
— Правда, что Лору Уилсон Вы писали с себя?
Да и да. Но обычным людям не положено знать. А я не имею ни малейшего представления о том, где проводится грань. Что обычным людям знать позволено, а что - нет. Я запуталась. С возрастом рамки дозволенного я начала растворять кислотой своего полуизуродованного сознания, а когда их не стало, я потерялась. Во времени, пространстве. Не выписывать бы душу, не отращивать бороду, как любила говаривать моя казахстанская подруга-писательница, да не раздвигать ноги на публике, да я уже начала забывать, где проведена черта. Где заканчиваются мои чувства к нему, которые рвутся наружу бешеным потоком, а где от безысходности и безответности начинается их чернющий пиар. Дескать, читайте все. Ему вот плевать, но мир пусть знает, что мне нет. Что я любила душеразрывно, а желала так, словно выпускала из себя огненные потоки лавы на бумагу. В глубине души где-то была затаенная и такая пустая надежда. Если узнают все — узнает и он. А если хоть кто-то неравнодушный пустит слезу из-за Лоры и Владислава, то и он может не остаться безразличным. Глупо, тщетно, истаскала себя этой мыслью, но…
Лучше иметь хоть какое-то стремление и самоопределение, чем никакого вообще.
Мистер Р. был моим самоопределением. Близкие и знакомые, читая мою книгу, язвили и выпускали дозы черного сарказма про пафос, про то, что таких чувств не бывает, а я только рукой махала. Продадите полдуши во имя цели, заключив все возможные сделки с нечистой — поговорим. Напишете столько, сколько написала я — пообщаемся. Пророете носом землю в отчаянии — я Вас выслушаю и приму все Ваши выпады в мою сторону. До этого момента судить меня не стоит. Полюбите с мое. Хех. Даже продолжать лень. Двадцать лет могла продержаться только идиотка вроде меня.
В отличие от многих в наше время, живущих волею пресловутого 'Я не знаю, что я чувствую', я всегда знала. Да, сумасбродка, да, крутите у виска. Делайте, что хотите. Это Ваше право. Которое я у Вас попирать не стану. Да и Вы не отмените того, что он — моя религия уже двадцать один год. Так-то…
Но дело ведь даже не в этом. Возвращаясь к началу повествования, я говорила, что вряд ли кто-то из авторов возжелал бы оживить свой мир в реальности. Сделать его материальным. Не то, чтобы я не хотела. Ведь это единственное место, где мужчина мечты мог сказать заветное «да», но какой ценой… Я всегда боялась боли. БДСМ-ные забавы, так горячо любимые Лорой и Владиславом, я не потянула бы с самого начала. Так что был даже некий страх перед лютым Средневековьем и моими полубезумными героями, для кого гедонизм, действительно, стоял в центре стола. Но кто меня спрашивал?..
Выйдя один раз погулять в парк возле дома, я шла, обдумывая, каким будет сюжет спин-оффа моего бестселлера от имени Дэнеллы Тефенсен, когда споткнувшись о какую-то корягу, я, точно пресловутая Алиса, полетела черт знает куда…
Спустился вечер. Открыв глаза, я увидела перед собой плотно сгустившийся ряд хвойных деревьев. Нестройной чередой то тут, то там мерцали в темноте светлячки, и на минуту на душе стало как-то певуче, легко и тепло, когда, увлеченная их ярким светом, я двинулась к опушке леса, который еще пару минут назад был парком. Внизу живота приятно потянуло и защемило. Я вспомнила моменты, оставшиеся за занавесом. Придумав и быстренько сфальсифицировав жизнь Лоры в Хартфорде и Чикаго, я-то помнила, что встреча главных героев изначально была иной. Одинокая и прекрасная девушка в белом сарафане заблудилась в этом темном лесу. В полутьме ее кожа покрывалась мурашками от ужаса, а бретели сарафана сползали все ниже, явственно показывая вздымающуюся от ужаса грудь. По открытым плечам струились небрежно разбросанные каштановые кудри. Девушка спешила. И тогда возник он. В сумрачном лесу черно-зеленых оттенков. Темные длинные одежды, черная душа. Хищник. С волосами, забранными в хвост, с золотым колечком в ухе. Она убегала. Но недолго. Он сбил ее с ног, уложил на землю, разорвал на ней сарафан, искусав ее шею, плечи, ключицы и грудь в кровь, и там она сдалась ему. Таким было начало в том далеком 2004-м. Историю о детстве, взрослении, учебе Мисс Уилсон я была вынуждена придумать для связки сюжета. Но стоя здесь сейчас, на том самом месте, где я впервые мысленно лицезрела изнасилование девушки в белом мужчиной в черном, я испытывала странные чувства. Закусив губу до крови, почти ждала, что он появится, и история повторится. Со мной… Но нет…
Миновав небольшую пещеру на окраине леса, поросшую мхом, я даже зажмурилась, а затем снова открыла глаза. Нереально! Она такая! Именно такой я ее себе представляла. Обиталище Дэнеллы Тефенсен.
Не поймите меня превратно и не поражайтесь тому, что я ничему не удивлялась. Моя жизнь, как путешествие Алисы, всегда смахивала на дурдом на выезде. Удивляться тому, что попала в свою сказку? Пфф. И не такое я видала.
Я медленно обернулась в сторону линии горизонта, забыв о пещере, и сердце пронзила тугая боль с прострелом навылет. Сколько лет… Каждую ночь, уже двадцать один год я не могла покинуть эти стены и их хозяина. Поверить, что замок реален, просто невозможно. Тридцатипятиэтажная черная громадина разрезала небеса своей высотой и шпилями. Словно мотылька, меня влекло туда, как магнитом. Я отключила мозги. И напрасно. Знать бы, что в своем мире ты — абсолютно чужая. Ты — никто. Напоминать почаще, что ты — не Лора Уилсон, которая, наверняка, сейчас в замке на шестнадцатом этаже. Сидит на полу, обняв ногу своего мужа, прижавшись щекой к его кольцу-печатке с символом Ордена Дракона, пока он листает «Венеру в мехах», раздумывая, какую физическую боль причинить ей сегодня…
Я их создала, а они меня, увидев, скорее всего убили бы. Я слишком много о них знала, чтобы остаться живой в их диком средневековом мире. Я — всего лишь Лариса Воронова. Я их создала…
Вечнозеленая поляна. Я практически стою у ворот. Он появляется внезапно. Двери открываются, и это немой столбняк. Он прекрасен… Его реальный прототип, расположения которого я пытаюсь тщетно добиться, стареет и становится болезненным на вид, но он не меняется. Ему всегда было, есть и будет сорок лет в моем мире… Владислав… Лицо его, словно застывшее творение художника эпохи Ренессанса, повернуто в мою сторону. Темные пряди волос спадают по сторонам лица, а Воронова забыла, абсолютно забыла о самоконтроле и отсутствии безопасности в этом диком времени. Он улыбается мне, и я знаю, почему. Из всех, здесь живущих, только он в состоянии меня узнать. Он выжирает меня каждую ночь двадцать один год. Пьет мою энергию из моих чувств через Лору Уилсон. Ему ли не знать, как я выгляжу. Мгновение, и он оказывается рядом. Меня опаляет его ледяное дыхание.
— Ты что же, мышка?.. — Холодный и властный тон в сочетании с черными бездонными глазами рождают несколько фатальных сбоев в системе на уровне сердце. — Пришла поиграть с кошкой? Лора тебе все глаза выцарапает, если узнает, кто ты. Ты своим пером обрекала нас на страдания. Она тебе этого не забудет.
— Я не виновата. — Нелепо пропищала я. — Я писала то, что реально происходило.
— Думаешь, ей это интересно? — Он звучно расхохотался, и я подумала, что чего-то об этой энергетической субстанции не знаю. Каким-то он был иным. Не таким, каким я его описывала.
— Почему мышка?.. — Нелепый, но идиотский вопрос завис в воздухе. Не знаю, какой вообще безмозглости понадобилось, чтобы задать его…
— Потому что мне нравится твоя собачья преданность. Ты — очень удобная шавка на поводке. — Он запустил свою руку с перстнем в мои каштаново-белые вьющиеся пряди и резко одернул ее вниз. — Твоя энергия — вкусная вещь, Лариса, поэтому и трахаемся мы с тобой не сюжета ради, а ради моего питания, но не забывайся и не окидывай меня томными взглядами. Ты — мышка. Ты. Вообще. Никакая. А эта светлая прядь, и кольцо на твоем пальце — подделка моего… Брр… Ты не просто белая никчемная мышь. Вкус у тебя самый что ни на есть дешевский. Если пришла — будь гостем, но не гневи моего мотылька. У нее очень психопатичное отношение к девкам, бросающим на меня воспаленные любовью взгляды. Гейл даже летела с лестницы. Проходи…
С чего он начал? С оскорблений? Меня захлестнула волна легкого презрения, и я не сдержалась, чтобы не окатить его ей с головой. Не такой я представляла эту встречу. Мой мысленный муж ставит шпильки моей самооценке? Это что-то новенькое…
Склонившись к моему уху, он лишь тихо прошептал. — Брось дуться. Тебе не к лицу. Ночью ты все равно станешь частью сознания Лоры и отдашь мне все, что у тебя есть. Твою любовь, верность, муку чувств, тело, душу и энергию. Чтобы я мог жить… Запрешься в гребаном одиночестве четырех стен, чтобы не оставлять меня. Ты хуже Лоры… Намного. Она хоть частично независима, а ты уже потерялась, разметавшись между мной и блондином.
Мы с ним слишком разболтались, поэтому я заметила, что Лора вышла, весело улыбаясь и держа за руку пожилого седовласого дворецкого Роберта, уже слишком поздно. Внезапно изменив свое мнение и решив, что и сейчас подкрепиться — не лишнее, мой ночной инкуб уже вцепился своими губами мне в рот, вжав меня в стену и сладостно потягивая мою душонку, которая тонкой голубоватой струйкой перетекала из меня в него.
— Какого, твою мать, лешего?.. — Эльфийка на высоченных каблуках моментально оказалась рядом с нами, одергивая мужа на себя. Я неудовлетворенно застонала. Процесс передачи сил сам по себе мерзок, но этот паразитизм за двадцать лет стал симбиозом, от которого я уже не могла оторваться. И прерывание этого процесса взбесило Владислава не меньше моего.
Окинув стройную фигуру Лоры в черном и умопомрачительные каблуки, я тяжело вздохнула. Вампирша-эльфийка была моим идеалом, каким мне было никогда не стать. Помилуйте, с моим нарушением координации движений, я десять-то сантиметров в стиле «прощай, молодость» еле носила. В зеленых глазах девушки кипело бешенство и презрение.
— Столько лет спустя? Кобелина! Кого? Что это за ободранка за тридцать в черно-красном полосатом свитере, словно с школьной скамьи ношенном. Ты озверел?
— Присмотрись, бешеная, повнимательнее. Может, это ее карие глаза внесли столько бед в твою жизнь. Ты — ее создание, бабочка. Разбирайся с ней, как хочешь. Можешь даже убить. Мне все равно, кем из вас питаться. А сейчас меня ждут Картрайт и дела. Истерики приму ночью. И желательно после того, как отхожу ремнем так, что на заднице неделю сидеть не сможешь. Даже будучи вампиром.
Грубо отпихнув от себя супругу, тот, кого я любила столько лет, оставил меня на ее растерзание…
— У меня к тебе давненько много вопросов, Лариса… Но ответишь ты на них в другом месте…
Нападение было внезапным и стремительным, а потом сволочной пол ударил меня по затылку, и резко стемнело.
***
Очнулась я, лежа на полу. На каменном сыром полу. В затылке болело так, словно снопы искр бомбы замедленного действия разорвались все в единый момент. По виску стекала кровь.
— Добро пожаловать в замок четы Дракула. Здесь тебя закуют, кинут в темницу и, возможно, прикончат твое же альтер-эго и твой паразит-любимый. — Я сплюнула на пол окровавленную слюну к длинным и стройным ногам Уилсон. — Поперхнись, сука.
— Ты ведь понимаешь, что один приказ с моей стороны и над тобой сначала надругаются, а затем повесят на столбе позора и сожгут? И все равно дерзишь? Похоже, что ты не только тупая, но и наглая.
— Похоже, что ты бьешь мне по башке, а у меня зрение и без того дистрофичное. Поэтому сейчас мне вообще плевать на твой статус и полномочия. Закрой свой рот и открывай его, когда Владислав попросит отсосать. Живешь, горя не знаешь. А у нас не мир, а проклятие. На носу третья мировая, а гламурные красотки вроде тебя в тренде во всех журналах. Такие, как ты, всегда и все получают. А ты мужа-то получила только мне благодаря, так что прикуси язык. Меня раздражает, когда все достается таким, как ты… Деньги, власть, мужчина мечты. А ты не лучше меня ничем. Ты просто из тех, кого хочется отыметь, поэтому даже бедняга Ласлоу готов был всю жить прожить один и сгнить, что он и сделал, потому что ты отказала ему. Я ж, может и не бабочка, а уродливая мышь, но у меня мозги есть. И сердце. Какой психопаткой надо быть, чтобы в первую же охоту убить мамашу с ребенком? Ты — чудовище, Уилсон. Не прикрывайся своим благородством. Оно тебе ни к лицу. Мы обе знаем, что за его любовь дрались бы до последней капли крови. Но он лишь пользуется нами. Добро пожаловать из мира грез в мир дерьма. Это мой мир…
Рассмеявшись, я посмотрела на нее через прутья решетки подвала с долей презрения. За ее спиной возвышался тот самый эпохальный алтарь, на котором он лишил ее девственности и спустил с нее шкуру. — Везет тебе, леди Лора. Сидишь в своем замке, управляешь своими людьми. Казнить, помиловать. Все в твоей власти. Тебе не приходится слушать серенады ни в чем не уверенных людей и пытаться им подпевать.
— О чем ты? — Лора нахально (да-да, именно так я это себе и представляла) приподняла левую бровь, нетерпеливо постукивая каблучком по каменной кладке пола совсем рядом с моим лицом. По ту сторону решетки.
— Слышала когда-нибудь о людях, не уверенных в своих чувствах? Добро пожаловать в мой мир, принцесса Уилсон. У нас половина нашего измерения так и живет, не разобравшись в себе. У вас здесь все просто. Добро, зло, месть. А у нас лживая политика двойных стандартов и метания. Но ты же не меньше моего знаешь, что такое любовь, а? Любовь — это целовать руку, занесенную для удара. Любовь — это не сомневаться. Это знать, что превозмогая боль, встаешь, выдергивая себя из нее, только для того, чтобы еще раз увидеть его глаза. Любовь — это пожизненный, повечный приговор. Это знать, что вынесешь сколько сможешь, чтобы твои чувства длились вечно. Но… Зачем я тебе это рассказываю?.. Я ведь тебя создала, и мы обе с тобой прекрасно знаем, что и я, и ты сейчас в королевской темнице лишь по одной единственной причине. Потому что мы обе любим одного мерзкого порочного садиста-маньяка. Твоего мужа. И ты так боишься, что я, обладая пером автора, смогу его увести от тебя, что заставляешь меня гнить тут, чтобы этого не произошло. Все потому что ты знаешь, что ты — мое творение, а я. Это я, Лариса Воронова, я — настоящая. Лоры Уилсон не существует. Я создала тебя, чтобы добраться до него. А ему пофиг на нас. Понимаешь, пофиг. Он жрет нашу энергию, только этим и живет. Не вампир он, Уилсон, а инкуб, бес, понимаешь? — Бессильно полуистерически расхохотавшись, я опустила горячую голову на холодный и мокрый каменный пол моей клетки, устремив полубезжизненный взгляд в потолок.
Свет и тень пролегли, словно прутья темницы. Темница в душе без надежды на просвет. Как-то так примерно, если взять на вооружение человеческий словарь, я себя и чувствовала сейчас, но показать это ощущение сейчас ей, той, которую здесь и сейчас считала соперницей, я не могла.
— А я его даже бездушным пожирателем души приняла. Всегда принимала. Мне хватало малого из ничего. Он всегда формировал во мне эгоизм. Говорил, что я лучшая. Зачем? Чтобы я со всеми такими нехорошими рассорилась, оставшись с ним наедине, чтобы он и дальше меня жрал. Понимаешь, пофиг ему! А его прототип только стареет. До него не добраться. Он, как звезда, которую с неба не снять. А кроме них двоих мне ничьи чувства не сдались. Но вот в чем беда. Их двое. А мне ни один не светит. Понимаешь, до чего я докатилась?.. Там, в своем мире, я исполнила мечту. Стала автором бестселлера. Но для всех. ДЛЯ ВСЕХ ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ КНИЖКА. Они не видят, как эта книжка съела меня, Уилсон. Вау. Неплохо. Эмоционально. Супер. А кто-то камень бросит даже. И любых комментаторов хочется убить. Потому что это отзывы к какой-то сраной книжке, а она… Она — отделенная от тебя часть твоей души. А всем плевать.
— Я убью тебя, Воронова, на рассвете. — Тихо молвила Лора, спустившись спиной по прутьям решетки и осев на пол. — Ты можешь здесь сделать, что угодно и забрать мое счастье… Но скажи мне одно. Почему в магический период, заключая клятвы на крови и договоры на картах, ты меня насильно удерживала от него?.. Я рвалась, металась, как в заточении. А ты же ментально меня избивала до крови на губах. Зачем?..
— Не тебя я удерживала, а себя. Ты мне всегда жить мешала. — Глухо проскрипела я. Если она меня завтра не убьет, я слягу с пневмонией, как факт, со своим чахлым иммунитетом. — В магии нельзя подпускать к себе бесов кроме как для работы. А он… Ясно, как день, что он был больше, чем работой. Я, как ведьма, не могла отправлять его делать порчи людям. Использовать его, как он меня… Я не могла. Да и клятва преобразовалась такии образом, что якшание с бесами было под строгим запретом. Поэтому, да, я держала тебя на коротком поводке, но ты все равно умудрилась все испортить после беседы с Медеей, и под Серенаду разрушить все мои клятвы с Богами. Поэтому, знаешь. Я согласна на твои условия. Убей меня на рассвете. Возвращаться в мир лживых людей, придерживающихся политики двойных стандартов и любящих только себя и свое эго, где моя книжка не больше, чем книжка, я не хочу. Но и жить с Вами обоими, наблюдая Ваши ссоры до крови и примирения до стонов, я не хочу. Мои старания напрасны. Ни он, ни его оригинал никогда не полюбят меня. Мать всегда любила говорить фразу: «Нельзя заставить полюбить себя насильно того, кто этого не может сделать». И она права. А уж моя мать всяко мудрее Сары Уилсон. Под образа меня не кидала, хотя ссорились порой даже больше, чем ты со своей.
— Уверена, что нет ничего, что стоит дальнейшей жизни? Я могу вернуть тебя домой и стереть тебе память о том, что было здесь. — Внезапно, с минуту помолчав, как-то сбавила тон королева вампиров и эльфов.
— Не надо. Мне тридцать пять. У меня нет ни друзей, ни детей. Я одинока. Я истаскалась по нему и осталась совсем одна. Я не жалею. Это был мой самый дерьмовый выбор в жизни. — Сделав попытку рассмеяться, я привстала на локте, одернув свой потертый красно-черный свитер в полоску со школьной скамьи. — Но этот выбор сделал меня собой. Я стала автором, о чем еще мечтать?.. Дальше мне двигаться некуда. Моя «Трансильвания» написана, а о другом я не могу писать. Все позади, Уилсон. Позади, а не впереди. А вера в любовь, что двигала мной двадцать один год, была напрасной. И сейчас я это вижу, как никогда раньше. Впереди же лишь пропасть старости. В одиночестве. А я не хочу, чтобы жена и дети его оригинала являлись мне, древней и больной старухе, как призраки семьи Чарльза Обри Димити Хэтчер в бреду старческого маразма. Но не только это пугает, Лора. Меня страшит смерть его реального прототипа до холодного цепкого паранойяльного ужаса, который отравляет мне жизнь. Потому что, черт побери, кто-то теряет кумира, поплачет, зажжет свечку и отпустит, заживет. А он ведь больше, чем кумир… Больше, чем все сущее. Если его не станет, я не представляю, во что превратится моя жизнь. Если не смогу вслед в землю сойти, то покоя мне не станет. Я и без этого всех вокруг ненавижу, а если он уйдет раньше меня, разница то у нас в двадцать девять лет, я буду проклинать, что небо забрало его и молить забрать всех вместо него. Спалить эту землю, выжечь небеса дотла, но вернуть его назад. Потому что никакая свечка или долбокитайские поминальные фонарики, в конце концов, не заполнят той пустоты в душе и сердце, где жил тот, кто значил для тебя так много, пусть и не знал о твоем существовании. Разбитое не склеить. Его глаза — мое небо, а притяжение к нему — моя гравитация к земле. Если все это заберет Вечность в свои цепкие лапы, я не смогу продолжать. Это будет бесполезная для общества кукла, режущая на запястьях его инициалы, чтобы он хоть где-то существовал, и зажимающая медальон на черной ленточке в руке столько лет спустя. Я стольких друзей растеряла… Любовь — это все, что у меня осталась. Чувство, нужное лишь мне, но не ему… Все равно мне не держать его руку в своей, а кроме этого за годы я разучилась чего-либо желать… Так не позволь мне сгинуть, став никчемной и убогой для себя и общества. В мире моей души умереть — честь для меня. Я уйду в расцвете на рассвете. И пусть ты станешь рукой карающей. Ты — часть меня.
Последний раз окинув сидящую ко мне спиной в черном девушку с каштановыми волосами, я внезапно почувствовала, как ее холодная вампирская ладонь крепко сжимает мою, горячую от нервов. — Так и хочешь уйти? Ничего не оставив? В мире, который создала сама?..
— Я оставила вас. И ваши чувства. Этого с меня достаточно. Забудь о бесовщине. Верь, во что верила всегда. Ты — лучшая жена… А совершив путешествие по ту сторону пера, увидев своих героев своими глазами, теперь мне больше не страшно. Не страшно шагнуть за грань.
Две руки еще долго держались сцепленными, потом я тихо попросила. — Пусть он придет до рассвета. Я хочу попрощаться с гребаным принцем из гребаной мечты… Кое-что никогда не меняется. Я — бескостная его тряпка, и тебя сотворила по своему образу и подобию. Себя не люблю и никого не могу…
Тягостное молчание воцарилось в подземелье на долгие несколько минут, затем она ответила…
— Хорошо. Он придет. — Лора встала с пола, и, не оборачиваясь, направилась к выходу из подземелья…
Лучи света моментально озарив и окрасив в желтый место моего заточения, медленно и неуверенно погасли за закрытой Ларой Изидой Карминой Эстеллой Шиаддхаль-Дракула дверью, сменившись непроглядным мраком… В ожидании визита графа я склонила голову на холодный каменный пол, где застыла кровь тысяч мучимых им жертв, и сон смежил мои веки за пять минут до его прихода и за два часа до рассвета…
19.01.2016