Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
03.05.2013 в 12:28
Пишет Душа в огне:405.
Сумерки ночи сгустились над еще не спящим городом, величественной столицей величественной страны. Густой темный оттенок окончания дня с мглой и туманами окутывал каждую улицу, каждый тротуар, поземкой ползая и вылизывая асфальт. Фонари тускло-желтым матовым светом создавали эффект длинных неровных причудливых теней. В каждом темном потаенном уголке улицы мог спрятаться кто угодно. Звуки изредка проносящихся машин воем разносились по тихим безлюдным улочкам. Монотонное эхо, соприкасаясь с каменной кладкой, отражалось от стен, проникая глубоко в мозг одиноко возвращающейся с трудного дня уставшей и замерзшей девушки. Мягкий бархатный голос ласкал ее сознание, будто языком проводя по покрывшейся мурашками сумасшедшей коже. Он звал ее по имени, устало, остервенело, в который раз за день. И который раз его мягкий нежный, похожий на вкус вишни мелодичный баритон доводил ее до исступления. Мокрого, влажного исступления.
— Иди ко мне. Приходи на меня посмотреть...
— Если бы я могла. Если бы я только знала, где ты.
Обессиленная и измученная этим голосом, она тряхнула головой. Заиндевевшие от инея ресницы скрывали пожар, томящийся в ее расширенных от возбуждения зрачках, каждый раз, как она слышала произнесенное им ее имя в своей голове. В ее голове уныло замелькали картины кладбища, с которого она возвращалась, совершив один из ритуалов. Она стояла на коленях на безымянной могиле, сложив руки и нашептывая текст оговора. Холод пронизывал ее тело насквозь... Тело, жаждавшее тепла и человеческой ласки. И не получившее ничего кроме ледяного прожигающего могильного холода, нищеты, без крова, тепла близких и родных. Ничего в ее жизни не осталось от прежней, и никогда уже не будет. Шорох, раздавшийся из ниоткуда, заставил ее повернуть голову в его направлении. Нескрываемая злость и раздражение окутали ее страшной волной.
— Опять кто-то наблюдает... И не сидится же людям дома в этот декабрьский морозный поздний час.
Но позади себя она никого не увидела. Тем страннее ей показалось наличие этого шума.
— Ненавижу, когда меня отвлекают. Не-на-ви-жу!!!
Звук полоснул ее по уху, как будто провели ножом по железу. Чья-то фигура в черном кожаном плаще нависла над ней, и, обойдя ее сзади, мужчина просунул руку ей за воротник черного пальто. Схватив ее за волосы, наощупь изучая их структуру, он рванул ее за них, прижав ее голову к своему животу.
— Все колдуешь, сучка, никак не успокоишься... Вместо того, чтобы уже раздавленной и униженной лежать у меня в ногах и умолять трахнуть тебя. До кровавой пены из твоего поганого ротика.
— Я прекращу колдовать только тогда, когда прекратишь ты. И объявишься, Дьявол тебя дери.
— Только после того, как выдерет тебя. Очень даже хорошо, что ты на коленях. Запоминай эту позу, иной у тебя по жизни не будет. Повернись ко мне, сука, я хочу посмотреть на твой рот.
Девушка повиновалась, но не без сурового яростного блеска в глазах, которым она одарила этот богомерзкий противоречащий ее сути, но все-таки безумно любимый облик. Одного взгляда на него ей хватило, чтобы впасть в состояние блаженства от накатываемой оргазмической волны. Его волосы кудрями ниспадали на его лицо, почти закрыв его с одной стороны. Не смотря на ее недостаточно хорошее зрение, цвет его каре-зеленых глаз бросался в глаза четко, сквозь снежный буран и метель. Будто бы эти глаза не смотрели на нее сейчас, а находились внутри ее головы в самом близком доступе. Большим пальцем правой руки он оттянул ее нижнюю губу вниз, наблюдая за тем, как увлажняется ее рот.
— Господи, ты такая горячая. Я хочу трахнуть тебя в рот сейчас.
— Действуй.
Она яростно посмотрела ему в глаза за, что он наградил ее несильной пощечиной. Щека горела от удара, но ярости в ней не уменьшилось, скорее наоборот.
— Ты, блядь, будешь смотреть мне в глаза только тогда, когда я тебе разрешу, дрянь. А до тех пор и не думай даже сопротивляться.
Одной рукой мужчина все еще держал ее за волосы, резким рывком оттянув ее голову назад, так, чтоб в ее поле зрения оказался только виден его член, вздыбившийся под воздействием эрекции даже сквозь брюки. Другой, расстегнув ширинку и опустив ткань трусов, высвобождая свой могучий член, он провел им по уголку ее влажного рта, и она нетерпеливо охватила его ртом, медленно совершая языком круговые движения вокруг него. Он продвигал свой член все ближе к ее глотке, пока она не начала заглатывать его все глубже. Мужчина закатил глаза, готовый к оргазму. Волна удовольствия накатывала на него, захлестывая всю его суть, извивая его тело в конвульсиях.
— Я кончу тебе прямо в глотку. Приготовься к приему пищи, моя дорогая.
Обильная сперма стекала по стенкам ее глотки прямо в желудок. Соленая, обжигающая, напоминающая отраву яда. Девушка плохо осознавала все, что последовало далее. Земля, слишком рыхлая, неизвестным сверхъестественным способом не затвердевшая от лютых морозов осела и начала осыпаться под их двойным весом. Тьма и мрак. Клокочущая бездна могилы приняла их в себя. Девушка раздвинула ноги, обхватывая ими его бедра так, что ее юбка затрещала по швам. Холод прожигал ее тело... Холод... И жар... Девушка пришла в себя. Она стояла посреди улицы, сжимая одной рукой другую так сильно, что на нежной коже проступили следы ногтей.
— Сколько можно уже. Я так никогда не вернусь в гостиницу. Как же мне надоели твои "игры разума", — злобно огрызнулась она. Ответ последовал незамедлительно.
— Признайся, что в этом что-то было. Ты. Я. Могила. Введенское... Ты бы и в реальности этого хотела.
— Ничего подобного. Предпочитаю "живое" порево, а не попахивающее мертвечинкой, прямо как все в твоей магии...
Она не могла отрицать суть. Он был прав. Он почти всегда был прав. Тяжело вздохнув, девушка открыла тяжелую дверь гостиницы "Восход"... Подойдя к двери номера 405, девушка вставила карточку внутрь. Панель загорелась красным светом. Раздался тревожный режущий ухо звук. Девушка смотрела на дверь в смятении. Это же невозможно!!! Она оплатила номер на три дня вперед. И все же... Каким-то непостижимым образом ключ больше не работал. Спустившись вниз на ресепшн, она обратилась к невысокой женщине в белой блузке.
— Я прошу прощения, мой номер оплачен, но ключ больше не подходит. Только днем все было в порядке. Я требую объяснений. Я все таки не миллионер, чтобы по несколько раз вносить плату за номер.
— Девушка, Вы не переживайте, полагаем, что это чудовищная ошибка и все будет исправлено в ближайшее время. Я спрошу у горничной ее ключ, и Вы попадете беспрепятственно в свой номер.
— Между прочим у меня есть чек.
Девушка помахала им в воздухе перед глазами женщины, и та будто бы смутилась.
— Пойдемте...
В скором времени ключ был найден и, вставив его в дверь номера, они услышали неприятный режущий ухо звук. Панель засветилась зеленым светом, и дверь растворилась.
— Ну что ж, Ваша проблема решена, а мне пора к своим обязанностям. Приятного отдыха. Еще раз просим прощения за причиненные неудобства.
Девушка кивнула в ответ и вошла внутрь. С первого взгляда все осталось неизменным - кровать, тумбочка, ее вещи. Но добавилось что-то еще... Но что. Девушка не успела понять, когда знакомый до боли голос позвал ее по имени. Она обернулась. Он стоял прямо перед ней, с мокрыми от недавно принятого душа волосами и обнаженной грудью с полотенцем на шее и на бедрах.
— Все-таки проникла... Как тебя ни останавливай, а ты настырная... Понравилось на кладбище? Я вот только отмыл себя от могильной земли...
— Но... как? — девушка ошеломленно глядела на него.
— Тебе уже даже трудно понять, где реальность, где воображение? Скоро даже день и ночь станут как брат и сестра. Как Никта и Эреб. Как ты и я...
Его губы накрыли ее, и он провел по ним языком. Срывая с нее пальто, красную шерстяную кофточку и юбку, он постоянно прицокивал языком будто оценивая каждый миллиметр ее тела. Исследуя каждый участок горячими, грубыми, воспаленными страстью руками. Страстные поцелуи перемежались с его болезненным ощупыванием ее тела. Он дразнил ее. Засунув руку под юбку, под кружево черных трусиков, он ввел свои пальцы глубоко в ее взмокшее нутро, совершая плавные и мягкие нажимы на самую воспаленную точку ее тела. Девушка изнемогала. Ее рассудок полыхал неземным алчным огнем, поглощавшим ее с головой.
— Умоляй меня трахнуть тебя.
— Любимый, пожалуйста. Пожалуйста...
Скрепив ее руки в своей над ее головой и распахнув полотенце, следя за ее возбужденным взглядом, изучающим его член, он больно и жестко ввел его в ее вагину. Его толчки в ее теле были болезненными изнуряющими, продолжительными. Девушка кричала на все голоса, извиваясь под ним, пока он сжимал, растирал ее груди, оттягивая соски и покусывая их до крови.
— Недолго осталось... Скоро ты продашь за это последнее, что у тебя осталось. Свою душу.
В его глазах полыхал адский огонь самой преисподней. Она припомнила его слова, произнесенные на кладбище: "Я прекращу колдовать только тогда, когда прекратишь ты. И объявишься, Дьявол тебя дери. — Только после того, как выдерет тебя." Ее действительно сейчас драл сам Сатана, вгрызаясь в нее своим членом, как раскаленное железо, вгрызается в кожу, оставляя клеймо. Резко развернув ее на живот, он вошел в нее сзади на всю длину так, что она даже вздохнуть от боли не смогла. Все внутри нее горело, плавилось, кололо и сходило с ума от жара и боли. Простыни "Восхода" надолго запомнили кровь на своей белизне, холеной как лоск от потери девственности. Это были совсем не менструации...
URL записиСумерки ночи сгустились над еще не спящим городом, величественной столицей величественной страны. Густой темный оттенок окончания дня с мглой и туманами окутывал каждую улицу, каждый тротуар, поземкой ползая и вылизывая асфальт. Фонари тускло-желтым матовым светом создавали эффект длинных неровных причудливых теней. В каждом темном потаенном уголке улицы мог спрятаться кто угодно. Звуки изредка проносящихся машин воем разносились по тихим безлюдным улочкам. Монотонное эхо, соприкасаясь с каменной кладкой, отражалось от стен, проникая глубоко в мозг одиноко возвращающейся с трудного дня уставшей и замерзшей девушки. Мягкий бархатный голос ласкал ее сознание, будто языком проводя по покрывшейся мурашками сумасшедшей коже. Он звал ее по имени, устало, остервенело, в который раз за день. И который раз его мягкий нежный, похожий на вкус вишни мелодичный баритон доводил ее до исступления. Мокрого, влажного исступления.
— Иди ко мне. Приходи на меня посмотреть...
— Если бы я могла. Если бы я только знала, где ты.
Обессиленная и измученная этим голосом, она тряхнула головой. Заиндевевшие от инея ресницы скрывали пожар, томящийся в ее расширенных от возбуждения зрачках, каждый раз, как она слышала произнесенное им ее имя в своей голове. В ее голове уныло замелькали картины кладбища, с которого она возвращалась, совершив один из ритуалов. Она стояла на коленях на безымянной могиле, сложив руки и нашептывая текст оговора. Холод пронизывал ее тело насквозь... Тело, жаждавшее тепла и человеческой ласки. И не получившее ничего кроме ледяного прожигающего могильного холода, нищеты, без крова, тепла близких и родных. Ничего в ее жизни не осталось от прежней, и никогда уже не будет. Шорох, раздавшийся из ниоткуда, заставил ее повернуть голову в его направлении. Нескрываемая злость и раздражение окутали ее страшной волной.
— Опять кто-то наблюдает... И не сидится же людям дома в этот декабрьский морозный поздний час.
Но позади себя она никого не увидела. Тем страннее ей показалось наличие этого шума.
— Ненавижу, когда меня отвлекают. Не-на-ви-жу!!!
Звук полоснул ее по уху, как будто провели ножом по железу. Чья-то фигура в черном кожаном плаще нависла над ней, и, обойдя ее сзади, мужчина просунул руку ей за воротник черного пальто. Схватив ее за волосы, наощупь изучая их структуру, он рванул ее за них, прижав ее голову к своему животу.
— Все колдуешь, сучка, никак не успокоишься... Вместо того, чтобы уже раздавленной и униженной лежать у меня в ногах и умолять трахнуть тебя. До кровавой пены из твоего поганого ротика.
— Я прекращу колдовать только тогда, когда прекратишь ты. И объявишься, Дьявол тебя дери.
— Только после того, как выдерет тебя. Очень даже хорошо, что ты на коленях. Запоминай эту позу, иной у тебя по жизни не будет. Повернись ко мне, сука, я хочу посмотреть на твой рот.
Девушка повиновалась, но не без сурового яростного блеска в глазах, которым она одарила этот богомерзкий противоречащий ее сути, но все-таки безумно любимый облик. Одного взгляда на него ей хватило, чтобы впасть в состояние блаженства от накатываемой оргазмической волны. Его волосы кудрями ниспадали на его лицо, почти закрыв его с одной стороны. Не смотря на ее недостаточно хорошее зрение, цвет его каре-зеленых глаз бросался в глаза четко, сквозь снежный буран и метель. Будто бы эти глаза не смотрели на нее сейчас, а находились внутри ее головы в самом близком доступе. Большим пальцем правой руки он оттянул ее нижнюю губу вниз, наблюдая за тем, как увлажняется ее рот.
— Господи, ты такая горячая. Я хочу трахнуть тебя в рот сейчас.
— Действуй.
Она яростно посмотрела ему в глаза за, что он наградил ее несильной пощечиной. Щека горела от удара, но ярости в ней не уменьшилось, скорее наоборот.
— Ты, блядь, будешь смотреть мне в глаза только тогда, когда я тебе разрешу, дрянь. А до тех пор и не думай даже сопротивляться.
Одной рукой мужчина все еще держал ее за волосы, резким рывком оттянув ее голову назад, так, чтоб в ее поле зрения оказался только виден его член, вздыбившийся под воздействием эрекции даже сквозь брюки. Другой, расстегнув ширинку и опустив ткань трусов, высвобождая свой могучий член, он провел им по уголку ее влажного рта, и она нетерпеливо охватила его ртом, медленно совершая языком круговые движения вокруг него. Он продвигал свой член все ближе к ее глотке, пока она не начала заглатывать его все глубже. Мужчина закатил глаза, готовый к оргазму. Волна удовольствия накатывала на него, захлестывая всю его суть, извивая его тело в конвульсиях.
— Я кончу тебе прямо в глотку. Приготовься к приему пищи, моя дорогая.
Обильная сперма стекала по стенкам ее глотки прямо в желудок. Соленая, обжигающая, напоминающая отраву яда. Девушка плохо осознавала все, что последовало далее. Земля, слишком рыхлая, неизвестным сверхъестественным способом не затвердевшая от лютых морозов осела и начала осыпаться под их двойным весом. Тьма и мрак. Клокочущая бездна могилы приняла их в себя. Девушка раздвинула ноги, обхватывая ими его бедра так, что ее юбка затрещала по швам. Холод прожигал ее тело... Холод... И жар... Девушка пришла в себя. Она стояла посреди улицы, сжимая одной рукой другую так сильно, что на нежной коже проступили следы ногтей.
— Сколько можно уже. Я так никогда не вернусь в гостиницу. Как же мне надоели твои "игры разума", — злобно огрызнулась она. Ответ последовал незамедлительно.
— Признайся, что в этом что-то было. Ты. Я. Могила. Введенское... Ты бы и в реальности этого хотела.
— Ничего подобного. Предпочитаю "живое" порево, а не попахивающее мертвечинкой, прямо как все в твоей магии...
Она не могла отрицать суть. Он был прав. Он почти всегда был прав. Тяжело вздохнув, девушка открыла тяжелую дверь гостиницы "Восход"... Подойдя к двери номера 405, девушка вставила карточку внутрь. Панель загорелась красным светом. Раздался тревожный режущий ухо звук. Девушка смотрела на дверь в смятении. Это же невозможно!!! Она оплатила номер на три дня вперед. И все же... Каким-то непостижимым образом ключ больше не работал. Спустившись вниз на ресепшн, она обратилась к невысокой женщине в белой блузке.
— Я прошу прощения, мой номер оплачен, но ключ больше не подходит. Только днем все было в порядке. Я требую объяснений. Я все таки не миллионер, чтобы по несколько раз вносить плату за номер.
— Девушка, Вы не переживайте, полагаем, что это чудовищная ошибка и все будет исправлено в ближайшее время. Я спрошу у горничной ее ключ, и Вы попадете беспрепятственно в свой номер.
— Между прочим у меня есть чек.
Девушка помахала им в воздухе перед глазами женщины, и та будто бы смутилась.
— Пойдемте...
В скором времени ключ был найден и, вставив его в дверь номера, они услышали неприятный режущий ухо звук. Панель засветилась зеленым светом, и дверь растворилась.
— Ну что ж, Ваша проблема решена, а мне пора к своим обязанностям. Приятного отдыха. Еще раз просим прощения за причиненные неудобства.
Девушка кивнула в ответ и вошла внутрь. С первого взгляда все осталось неизменным - кровать, тумбочка, ее вещи. Но добавилось что-то еще... Но что. Девушка не успела понять, когда знакомый до боли голос позвал ее по имени. Она обернулась. Он стоял прямо перед ней, с мокрыми от недавно принятого душа волосами и обнаженной грудью с полотенцем на шее и на бедрах.
— Все-таки проникла... Как тебя ни останавливай, а ты настырная... Понравилось на кладбище? Я вот только отмыл себя от могильной земли...
— Но... как? — девушка ошеломленно глядела на него.
— Тебе уже даже трудно понять, где реальность, где воображение? Скоро даже день и ночь станут как брат и сестра. Как Никта и Эреб. Как ты и я...
Его губы накрыли ее, и он провел по ним языком. Срывая с нее пальто, красную шерстяную кофточку и юбку, он постоянно прицокивал языком будто оценивая каждый миллиметр ее тела. Исследуя каждый участок горячими, грубыми, воспаленными страстью руками. Страстные поцелуи перемежались с его болезненным ощупыванием ее тела. Он дразнил ее. Засунув руку под юбку, под кружево черных трусиков, он ввел свои пальцы глубоко в ее взмокшее нутро, совершая плавные и мягкие нажимы на самую воспаленную точку ее тела. Девушка изнемогала. Ее рассудок полыхал неземным алчным огнем, поглощавшим ее с головой.
— Умоляй меня трахнуть тебя.
— Любимый, пожалуйста. Пожалуйста...
Скрепив ее руки в своей над ее головой и распахнув полотенце, следя за ее возбужденным взглядом, изучающим его член, он больно и жестко ввел его в ее вагину. Его толчки в ее теле были болезненными изнуряющими, продолжительными. Девушка кричала на все голоса, извиваясь под ним, пока он сжимал, растирал ее груди, оттягивая соски и покусывая их до крови.
— Недолго осталось... Скоро ты продашь за это последнее, что у тебя осталось. Свою душу.
В его глазах полыхал адский огонь самой преисподней. Она припомнила его слова, произнесенные на кладбище: "Я прекращу колдовать только тогда, когда прекратишь ты. И объявишься, Дьявол тебя дери. — Только после того, как выдерет тебя." Ее действительно сейчас драл сам Сатана, вгрызаясь в нее своим членом, как раскаленное железо, вгрызается в кожу, оставляя клеймо. Резко развернув ее на живот, он вошел в нее сзади на всю длину так, что она даже вздохнуть от боли не смогла. Все внутри нее горело, плавилось, кололо и сходило с ума от жара и боли. Простыни "Восхода" надолго запомнили кровь на своей белизне, холеной как лоск от потери девственности. Это были совсем не менструации...