Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
#AU #VH #V
Предупреждение: черный юмор, искажение сюжета, секс, бдсм, некрофилия. Особенно дерганым фанатам не соваться. До 18 лет тоже не тревожить. Потом не говорить, что не предупреждали.
— Темная леди с темными мыслями сожжет тебя, когда Солнце осветит пустоту небосклона.
— И пусть он - сын самого Дьявола, пусть после его смерти умрут все, кого он обратил в кровожадных тварей, но безнаказанным не останется тот, кто поднимет на него руку. Падут его враги, умрут его друзья и близкие. Я сотру весь мир его прежней жизни в порошок, чтобы в новой он стал моим.
Подвалы замка Дракулы веяли сыростью и пахли затхлостью. Вековечным смрадом гнили и протухшей плоти, облюбованной крысами. Сюда не проникал даже редкий солнечный блик, и за это светоуязвимый хозяин этого жилища и любил их. Только сегодня ему не везло. Он не мог определить, где он находится. Он вообще ничего не чувствовал в данный момент, кроме боли. Щека и шея полыхали огнем. Он чуть не лишился рассудка в попытке обрести самоидентификацию. Умер ли он? Умер ли он от руки своего некогда лучшего друга - Габриэля, левой руки Господа? Быть может, это ад, и сейчас он встретится с отцом своим - Владыкой Сатаной? Он попробовал пошевелить задервеневшими конечностями, и не без труда у него это получилось. Это уже был шаг прямиком в сознание. Ему нужно трансформироваться и попытаться улететь. Иначе его враги добьют его. Хотя, он откровенно не мог понять, почему до сих пор жив. Он помнил, как пытался взлететь. Как вышла полная Луна на небо, и его лучший друг, которого он пытался вразумить и переманить на свою сторону, снова обратился в вервольфа и вцепился ему в шею. Потом только боль, распад, агония и медленное умирание. Так почему он до сих пор жив? Его безымянный палец холодил перстень, и тяготил вес кольца. Он не сомневался, что к нему вернулся его символический подарок, данный ему в пятнадцатом веке Орденом Дракона. Но... В момент его смерти перстень же был на Ван Хельсинге. Неужели он вернул его добровольно? Нет. Граф решительно отказывался что-либо понимать. Не открывая глаз, он попробовал трансформироваться. И... У него не вышло. Издав нечеловеческое утробное рычание, он открыл глаза, и устремил хищный взгляд в мрак помещения. Тугие железные кольца приковывали его руки к металлическому креслу, на котором он сидел. Ноги так же были скованы цепями, а в груди нестерпимо горело от жажды крови. Уставший и изможденный от миновавшей битвы, он устремил взгляд в один из углов подвала. Туда, где он чувствовал сердцебиение, туда, где он был уверен, что видит фигуру в темном коротком облегающем платье.
— Выходи, кто бы ты ни была. Я тебя вижу.
Миниатюрная брюнетка на высоких шпильках за долю секунды миновала расстояние, покрывавшее их. В теневых бликах ее лицо казалось таинственным и манящим. Длинные локоны рассыпались по плечам, обрамляя высоко поднятую грудь в глубоком декольте. Ее ноги казались бесконечно длинными, так как платье даже не пыталось скрыть их, буквально оставляя закрытым нижнее белье на пару миллиметров. Но, однако, пара миллиметров ничего не значила при ходьбе. Бретели платья свисали где-то у локтей, а алые губы были слегка приоткрыты. Граф констатировал, что незнакомка, даже являясь человеком, разительно отличалась от его невест и превосходила их красотой. Шикарные рыжие локоны Алиры казались половой шваброй по сравнению с ее, даже во тьме сияющими густыми каштановыми прядями, а ее мерно вздымающаяся от тяжелого дыхания грудь в его глазах сделала грудь юной и прекрасной Маришки дряблой и обвисшей.
— Вы очнулись, мой прекрасный господин. — Она звонко засмеялась. Ее смех был подобен переливу колокольчиков. Она запрокинула голову. Он видел пульсирующие вены на ее шее. Как ему хотелось выпить всю до единой капли крови этой неосмотрительной дурочки. Вонзить клыки ей в шею и пить до тех пор, пока ее тело не содрогнет мука конвульсий. Найти все вены в самых потаенных уголках ее бесстыдно открытого тела и осушить их. Как она могла быть настолько безрассудно глупой, чтобы прийти в обитель сына Дьявола, одна, такая слабая и беспомощная? Более раздетая, нежели одетая.
— Кто ты такая? Как я здесь очутился? — Он надменно выгнул бровь, испытующе поглядев на нее.
Она снова весело и беззаботно рассмеялась.
— Не важно кто я. Важно, что я Вас спасла, мой король.
— Каким образом? Мой друг собственноручно убил меня. И откуда это кольцо?
— Когда Ван Хельсинг напал на Вас, он уже был слишком слаб, чтобы суметь убить. Ведь перед тем, как он отправился на свою богоугодную миссию, я подлила ему в вино слишком сильный отвар беладонны. Вы ее можете знать по названию сонная одурь. Он прощался с девочкой, - Анной, кажется, которую убил, еще не вернув себе человеческое состояние. Яд так действовал на его сознание, что он напал на ту, кого любил всем сердцем. Он упал замертво около камня, на котором горела последняя из рода Валерия, а я сняла с его пальца это кольцо.
Оно заслужило жить на этих красивых руках своего хозяина. — Она склонилась над ним. Ее локоны падали на его лицо, а ее приглушенное дыхание опаляло ему рот. Она коснулась его рук и погладила холодные пальцы. — Владислав. Какие же у Вас красивые руки. Я ни у кого таких не видела. — Проныла она и, запустив руку в его мягкие волосы, стянутые в хвост, вплотную приблизилась губами к его губам. Ее полуобнаженная грудь коснулась его груди. Даже сквозь одежду он чувствовал ее аномальное тепло. Она горела. Вся. Даже для человека ее температура была слишком высокой. Склонившись к его шее, она поцеловала кадык, а затем коснулась языком его шрамов, слизывая с них кровь. Влажное тепло ее языка двигалось по трем безобразным, распоротым когтями вервольфа, уродовавшим его мягкую бледную кожу, рубцам от шеи к щеке. А от рубцов на щеке, ее язык скользнул сквозь его губы. Навалившись всем телом, она целовала его так, будто Вселенная через минуту взорвалась бы снопом горящих искр, и она не успела бы коснуться этих тонких губ живого мертвеца, ощутя приторную сладость разложения и гнили. Тогда-то он и прибег к уловке. Обвив ее теплый язык своим ледяным накрепко, как удавкой, выпустив клыки, он прокусил его. В рот ему закапала свежая и теплая человеческая кровь. Выжимая из ее языка максимум крови, его язык выкручивал ее, словно белье в стирке. Она взвыла и кое как ей удалось вырваться. Он только плотоядно улыбнулся.
— Может, предложишь мне какую-нибудь часть своего тела, в которой побольше крови? Тогда я быстро верну себе силы, освобожусь от твоей идиотской ловушки, и мы уже поговорим оба свободные. Что ты на это скажешь?
Она грустно улыбнулась и, отстранясь, отошла в тот самый угол, из которого вышла, подняв что-то с земли. Что-то металлическое.
— Нельзя позволить Вам вернуть себе силы, мой Лорд. Иначе Вы, освободившись, просто убьете меня, выпив всю кровь, а это никак не входит в мои планы. Слишком долго я пыталась добраться до Вас.
Щелкнула предательская застежка, и девушка полюбовалась на железный намордник, плотно сжавший челюсти вампира.
— Вот теперь Вы - мой. Весь мой. И я могу делать все, что захочу. Как же меня это опьяняет, милый, милый, милый... — Коснувшись губами мочки его уха, она слегка ее прикусила, ощущая языком круглое колечко сережки. — Я буду смаковать это мгновение.
Ее лихорадочные пальцы сжимали его шею, лаская ее. Она растворилась. Рассудка уже не существовало. Только волна желания, которая стала ее сутью, заменив все внутри нее. Ее трясущаяся ладонь скользнула под ворот его рубашки, попутно медленно расстегивая пуговицы. Так медленно, что мгновения казались вечностью.
— Я убью тебя, я разорву тебе глотку и надругаюсь над трупом. — Его глаза метали молнии, а голос звучал не из плотно стиснутых намордником челюстей, а в ее мозгу.
Она снова рассмеялась, а щеки ее зарделись алым цветом. — Лучше посадите меня на кол, мой Князь-колосажатель. Моя страсть меня погубит. Я хочу Вас отпустить, но тогда Вы перестанете быть моим. Уйдете, или убьете меня. Демоны жарят мою оболочку на тридцати трех кострах. Без Вас я теряю рассудок. С Вами я теряю рассудок. — Ее голос уже хрипел, а руки разрывали черную шелковую рубашку. — Я исследую каждый миллиметр Вашего мертвого тела. Клянусь Господом и именем Его святейшим.
Оставляя влажные горячие полосы слюны на его груди, она встала на колени, прислонив кудрявую голову к его колену.
— Вы просто - пытка, Владислав. С тех пор, как Вас увидела, не могу думать ни о чем другом. Из Ватикана я отправилась за Габриэлем сюда, решив во что бы то ни стало помешать ему выполнить свою миссию для ублюдков из Рима. — Ее дыхание прерывалось.
— Неужели, ты надеешься, что убив моего лучшего друга, ты добьешься того, что я стану твоим, буду овладевать твоим телом каждые несколько минут, дарить тебе цветы и сделаю своей женой? Да не бывать этому никогда. Когда я вырвусь (именно "когда", а не "если"), ты пожалеешь, что заинтересовалась мной. Я разорву твою глоточку, в которой сейчас тахикардично бьется пульс, и буду наблюдать, как ты истекаешь кровью. И даже не коснусь твоего горячего испорченного лона. Чтоб ты подыхала, наблюдая всю силу того, как не интересуешь меня сексуально. — Его мысленный посыл окатил ее волной нескрываемой злости, ярости и бешенства.
— О. Неужели Вы думаете, что я убила только Ван Хельсинга? Нет. Вы и половины истории не знаете. В деревне Васерии все священники давно стали порочными и непригодными для того, чтобы освятить воду. Это я подлила настоящую святую воду в колодец. Ван Хельсинг убил Маришку, сам того не зная, только с моей помощью. Когда Габриэль со своей девушкой увозили от Вас монстра Франкенштейна, погибла Ваша вторая невеста - Верона. Хватило бы ума средневековым охотнику и охотнице сотворить настоящую бомбу из серебряных кольев? Я очень сомневаюсь. Я убивала соперниц одну за другой. Алира еще была жива, когда Анна проткнула ее колом и отпустила.
Бедняжке было так больно, что она стонала от нестерпимого жжения в груди, и тогда я окончила ее страдания, вырвав ее сердце. К сожалению, это увидел Ваш покорный слуга - Игор. Раньше того, как я заманю моего любимого в путы своей ловушки, я не имела права позволять кому-то знать обо мне. И тогда, с высоты наблюдая за несчастным Карлом, отбивающимся от повешенного уродца, я еле сбросила в пропасть каменную глыбу, которая высвободила металлический прут, скинувший Игора вслед за глыбой. Вы не можете отказать мне в сноровке. За чужими спинами, я убивала Ваших друзей, невест и врагов уже очень долго. А потом Вы. Измученный, смертельно больной, на грани жизни и смерти, но невозможно прекрасный оказываетесь на моих руках, и я пою Вам колыбельную, держа Вашу голову в своих руках, вливая в Ваши губы кровь неизвестной убитой крестьянки. Потом я притаскиваю Вас сюда. Заковываю в цепи из серебра, сдерживающие Ваше обращение и возвращаюсь посмотреть на смерть Вашего боевого друга и вернуть Ваше кольцо своему владельцу. Со смертью Ваших подруг умерли и Ваши дети. Никого не осталось. Ни Ван Хельсинга, ни Анны, ни невест, ни гадких эмбрионов. Все они подохли, как псы на помойке. Я взяла на себя храбрость переделать Ваше будущее по своему усмотрению. И, не смотря на Ваше сопротивление, я начну переворачивать Вашу Вселенную прямо сейчас.
— Я убью тебя. Просто убью. Только сорвусь с привязи, как бешеный пес. Я любил своих невест. Какое ты имела право? Кто ты вообще такая, чтобы уничтожить все и всех, чем и кем я жил?
— Вопрос, не в том, кто я. А кем станете Вы со мной. Я не позволю никому навредить Вам. Вы возродите снова боль, хаос и смерть в этом мире. Посеете панику среди людей. Только больше Вам не придется пользоваться услугами дешевых продажных тварей, которых Вы называли своими невестами. Я. Есть я. Дорогой, любимый, единственный...
Положив ему руки на плечи и склонив голову, она медленно, закусив нижнюю губу, двинулась руками ниже. Еще ниже. Ее руки вползали под ремень, под ткань черных шелковых трусов, поглаживая его холодный омертвевший член. Лаская его до тех пор, пока ему не стало трудно дышать, она вытащила руки и снова встала на колени, разведя его колени в стороны. Он крепко сжал ногами ее талию, но ее жадные руки уже добрались до ширинки. Стащив брюки, двумя пальцами она боролась с резинкой трусов, пока он вкладывал в ее голову всевозможные видения о том, как убивает ее, получив долгожданную свободу.
— Ох, не злитесь за намордник, любимый. Это необходимая мера. Зачем Вам свобода? Я Вас возведу до таких высот, что пена изо рта пойдет.
Обхватив рукой его член, она провела языком от кончика до основания. Затем она взяла его в рот. Холодный, огромный, но все же пульсирующий, как живой. Каждый раз она чувствовала накатывающую тошноту, когда он врезался в ее глотку, когда заглатывала, впуская его в пищевод.
Владислав зарычал, его когти беспомощно царапали железные подлокотники. Он был почти готов. И тогда она просто ощутимо сдавила его орудие губами в последний раз. Вместе с его стоном, разнесшимся по замку, густая сперма заструилась ей в рот.
Проглотив и облизнув губы, она улыбнулась, коснувшись указательным пальцем его кончика носа. — Такой сладкий, а зачем-то сопротивляешься. Прекрати ты со мной бороться. Я из мечты твоей пришла. И кровью буду своей кормить всю жизнь, если не выкинешь меня прочь. Сейчас грянет финальный аккорд. Сейчас ты станешь моим. А я твоей.
Приподняв свое платье, она сдвинула кружевные трусики и помогла ему войти в себя и разодрать девственное лоно. Прильнув всем телом к его телу, она насаживалась все глубже, сжимая ногами его бедра.
Контраст их тел был воистину поразителен. Она горела, как на костре. Ее лоно обогревало его, как солнышко. А он мстительно вдалбливал ей практически до матки. Она визжала, извивалась, льнула крепче, насаживалась так глубоко, как могла. Ей было мало. Все равно. Ей никогда не будет достаточно. Мерные медленные движения очень скоро трансформировались в резкие толчки, от которых у нее выступала испарина на лбу.
— У меня все вибрирует. — Проныла она. — Все мышцы сокращаются внутри. У меня нет сил. Господи. Чертов Иисус. Да заставь меня кончить уже, я больше не могу. Не могу терпеть. Глубже. Умоляю. Еще. Быстрее. Да!!!
Дааааааааааааааааа!!!!!!
Волна сшибла ее рассудок. В голове заметались всполохи пламени. Стенки вагины сокращались изо всех сил, как хлопают окна ставнями. Вопль, вырвавшийся из ее глотки, практически оглушил ее саму. Горячая, мокрая, она по инерции не переставала ерзать и не желала слезать.
— Надеюсь, тебе было достаточно холодно. Ты только что отдалась живому мертвецу. Да еще и впервые в жизни вообще отдавшись кому-то. Ты понимаешь это? Трупу! Ты - бешеная некрофилка. Ты сосала у трупа, как никчемная шлюха. Даже хуже. Тебе никто за это не заплатит. Ты понимаешь, кто я? И делать меня целью своей жизни? Ты - больная. На всю голову. Идиотка. Голову, которую я оторву, вырвавшись отсюда. Это будет то еще жалкое зрелище.
Когда я пойду из комнаты в комнату в поисках тебя. А ты будешь где-то прятаться, бояться дышать, бояться смерти, но до смерти мечтая попасться в эти руки. Быть использованной ими. Запомни. Это случится скоро. Ты сдохнешь.
— Влади. Влади, заткнись. — Она сорвала с него намордник, чтобы снова припасть к его губам, своими, в белесой сперме. Я никогда тебя отсюда не выпущу. Это была всего лишь первая ночь. И их еще будут многие тысячи...
12.11.2014
Предупреждение: черный юмор, искажение сюжета, секс, бдсм, некрофилия. Особенно дерганым фанатам не соваться. До 18 лет тоже не тревожить. Потом не говорить, что не предупреждали.
— Темная леди с темными мыслями сожжет тебя, когда Солнце осветит пустоту небосклона.
— И пусть он - сын самого Дьявола, пусть после его смерти умрут все, кого он обратил в кровожадных тварей, но безнаказанным не останется тот, кто поднимет на него руку. Падут его враги, умрут его друзья и близкие. Я сотру весь мир его прежней жизни в порошок, чтобы в новой он стал моим.
Подвалы замка Дракулы веяли сыростью и пахли затхлостью. Вековечным смрадом гнили и протухшей плоти, облюбованной крысами. Сюда не проникал даже редкий солнечный блик, и за это светоуязвимый хозяин этого жилища и любил их. Только сегодня ему не везло. Он не мог определить, где он находится. Он вообще ничего не чувствовал в данный момент, кроме боли. Щека и шея полыхали огнем. Он чуть не лишился рассудка в попытке обрести самоидентификацию. Умер ли он? Умер ли он от руки своего некогда лучшего друга - Габриэля, левой руки Господа? Быть может, это ад, и сейчас он встретится с отцом своим - Владыкой Сатаной? Он попробовал пошевелить задервеневшими конечностями, и не без труда у него это получилось. Это уже был шаг прямиком в сознание. Ему нужно трансформироваться и попытаться улететь. Иначе его враги добьют его. Хотя, он откровенно не мог понять, почему до сих пор жив. Он помнил, как пытался взлететь. Как вышла полная Луна на небо, и его лучший друг, которого он пытался вразумить и переманить на свою сторону, снова обратился в вервольфа и вцепился ему в шею. Потом только боль, распад, агония и медленное умирание. Так почему он до сих пор жив? Его безымянный палец холодил перстень, и тяготил вес кольца. Он не сомневался, что к нему вернулся его символический подарок, данный ему в пятнадцатом веке Орденом Дракона. Но... В момент его смерти перстень же был на Ван Хельсинге. Неужели он вернул его добровольно? Нет. Граф решительно отказывался что-либо понимать. Не открывая глаз, он попробовал трансформироваться. И... У него не вышло. Издав нечеловеческое утробное рычание, он открыл глаза, и устремил хищный взгляд в мрак помещения. Тугие железные кольца приковывали его руки к металлическому креслу, на котором он сидел. Ноги так же были скованы цепями, а в груди нестерпимо горело от жажды крови. Уставший и изможденный от миновавшей битвы, он устремил взгляд в один из углов подвала. Туда, где он чувствовал сердцебиение, туда, где он был уверен, что видит фигуру в темном коротком облегающем платье.
— Выходи, кто бы ты ни была. Я тебя вижу.
Миниатюрная брюнетка на высоких шпильках за долю секунды миновала расстояние, покрывавшее их. В теневых бликах ее лицо казалось таинственным и манящим. Длинные локоны рассыпались по плечам, обрамляя высоко поднятую грудь в глубоком декольте. Ее ноги казались бесконечно длинными, так как платье даже не пыталось скрыть их, буквально оставляя закрытым нижнее белье на пару миллиметров. Но, однако, пара миллиметров ничего не значила при ходьбе. Бретели платья свисали где-то у локтей, а алые губы были слегка приоткрыты. Граф констатировал, что незнакомка, даже являясь человеком, разительно отличалась от его невест и превосходила их красотой. Шикарные рыжие локоны Алиры казались половой шваброй по сравнению с ее, даже во тьме сияющими густыми каштановыми прядями, а ее мерно вздымающаяся от тяжелого дыхания грудь в его глазах сделала грудь юной и прекрасной Маришки дряблой и обвисшей.
— Вы очнулись, мой прекрасный господин. — Она звонко засмеялась. Ее смех был подобен переливу колокольчиков. Она запрокинула голову. Он видел пульсирующие вены на ее шее. Как ему хотелось выпить всю до единой капли крови этой неосмотрительной дурочки. Вонзить клыки ей в шею и пить до тех пор, пока ее тело не содрогнет мука конвульсий. Найти все вены в самых потаенных уголках ее бесстыдно открытого тела и осушить их. Как она могла быть настолько безрассудно глупой, чтобы прийти в обитель сына Дьявола, одна, такая слабая и беспомощная? Более раздетая, нежели одетая.
— Кто ты такая? Как я здесь очутился? — Он надменно выгнул бровь, испытующе поглядев на нее.
Она снова весело и беззаботно рассмеялась.
— Не важно кто я. Важно, что я Вас спасла, мой король.
— Каким образом? Мой друг собственноручно убил меня. И откуда это кольцо?
— Когда Ван Хельсинг напал на Вас, он уже был слишком слаб, чтобы суметь убить. Ведь перед тем, как он отправился на свою богоугодную миссию, я подлила ему в вино слишком сильный отвар беладонны. Вы ее можете знать по названию сонная одурь. Он прощался с девочкой, - Анной, кажется, которую убил, еще не вернув себе человеческое состояние. Яд так действовал на его сознание, что он напал на ту, кого любил всем сердцем. Он упал замертво около камня, на котором горела последняя из рода Валерия, а я сняла с его пальца это кольцо.
Оно заслужило жить на этих красивых руках своего хозяина. — Она склонилась над ним. Ее локоны падали на его лицо, а ее приглушенное дыхание опаляло ему рот. Она коснулась его рук и погладила холодные пальцы. — Владислав. Какие же у Вас красивые руки. Я ни у кого таких не видела. — Проныла она и, запустив руку в его мягкие волосы, стянутые в хвост, вплотную приблизилась губами к его губам. Ее полуобнаженная грудь коснулась его груди. Даже сквозь одежду он чувствовал ее аномальное тепло. Она горела. Вся. Даже для человека ее температура была слишком высокой. Склонившись к его шее, она поцеловала кадык, а затем коснулась языком его шрамов, слизывая с них кровь. Влажное тепло ее языка двигалось по трем безобразным, распоротым когтями вервольфа, уродовавшим его мягкую бледную кожу, рубцам от шеи к щеке. А от рубцов на щеке, ее язык скользнул сквозь его губы. Навалившись всем телом, она целовала его так, будто Вселенная через минуту взорвалась бы снопом горящих искр, и она не успела бы коснуться этих тонких губ живого мертвеца, ощутя приторную сладость разложения и гнили. Тогда-то он и прибег к уловке. Обвив ее теплый язык своим ледяным накрепко, как удавкой, выпустив клыки, он прокусил его. В рот ему закапала свежая и теплая человеческая кровь. Выжимая из ее языка максимум крови, его язык выкручивал ее, словно белье в стирке. Она взвыла и кое как ей удалось вырваться. Он только плотоядно улыбнулся.
— Может, предложишь мне какую-нибудь часть своего тела, в которой побольше крови? Тогда я быстро верну себе силы, освобожусь от твоей идиотской ловушки, и мы уже поговорим оба свободные. Что ты на это скажешь?
Она грустно улыбнулась и, отстранясь, отошла в тот самый угол, из которого вышла, подняв что-то с земли. Что-то металлическое.
— Нельзя позволить Вам вернуть себе силы, мой Лорд. Иначе Вы, освободившись, просто убьете меня, выпив всю кровь, а это никак не входит в мои планы. Слишком долго я пыталась добраться до Вас.
Щелкнула предательская застежка, и девушка полюбовалась на железный намордник, плотно сжавший челюсти вампира.
— Вот теперь Вы - мой. Весь мой. И я могу делать все, что захочу. Как же меня это опьяняет, милый, милый, милый... — Коснувшись губами мочки его уха, она слегка ее прикусила, ощущая языком круглое колечко сережки. — Я буду смаковать это мгновение.
Ее лихорадочные пальцы сжимали его шею, лаская ее. Она растворилась. Рассудка уже не существовало. Только волна желания, которая стала ее сутью, заменив все внутри нее. Ее трясущаяся ладонь скользнула под ворот его рубашки, попутно медленно расстегивая пуговицы. Так медленно, что мгновения казались вечностью.
— Я убью тебя, я разорву тебе глотку и надругаюсь над трупом. — Его глаза метали молнии, а голос звучал не из плотно стиснутых намордником челюстей, а в ее мозгу.
Она снова рассмеялась, а щеки ее зарделись алым цветом. — Лучше посадите меня на кол, мой Князь-колосажатель. Моя страсть меня погубит. Я хочу Вас отпустить, но тогда Вы перестанете быть моим. Уйдете, или убьете меня. Демоны жарят мою оболочку на тридцати трех кострах. Без Вас я теряю рассудок. С Вами я теряю рассудок. — Ее голос уже хрипел, а руки разрывали черную шелковую рубашку. — Я исследую каждый миллиметр Вашего мертвого тела. Клянусь Господом и именем Его святейшим.
Оставляя влажные горячие полосы слюны на его груди, она встала на колени, прислонив кудрявую голову к его колену.
— Вы просто - пытка, Владислав. С тех пор, как Вас увидела, не могу думать ни о чем другом. Из Ватикана я отправилась за Габриэлем сюда, решив во что бы то ни стало помешать ему выполнить свою миссию для ублюдков из Рима. — Ее дыхание прерывалось.
— Неужели, ты надеешься, что убив моего лучшего друга, ты добьешься того, что я стану твоим, буду овладевать твоим телом каждые несколько минут, дарить тебе цветы и сделаю своей женой? Да не бывать этому никогда. Когда я вырвусь (именно "когда", а не "если"), ты пожалеешь, что заинтересовалась мной. Я разорву твою глоточку, в которой сейчас тахикардично бьется пульс, и буду наблюдать, как ты истекаешь кровью. И даже не коснусь твоего горячего испорченного лона. Чтоб ты подыхала, наблюдая всю силу того, как не интересуешь меня сексуально. — Его мысленный посыл окатил ее волной нескрываемой злости, ярости и бешенства.
— О. Неужели Вы думаете, что я убила только Ван Хельсинга? Нет. Вы и половины истории не знаете. В деревне Васерии все священники давно стали порочными и непригодными для того, чтобы освятить воду. Это я подлила настоящую святую воду в колодец. Ван Хельсинг убил Маришку, сам того не зная, только с моей помощью. Когда Габриэль со своей девушкой увозили от Вас монстра Франкенштейна, погибла Ваша вторая невеста - Верона. Хватило бы ума средневековым охотнику и охотнице сотворить настоящую бомбу из серебряных кольев? Я очень сомневаюсь. Я убивала соперниц одну за другой. Алира еще была жива, когда Анна проткнула ее колом и отпустила.
Бедняжке было так больно, что она стонала от нестерпимого жжения в груди, и тогда я окончила ее страдания, вырвав ее сердце. К сожалению, это увидел Ваш покорный слуга - Игор. Раньше того, как я заманю моего любимого в путы своей ловушки, я не имела права позволять кому-то знать обо мне. И тогда, с высоты наблюдая за несчастным Карлом, отбивающимся от повешенного уродца, я еле сбросила в пропасть каменную глыбу, которая высвободила металлический прут, скинувший Игора вслед за глыбой. Вы не можете отказать мне в сноровке. За чужими спинами, я убивала Ваших друзей, невест и врагов уже очень долго. А потом Вы. Измученный, смертельно больной, на грани жизни и смерти, но невозможно прекрасный оказываетесь на моих руках, и я пою Вам колыбельную, держа Вашу голову в своих руках, вливая в Ваши губы кровь неизвестной убитой крестьянки. Потом я притаскиваю Вас сюда. Заковываю в цепи из серебра, сдерживающие Ваше обращение и возвращаюсь посмотреть на смерть Вашего боевого друга и вернуть Ваше кольцо своему владельцу. Со смертью Ваших подруг умерли и Ваши дети. Никого не осталось. Ни Ван Хельсинга, ни Анны, ни невест, ни гадких эмбрионов. Все они подохли, как псы на помойке. Я взяла на себя храбрость переделать Ваше будущее по своему усмотрению. И, не смотря на Ваше сопротивление, я начну переворачивать Вашу Вселенную прямо сейчас.
— Я убью тебя. Просто убью. Только сорвусь с привязи, как бешеный пес. Я любил своих невест. Какое ты имела право? Кто ты вообще такая, чтобы уничтожить все и всех, чем и кем я жил?
— Вопрос, не в том, кто я. А кем станете Вы со мной. Я не позволю никому навредить Вам. Вы возродите снова боль, хаос и смерть в этом мире. Посеете панику среди людей. Только больше Вам не придется пользоваться услугами дешевых продажных тварей, которых Вы называли своими невестами. Я. Есть я. Дорогой, любимый, единственный...
Положив ему руки на плечи и склонив голову, она медленно, закусив нижнюю губу, двинулась руками ниже. Еще ниже. Ее руки вползали под ремень, под ткань черных шелковых трусов, поглаживая его холодный омертвевший член. Лаская его до тех пор, пока ему не стало трудно дышать, она вытащила руки и снова встала на колени, разведя его колени в стороны. Он крепко сжал ногами ее талию, но ее жадные руки уже добрались до ширинки. Стащив брюки, двумя пальцами она боролась с резинкой трусов, пока он вкладывал в ее голову всевозможные видения о том, как убивает ее, получив долгожданную свободу.
— Ох, не злитесь за намордник, любимый. Это необходимая мера. Зачем Вам свобода? Я Вас возведу до таких высот, что пена изо рта пойдет.
Обхватив рукой его член, она провела языком от кончика до основания. Затем она взяла его в рот. Холодный, огромный, но все же пульсирующий, как живой. Каждый раз она чувствовала накатывающую тошноту, когда он врезался в ее глотку, когда заглатывала, впуская его в пищевод.
Владислав зарычал, его когти беспомощно царапали железные подлокотники. Он был почти готов. И тогда она просто ощутимо сдавила его орудие губами в последний раз. Вместе с его стоном, разнесшимся по замку, густая сперма заструилась ей в рот.
Проглотив и облизнув губы, она улыбнулась, коснувшись указательным пальцем его кончика носа. — Такой сладкий, а зачем-то сопротивляешься. Прекрати ты со мной бороться. Я из мечты твоей пришла. И кровью буду своей кормить всю жизнь, если не выкинешь меня прочь. Сейчас грянет финальный аккорд. Сейчас ты станешь моим. А я твоей.
Приподняв свое платье, она сдвинула кружевные трусики и помогла ему войти в себя и разодрать девственное лоно. Прильнув всем телом к его телу, она насаживалась все глубже, сжимая ногами его бедра.
Контраст их тел был воистину поразителен. Она горела, как на костре. Ее лоно обогревало его, как солнышко. А он мстительно вдалбливал ей практически до матки. Она визжала, извивалась, льнула крепче, насаживалась так глубоко, как могла. Ей было мало. Все равно. Ей никогда не будет достаточно. Мерные медленные движения очень скоро трансформировались в резкие толчки, от которых у нее выступала испарина на лбу.
— У меня все вибрирует. — Проныла она. — Все мышцы сокращаются внутри. У меня нет сил. Господи. Чертов Иисус. Да заставь меня кончить уже, я больше не могу. Не могу терпеть. Глубже. Умоляю. Еще. Быстрее. Да!!!
Дааааааааааааааааа!!!!!!
Волна сшибла ее рассудок. В голове заметались всполохи пламени. Стенки вагины сокращались изо всех сил, как хлопают окна ставнями. Вопль, вырвавшийся из ее глотки, практически оглушил ее саму. Горячая, мокрая, она по инерции не переставала ерзать и не желала слезать.
— Надеюсь, тебе было достаточно холодно. Ты только что отдалась живому мертвецу. Да еще и впервые в жизни вообще отдавшись кому-то. Ты понимаешь это? Трупу! Ты - бешеная некрофилка. Ты сосала у трупа, как никчемная шлюха. Даже хуже. Тебе никто за это не заплатит. Ты понимаешь, кто я? И делать меня целью своей жизни? Ты - больная. На всю голову. Идиотка. Голову, которую я оторву, вырвавшись отсюда. Это будет то еще жалкое зрелище.
Когда я пойду из комнаты в комнату в поисках тебя. А ты будешь где-то прятаться, бояться дышать, бояться смерти, но до смерти мечтая попасться в эти руки. Быть использованной ими. Запомни. Это случится скоро. Ты сдохнешь.
— Влади. Влади, заткнись. — Она сорвала с него намордник, чтобы снова припасть к его губам, своими, в белесой сперме. Я никогда тебя отсюда не выпущу. Это была всего лишь первая ночь. И их еще будут многие тысячи...
12.11.2014