Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
вторник, 11 июня 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
понедельник, 27 мая 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
пятница, 24 мая 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Черный проем окна, словно иконы лик,
Снова сейчас одна, снова дышу на крик.
Думаю о грядущем, думаю о былом.
Ты меня не услышал в битве добра со злом.
Даже сейчас не знаю, жив ты или же нет...
Ухмылка луны золотая, проклятый лунный свет...
Глаз неземная лазурь, солнце в твоих волосах,
Ждали, спасались от бурь, делили напару страх.
Рун избавительных нить снова к тебе я шлю.
Я умоляю жить. Жить, лишь о том молю.
Милый, прошу ответь, хоть на краю земли,
Жив ты еще или нет. Зимы тебя замели...
Через эоны лет, через миллиарды миль,
Только, прошу, ответь, услышать мне хватит сил.
Снова сейчас одна, снова дышу на крик.
Думаю о грядущем, думаю о былом.
Ты меня не услышал в битве добра со злом.
Даже сейчас не знаю, жив ты или же нет...
Ухмылка луны золотая, проклятый лунный свет...
Глаз неземная лазурь, солнце в твоих волосах,
Ждали, спасались от бурь, делили напару страх.
Рун избавительных нить снова к тебе я шлю.
Я умоляю жить. Жить, лишь о том молю.
Милый, прошу ответь, хоть на краю земли,
Жив ты еще или нет. Зимы тебя замели...
Через эоны лет, через миллиарды миль,
Только, прошу, ответь, услышать мне хватит сил.
22.05.2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
среда, 22 мая 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
среда, 15 мая 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
понедельник, 13 мая 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
От праздного любопытства, по большому количеству советов, от неравнодушия к тематике книги, по мировому признанию волею судьбы в мои руки попала трилогия "Пятьдесят оттенков..." Недавно закончив ее прочтение, я пришла к мысли, что никогда не писала рецензий. Ну, так почему бы не попробовать? So, let's start...
Молодая, не до конца овладевшая искусством координации движений особа по имени мисс Анастейша Стил соглашается подменить свою заболевшую подругу и отправиться взять интервью у одного из богатейших людей Соединенных Штатов для местной газеты, - молодого, к тому же еще и красавца, а впоследствии и человека с ужасной тайной. Он - вампир!!! Нет, шучу, психически неуравновешенный мужчина с ярко выраженной любовью к доминированию, который спасает главную героиню от ДТП, а потом советует держаться от него подальше, потому что чересчур опасен для нее. Серьезно? Похоже, госпоже Джеймс стоит попросить прощения у автора предыдущей нашумевшей саги - Стефани Майер. Рейтинг здесь конечно 18+, но невинная девушка, которую притягивает таинственный антипод с темной стороной души, уже совершенно не новое направление в литературе. Пару слов о главных героях. Начнем с нежалеющей свою губу ни на минуту.
Мисс Анастейша Стил, в дальнейшем, Миссис Анастейша Грей, в привычку которой входит постоянное покраснение и (браво Кейт Клэпп, она опередила меня) рассыпание на куски слэш осколки во время оргазмических судорог. Seriously (c) ? Сколько можно, уважаемая мисс Джеймс? Словарь английского языка достаточно богат и содержит другие слова помимо пресловутых осколков, которые на протяжении трилогии начинают неистово раздражать. Теперь, когда я слышу где-то звук треснувшего стекла, меня преследует параноидальная мысль: "Ана Стил кончила." А чего стоит банальная фраза главной героини в финальной части этого сомнительного бестселлера о том, что мистер Грей - лекарство от рака. Интересно, если его, извиняюсь за каламбур, приложить к раковому больному, последний исцелится как ни в чем не бывало? - Метафора, - скажете Вы. - Гротескная. - Парирую я. Попахивает свежим бредом. Любая метафора хороша в рамках более менее реального. БАБОЧКИ В ЖИВОТЕ!!! Это предложение выделено капсом не случайно, ибо это отдельное явление. К сожалению, мы живем в мире, где никто и не подозревает, что "butterflies in the bottom" буквально означает волнение и стресс при патовых ситуациях, а для определения понятия "возбуждение" в английском языке используются совершенно иные слова. Конец первой книги бестселлера. Мисс Стил просит наказать ее в пресловутой Красной Комнате Боли. Она в любой момент может отказаться от затеи, сказать "стоп". Стоически вытерпев нанесенные удары, главная героиня бежит от главного героя, размахивая руками с воплями "Монстр! В нем ничего человеческого!" А что она собственно ожидала от порки? Массаж стоп или ультрафиолетовый загар в солярии? Факт фактом, сцена человека не в себе. На протяжении всей книги оговаривалось, что ее будут наказывать, она СОГЛАСИЛАСЬ! И вдруг мужчина, предъявивший ей право в любой момент использовать стоп-сигнал, монстр. Логика рыдала, кололась и дальше по тексту... Чего стоит ее нос, который любопытной Варваре на базаре... Ну все знают поговорку. Зачем, НУ ЗАЧЕМ она постоянно лезет не в свои дела. Прекрасно сознавая, что у ее партнера (в дальнейшем читать "мужа") есть уязвимые места и запретные темы, ей обязательно надо их поднять и взворошить душу, ну а в довершение еще и вдруг прийти к мысли, что знать ответы на вопросы она вовсе не хотела. Совершенно бестолковая черта в человеке. И, кстати, выходя за рамки обсуждения главной героини. Я просто удивляюсь тому, что приобретаешь книгу с упором на доминанство и садомазохизм, а чем дальше в дебри, тем больше получаешь ванильного мороженого. (с) Фанаты поймут это определение. В заключительной книге о главной теме вспоминали от раза к разу, там, где нужно было заткнуть дыры в полном отсутствии сюжета. А его и правда нет. Кроме постельных сцен книга содержит самый минимум всего остального, что должна содержать. Одна история какого-то ушлепка по имени Джек Хайд растянулась на две книги. Немыслимо. Остальное книжное пространство заняла Ана Стил с отвратительным отношением к миссис Робинсон (с), которую стоило благодарить за физическое спасение супруга, пусть и аморальным способом, каждую страницу рассыпающаяся на осколки.
Мистер Кристиан Грей. О, девушки, держитесь от таких подальше. Amazon.com подчеркивает везение главной героини, в каждом мужчине ожидая увидеть такого, как Кристиан. И вот seriously (2). Доминанство должно произрастать в мужчине от уверенности в себе, а никак не наоборот. Знавала я одного человека, который любил подчинять, одновременно будучи замкнутым чужаком, не уверенным ни в ком и даже в себе. Задерганные люди, как он, как Кристиан - это пистолет в кармане без предохранителя, который в любую минуту выстрелит насмерть. Я не преувеличиваю. Мистер Грей - социально опасный человек. С таким связывать свою жизнь, нужно иметь следующие ингредиенты. Записываете? Минимум здравомыслия, зашкаливающее безрассудство. Приправим все это перцем сумасшествия и посыплем полным отсутствием страха за свою жизнь. Интенсивная терапия пожизненно и психолог всегда под рукой. Хвала небесам, богатые люди в состоянии позволить себе такую роскошь. Бедные обречены на повечное маньячество. Мистер Грей на протяжении трилогии отбрасывает коленцами пару бессмертных фраз: "О, Ана, ты такая готовая!" (после тридцать восьмого раза это яснее чем белый день, чтоб продолжать это повторять *фирменно закатывает глаза*), "Сейчас я тебя трахну". Иронический вопрос: "Почему не "на стааарт, внимание, мааарш!"
История о чудесном исцелении, благодаря всеобъемлющей силе любви не более чем миф, красивая, попахивающая бредом сказка. Думайте, что хотите об этом бессмертном творении, а диагнозы никуда не исчезают.
Резюмируя вышеизложенное, рекомендую не тратить время на это нелогичное по всем параметрам, веющее мотивами переливчатого плагиата, творение. В который раз убеждаюсь, разрекламированные бренды по сути ничего не стоят, качественное же в рекламе не нуждается. Если Вы дорожите своим временем, и Вас тянет к чему-то запретному, в то же время Вас подташнивает от приторных ванильных сцен, не читайте "Пятьдесят оттенков..." Обратите свой взгляд на бессмертное воистину творение фон Захера-Мазоха "Венера в мехах". Образность, яркость, обнаженность чувств, любовь, ярость, безумная тяга к вечному подчинению, все это переживаешь с главными героями, все это врезается в память острым лезвием, оставляя неизгладимый след. Жаль, что талантов литературы ныне меняет посредственность, плодящая бессмысленное бульварное чтиво, из ничего создавая тысячи страниц.
P.S. Надеюсь, полнометражка будет включать в себя один фильм, а не три, ибо я не представляю всю силу растяжения этой муторности.
P.P.S. К вышесказанному осталось добавить, что идея контракта и привычка доминанта склонять голову набок еще один наглый плагиат. На этот раз из "Венеры в мехах".
У меня все.
Молодая, не до конца овладевшая искусством координации движений особа по имени мисс Анастейша Стил соглашается подменить свою заболевшую подругу и отправиться взять интервью у одного из богатейших людей Соединенных Штатов для местной газеты, - молодого, к тому же еще и красавца, а впоследствии и человека с ужасной тайной. Он - вампир!!! Нет, шучу, психически неуравновешенный мужчина с ярко выраженной любовью к доминированию, который спасает главную героиню от ДТП, а потом советует держаться от него подальше, потому что чересчур опасен для нее. Серьезно? Похоже, госпоже Джеймс стоит попросить прощения у автора предыдущей нашумевшей саги - Стефани Майер. Рейтинг здесь конечно 18+, но невинная девушка, которую притягивает таинственный антипод с темной стороной души, уже совершенно не новое направление в литературе. Пару слов о главных героях. Начнем с нежалеющей свою губу ни на минуту.
Мисс Анастейша Стил, в дальнейшем, Миссис Анастейша Грей, в привычку которой входит постоянное покраснение и (браво Кейт Клэпп, она опередила меня) рассыпание на куски слэш осколки во время оргазмических судорог. Seriously (c) ? Сколько можно, уважаемая мисс Джеймс? Словарь английского языка достаточно богат и содержит другие слова помимо пресловутых осколков, которые на протяжении трилогии начинают неистово раздражать. Теперь, когда я слышу где-то звук треснувшего стекла, меня преследует параноидальная мысль: "Ана Стил кончила." А чего стоит банальная фраза главной героини в финальной части этого сомнительного бестселлера о том, что мистер Грей - лекарство от рака. Интересно, если его, извиняюсь за каламбур, приложить к раковому больному, последний исцелится как ни в чем не бывало? - Метафора, - скажете Вы. - Гротескная. - Парирую я. Попахивает свежим бредом. Любая метафора хороша в рамках более менее реального. БАБОЧКИ В ЖИВОТЕ!!! Это предложение выделено капсом не случайно, ибо это отдельное явление. К сожалению, мы живем в мире, где никто и не подозревает, что "butterflies in the bottom" буквально означает волнение и стресс при патовых ситуациях, а для определения понятия "возбуждение" в английском языке используются совершенно иные слова. Конец первой книги бестселлера. Мисс Стил просит наказать ее в пресловутой Красной Комнате Боли. Она в любой момент может отказаться от затеи, сказать "стоп". Стоически вытерпев нанесенные удары, главная героиня бежит от главного героя, размахивая руками с воплями "Монстр! В нем ничего человеческого!" А что она собственно ожидала от порки? Массаж стоп или ультрафиолетовый загар в солярии? Факт фактом, сцена человека не в себе. На протяжении всей книги оговаривалось, что ее будут наказывать, она СОГЛАСИЛАСЬ! И вдруг мужчина, предъявивший ей право в любой момент использовать стоп-сигнал, монстр. Логика рыдала, кололась и дальше по тексту... Чего стоит ее нос, который любопытной Варваре на базаре... Ну все знают поговорку. Зачем, НУ ЗАЧЕМ она постоянно лезет не в свои дела. Прекрасно сознавая, что у ее партнера (в дальнейшем читать "мужа") есть уязвимые места и запретные темы, ей обязательно надо их поднять и взворошить душу, ну а в довершение еще и вдруг прийти к мысли, что знать ответы на вопросы она вовсе не хотела. Совершенно бестолковая черта в человеке. И, кстати, выходя за рамки обсуждения главной героини. Я просто удивляюсь тому, что приобретаешь книгу с упором на доминанство и садомазохизм, а чем дальше в дебри, тем больше получаешь ванильного мороженого. (с) Фанаты поймут это определение. В заключительной книге о главной теме вспоминали от раза к разу, там, где нужно было заткнуть дыры в полном отсутствии сюжета. А его и правда нет. Кроме постельных сцен книга содержит самый минимум всего остального, что должна содержать. Одна история какого-то ушлепка по имени Джек Хайд растянулась на две книги. Немыслимо. Остальное книжное пространство заняла Ана Стил с отвратительным отношением к миссис Робинсон (с), которую стоило благодарить за физическое спасение супруга, пусть и аморальным способом, каждую страницу рассыпающаяся на осколки.
Мистер Кристиан Грей. О, девушки, держитесь от таких подальше. Amazon.com подчеркивает везение главной героини, в каждом мужчине ожидая увидеть такого, как Кристиан. И вот seriously (2). Доминанство должно произрастать в мужчине от уверенности в себе, а никак не наоборот. Знавала я одного человека, который любил подчинять, одновременно будучи замкнутым чужаком, не уверенным ни в ком и даже в себе. Задерганные люди, как он, как Кристиан - это пистолет в кармане без предохранителя, который в любую минуту выстрелит насмерть. Я не преувеличиваю. Мистер Грей - социально опасный человек. С таким связывать свою жизнь, нужно иметь следующие ингредиенты. Записываете? Минимум здравомыслия, зашкаливающее безрассудство. Приправим все это перцем сумасшествия и посыплем полным отсутствием страха за свою жизнь. Интенсивная терапия пожизненно и психолог всегда под рукой. Хвала небесам, богатые люди в состоянии позволить себе такую роскошь. Бедные обречены на повечное маньячество. Мистер Грей на протяжении трилогии отбрасывает коленцами пару бессмертных фраз: "О, Ана, ты такая готовая!" (после тридцать восьмого раза это яснее чем белый день, чтоб продолжать это повторять *фирменно закатывает глаза*), "Сейчас я тебя трахну". Иронический вопрос: "Почему не "на стааарт, внимание, мааарш!"
История о чудесном исцелении, благодаря всеобъемлющей силе любви не более чем миф, красивая, попахивающая бредом сказка. Думайте, что хотите об этом бессмертном творении, а диагнозы никуда не исчезают.
Резюмируя вышеизложенное, рекомендую не тратить время на это нелогичное по всем параметрам, веющее мотивами переливчатого плагиата, творение. В который раз убеждаюсь, разрекламированные бренды по сути ничего не стоят, качественное же в рекламе не нуждается. Если Вы дорожите своим временем, и Вас тянет к чему-то запретному, в то же время Вас подташнивает от приторных ванильных сцен, не читайте "Пятьдесят оттенков..." Обратите свой взгляд на бессмертное воистину творение фон Захера-Мазоха "Венера в мехах". Образность, яркость, обнаженность чувств, любовь, ярость, безумная тяга к вечному подчинению, все это переживаешь с главными героями, все это врезается в память острым лезвием, оставляя неизгладимый след. Жаль, что талантов литературы ныне меняет посредственность, плодящая бессмысленное бульварное чтиво, из ничего создавая тысячи страниц.
P.S. Надеюсь, полнометражка будет включать в себя один фильм, а не три, ибо я не представляю всю силу растяжения этой муторности.
P.P.S. К вышесказанному осталось добавить, что идея контракта и привычка доминанта склонять голову набок еще один наглый плагиат. На этот раз из "Венеры в мехах".
У меня все.
среда, 08 мая 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
вторник, 07 мая 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
среда, 01 мая 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
понедельник, 29 апреля 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
пятница, 26 апреля 2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Напиши на мне свою любовь,
Хоть до крови, хоть до издыханья...
Мне впервые не хватает слов,
Негде взять, чтоб жить, клочок дыханья.
Как последний стон, нежданный ад.
Как прощанье с жизнью твои руки...
Некуда бежать. Везде изврат.
И еще больнее в час разлуки.
Потуши все свечи, задави
До рябых полос перед глазами...
Я всегда бежала от любви.
Не могу бежать от "между нами".
Мне боль рвет рвотой все внутри;
Стон от наслажденья свит с кошмаром...
Крест - твое признание в любви.
Цепь. Одна лишь цепь. Мир скрыт пожаром.
Всюду твои хищные глаза,
Всюду взгляд насмешливо жестокий...
Пусть меня отпели небеса.
Пусть. Возьми меня. Всоси все соки.
Слаще от насилия рыдать,
Чем у бога под опекой быть.
Брать и дать. Дарить и снова взять,
И до бесконечности любить.
И в тени аллейного алькова,
Исчезая в подраженье сну,
Как мольбу шепчу я каждым словом... -
Клятый... Не оставь меня одну...
Хоть до крови, хоть до издыханья...
Мне впервые не хватает слов,
Негде взять, чтоб жить, клочок дыханья.
Как последний стон, нежданный ад.
Как прощанье с жизнью твои руки...
Некуда бежать. Везде изврат.
И еще больнее в час разлуки.
Потуши все свечи, задави
До рябых полос перед глазами...
Я всегда бежала от любви.
Не могу бежать от "между нами".
Мне боль рвет рвотой все внутри;
Стон от наслажденья свит с кошмаром...
Крест - твое признание в любви.
Цепь. Одна лишь цепь. Мир скрыт пожаром.
Всюду твои хищные глаза,
Всюду взгляд насмешливо жестокий...
Пусть меня отпели небеса.
Пусть. Возьми меня. Всоси все соки.
Слаще от насилия рыдать,
Чем у бога под опекой быть.
Брать и дать. Дарить и снова взять,
И до бесконечности любить.
И в тени аллейного алькова,
Исчезая в подраженье сну,
Как мольбу шепчу я каждым словом... -
Клятый... Не оставь меня одну...
24.04.2013
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ни крови, ни клыков, ни когтей, ничего -- легкое дуновенное, с ума сводящее ничего. Его нельзя коснуться, его нельзя осязать, его нельзя ни проглотить и ни вдохнуть... Оно само прикоснется, само истерзает, вторгнется в рот и заполонит легкие, как едкий дым... Наполнит внутренности и вторгнется в рассекаемые мучениями вены, в льющуюся тяжелыми витками густую от вожделения кровь.
-- Зачем ты вновь рассекаешь мои руки?
-- Я пишу на них свою любовь. Потуши свечи, ведь ты так жаждешь ласки, а хлещущая кровь не дает тебе им предаться.
-- Не надо мрака, просто выпей мою кровь, слижи ее с моих рук.
И вот оно всецело поглощает, это необъемлимое неотъемлимое ничего -- начало начал, мрачное, как первозданная тьма, острое, как первый луч первого из взошедших солнц.
-- Я ненавижу тебя, богами клянусь и небесами, я тебя всего ненавижу, презираю...
Опиатический дурман клубьями густого тумана, сворачиваясь, как молоко, в облака, плавно летает, оседая, по комнате, прячась за высокие черномраморные колонны.
-- Я убить тебя хочу, придушить, ты понимаешь, понимаешь?.. Этот туман, я ничего из-за него не вижу!
Он сидел, облокотившись на темно-бордовое потертое кресло, вдыхая опиевые пары, затягиваясь, прикрыв глаза. Предсмертный румянец тлел на его щеках, волнистые волосы скрывали лицо. На невысоком журнальном столике лежал окровавленный кинжал... Кровь запеклась на темном сажистом металле. Под лезвием виднелись запачканные буквы, плящущие и сливающиеся в ломанные линии.
"Месмерические сеансы. "
-- Я пришла к тебе... Я пришла даже не к тебе, нет, я совсем не к тебе пришла! Я пришла по объявлению о месмерических сеансах, я хотела ими отвлечься, спрятаться от тебя с помощью гипноза, но... какого черта, какого черта ты здесь делаешь?! Будь ты проклят сотней тысяч неземных проклятий!
Докурив, он лениво встал. Наркотическая координация и странные причудливые жесты придавали его черному силуэту пугающий вид. Злым и диким взглядом омерив ее фигуру, он нагнулся в хищном животном прыжке. На секунду замерев, он закашлялся. Кровь потекла из его рта, спустилась по подбородку, окропила его черную одежду. Странный блеск... Какой странный блеск у крови, как у догорающей умирающей звезды.
-- Что ты сделала...
Медленно моргнув, он направился к ней.
-- Любимая, любимая...
Она охватила бледной рукой резную кельтскими узорами рукоять.
-- Даже не приближайся ко мне!
-- Любовь моя, вековая моя любовь, я так тебя хочу, никто даже не знает, как... Иди ко мне, иди ко мне, любимая...
-- Я не верю тебе, больше никогда не поверю!
Она вонзила, окровавленный ее венозной кровью, нож в его клокочущее сердце.
-- Ты слышишь биение моего мертвого сердца, слышишь?..
Гулкий стук сердца вибрировал, заполняя воздух, вытесняя, замещая.
Он разорвал черное кружево на ее груди и, вынув кинжал из своей груди, начертил на ее белой коже свое имя.
-- Теперь ты от этого злого и терзающего бремени никуда не убежишь.
Черные вееры непонятных и причудливых венцов, украшенных металлическими звездами и высушенными маками украшали кучерявые головы плавно танцующих черной цепью дам. Все они, взявшись за руки и подняв их, находились в состоянии транса, а ими руководил, словно дирижер, темнокудрый мрачный месмер.
-- Повторяйте со мной... Повторяйте за мной! "Она никогда не спасется, она никуда не сбежит"
-- "Она нигде не спасется... она никуда не сбежит!.."
Раздались замогильные звуки флейты, на деревянном ветхом полу, как грибы после дождя, выросли розовомраморные могилы, разрывая доски.
-- Иди ко мне, любовь моя, иди ко мне.
-- Нет!
-- Нет?.. А знаешь ли ты, что тебя ждет за это?
Толпа девушек со странными уборами на головах двинулась на нее. На звездах в их венцах заклубились черви, а из ртов полился густой черный яд, капли которого опаляли их платья, обнажая ржавые каркасы.
-- Что мне делать? Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Умереть?..
-- Дать.
Они рвали на ней одежду и раздирали ее кожу черными ногтями. Они тащили ее, а волосы ее цеплялись за осколки розового мрамора.
Месмер взял ее на руки, заботливо и нежно, с отцовской чуткостью, и спиной облокотил ее на на каменный крест, привязывая ее руки и ноги тяжелыми металлическими цепями.
Он смерил ее бледнокожую фигуру хищным взглядом, беспощадным, полным отвращения и хлещущей через края бездны злобой.
-- Мне потушить свечи?
Она, заплаканная, покачала головой из стороны в сторону.
-- Нет? Что ж, ты сама попросила.
Он взял из канделябра черную потекшую свечу и резким движением вылил горячий расплавленный воск девушке на грудь, обжигая ее вновь раскрытые раны.
Струи черного воска плавными каплями стекали ей на живот, на лобок и на бедра после каждого из повторений.
-- Сладость моя... -- сдавленно прошептал он, теплыми руками грубо лаская ее тело, изучая, терзая.-- Моя, моя... Моя!
Он расстегнул свои брюки, освободил горячий, кровью густеющей налитый член, вторгнувшись в ее лоно глубоко и резко, он сладостно застонал.
Спутанными нескордированными жестами он оплел ее шею цепями, сдавливая их на сильных и наиболее глубоких толчках.
-- Ты меня придушить хотела, да?
Она, давясь слезами, снова покрутила головой.
-- Хотела...
На мгновение он замер, приоткрыв рот в сладострастном удушии. Ее посиневший язык выступал из открытого голубеющего рта, а из алого, как спелая из всех кровей, лона вытекала густая молочная сперма.
-- Пей молочко, моя девочка, -- нежно сказал он, проводя своей большой и сильной рукой по ее волосам, и ставя стакан и тарелку с печеными яблоками.
-- Я не хочу есть.
-- Почему, милая моя?
-- Папа... как мне сказать...
-- Говори, как есть. Зачем тебе что-то скрывать от меня? Ты меня не любишь?
Горючие обжигающие слезы хлынули из ее глаз, смачивая черные ресницы солеными капельками ядовитой росы.
-- Люблю, папочка... Люблю...
-- Так говори!
-- Я уже сказала.
Гробовое тяжелое молчание, подобное взрыву, заполонило помещение. Ее остервеневшее сердце билось все быстрее и быстрее... Его взгляд, непрерывный, злой, душепроникающий, врезался в нее, как лезвие в кожу.
Как лезвие в кожу...
Она встала, подскочив, и убежала в ванную, хлопнув ее белой дверью. Дрожащей рукой открыв кран, она сняла с себя одежду, скинув ее на пол, и ступила в ванную. Взяв на полочке завернутую в обертку бритву, она скомкав бумагу, бросила ее в сторону. Пару раз окунувшись в воду, она задержала дыхание.
-- Я не могу больше не могу... Почему я так его люблю... Почему...
Она встала из ванны, вода закапала на кафель. Белыми руками с синеющими и выступающими от воздействия горячей воды венами, она искала одежду своего Любимого. Она взяла в руки его черную рубашку и потекла, вдыхая аромат его опъянеющего тела. Запах такой безумный, такой сладкий... Терпкий, горький, сладостный, ягодный. Пульсация усиливалась, ноги стали подкашиваться, слабость нарастала. Она одела рубашку на себя, продолжая искать вещи. Наконец, она нашла его черные трусы, аромат которых она столь много раз вдыхала, лаская себя и нежа в этой же ванной комнате, молясь что завтра она получит большее. Но завтра уже не наступит...
Она взяла их в руки, как драгоценность, прижала к груди, снова вступая в воду. Какой запах... желанный, томительный. Она слизала жадным языком засохшие подтеки спермы, чувствуя как волны оргазма всецело схватывают ее в свои злые скрюченные лапы. Она провела лезвием по вене, кровь заструилась в теплую воду, узорами растворясь.
-- Смерть, прими меня к себе, ведь только ты любишь меня, только ты ждешь меня. Я всегда хотела так и умереть: от любви за любовь.
Бинты на запястьях опоясывали ее руки.
-- Хочешь вина?
-- Я хочу тебя, только тебя, во всех жизнях и даже после последней смерти.
-- Выпей.
Она заглянула в бокал, наполненный вином и липкими белесоватыми разводами, на дне виднелся глинистый осадок.
-- Что это?
-- Вино, сперма и гашиш. Ну, ко второму тебе, любимая моя малышка, не привыкать, она всегда была в твоем молоке.
Она глотнула до дна.
Ни крови, ни клыков, ни когтей, только дуновенная безмятежность, легкость, левитация. Их тела обрели такую небывалую легкость, что они, в плавном полете перемещались под потолком. Его волосы, черные, длинные, вьющиеся, обернулись живыми лентами, черными змеями, мерзко высовывающими свои языки. Он подлетел к ней, раздвигая ее ноги, отодвинув ткань белых в мелкую сеточку трусиков, скользнул языком во внутрь. Рядом пролетел блестящий, словно солнечный луч, топор, она схватила его за рукоять, и словно гильотиной отсекла ему его кудрявую змеиную голову.
-- Помог ли мой сеанс разобраться Вам в себе, милая моя? -- произнес мужчина, протягивая девушке стакан абсента.
Она плохо видела, спутанное после гипноза восприятие, не давало ей рассмотреть ни мужчину, ни помещение. Вены саднило, шея ныла.
Она глотнула и подняла припухшие уставшие глаза, столкнувшись со знакомыми инфернальными змеиными злыми очами.
-- Потушим свечи?..
-- Зачем ты вновь рассекаешь мои руки?
-- Я пишу на них свою любовь. Потуши свечи, ведь ты так жаждешь ласки, а хлещущая кровь не дает тебе им предаться.
-- Не надо мрака, просто выпей мою кровь, слижи ее с моих рук.
И вот оно всецело поглощает, это необъемлимое неотъемлимое ничего -- начало начал, мрачное, как первозданная тьма, острое, как первый луч первого из взошедших солнц.
-- Я ненавижу тебя, богами клянусь и небесами, я тебя всего ненавижу, презираю...
Опиатический дурман клубьями густого тумана, сворачиваясь, как молоко, в облака, плавно летает, оседая, по комнате, прячась за высокие черномраморные колонны.
-- Я убить тебя хочу, придушить, ты понимаешь, понимаешь?.. Этот туман, я ничего из-за него не вижу!
Он сидел, облокотившись на темно-бордовое потертое кресло, вдыхая опиевые пары, затягиваясь, прикрыв глаза. Предсмертный румянец тлел на его щеках, волнистые волосы скрывали лицо. На невысоком журнальном столике лежал окровавленный кинжал... Кровь запеклась на темном сажистом металле. Под лезвием виднелись запачканные буквы, плящущие и сливающиеся в ломанные линии.
"Месмерические сеансы. "
-- Я пришла к тебе... Я пришла даже не к тебе, нет, я совсем не к тебе пришла! Я пришла по объявлению о месмерических сеансах, я хотела ими отвлечься, спрятаться от тебя с помощью гипноза, но... какого черта, какого черта ты здесь делаешь?! Будь ты проклят сотней тысяч неземных проклятий!
Докурив, он лениво встал. Наркотическая координация и странные причудливые жесты придавали его черному силуэту пугающий вид. Злым и диким взглядом омерив ее фигуру, он нагнулся в хищном животном прыжке. На секунду замерев, он закашлялся. Кровь потекла из его рта, спустилась по подбородку, окропила его черную одежду. Странный блеск... Какой странный блеск у крови, как у догорающей умирающей звезды.
-- Что ты сделала...
Медленно моргнув, он направился к ней.
-- Любимая, любимая...
Она охватила бледной рукой резную кельтскими узорами рукоять.
-- Даже не приближайся ко мне!
-- Любовь моя, вековая моя любовь, я так тебя хочу, никто даже не знает, как... Иди ко мне, иди ко мне, любимая...
-- Я не верю тебе, больше никогда не поверю!
Она вонзила, окровавленный ее венозной кровью, нож в его клокочущее сердце.
-- Ты слышишь биение моего мертвого сердца, слышишь?..
Гулкий стук сердца вибрировал, заполняя воздух, вытесняя, замещая.
Он разорвал черное кружево на ее груди и, вынув кинжал из своей груди, начертил на ее белой коже свое имя.
-- Теперь ты от этого злого и терзающего бремени никуда не убежишь.
Черные вееры непонятных и причудливых венцов, украшенных металлическими звездами и высушенными маками украшали кучерявые головы плавно танцующих черной цепью дам. Все они, взявшись за руки и подняв их, находились в состоянии транса, а ими руководил, словно дирижер, темнокудрый мрачный месмер.
-- Повторяйте со мной... Повторяйте за мной! "Она никогда не спасется, она никуда не сбежит"
-- "Она нигде не спасется... она никуда не сбежит!.."
Раздались замогильные звуки флейты, на деревянном ветхом полу, как грибы после дождя, выросли розовомраморные могилы, разрывая доски.
-- Иди ко мне, любовь моя, иди ко мне.
-- Нет!
-- Нет?.. А знаешь ли ты, что тебя ждет за это?
Толпа девушек со странными уборами на головах двинулась на нее. На звездах в их венцах заклубились черви, а из ртов полился густой черный яд, капли которого опаляли их платья, обнажая ржавые каркасы.
-- Что мне делать? Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Умереть?..
-- Дать.
Они рвали на ней одежду и раздирали ее кожу черными ногтями. Они тащили ее, а волосы ее цеплялись за осколки розового мрамора.
Месмер взял ее на руки, заботливо и нежно, с отцовской чуткостью, и спиной облокотил ее на на каменный крест, привязывая ее руки и ноги тяжелыми металлическими цепями.
Он смерил ее бледнокожую фигуру хищным взглядом, беспощадным, полным отвращения и хлещущей через края бездны злобой.
-- Мне потушить свечи?
Она, заплаканная, покачала головой из стороны в сторону.
-- Нет? Что ж, ты сама попросила.
Он взял из канделябра черную потекшую свечу и резким движением вылил горячий расплавленный воск девушке на грудь, обжигая ее вновь раскрытые раны.
Струи черного воска плавными каплями стекали ей на живот, на лобок и на бедра после каждого из повторений.
-- Сладость моя... -- сдавленно прошептал он, теплыми руками грубо лаская ее тело, изучая, терзая.-- Моя, моя... Моя!
Он расстегнул свои брюки, освободил горячий, кровью густеющей налитый член, вторгнувшись в ее лоно глубоко и резко, он сладостно застонал.
Спутанными нескордированными жестами он оплел ее шею цепями, сдавливая их на сильных и наиболее глубоких толчках.
-- Ты меня придушить хотела, да?
Она, давясь слезами, снова покрутила головой.
-- Хотела...
На мгновение он замер, приоткрыв рот в сладострастном удушии. Ее посиневший язык выступал из открытого голубеющего рта, а из алого, как спелая из всех кровей, лона вытекала густая молочная сперма.
-- Пей молочко, моя девочка, -- нежно сказал он, проводя своей большой и сильной рукой по ее волосам, и ставя стакан и тарелку с печеными яблоками.
-- Я не хочу есть.
-- Почему, милая моя?
-- Папа... как мне сказать...
-- Говори, как есть. Зачем тебе что-то скрывать от меня? Ты меня не любишь?
Горючие обжигающие слезы хлынули из ее глаз, смачивая черные ресницы солеными капельками ядовитой росы.
-- Люблю, папочка... Люблю...
-- Так говори!
-- Я уже сказала.
Гробовое тяжелое молчание, подобное взрыву, заполонило помещение. Ее остервеневшее сердце билось все быстрее и быстрее... Его взгляд, непрерывный, злой, душепроникающий, врезался в нее, как лезвие в кожу.
Как лезвие в кожу...
Она встала, подскочив, и убежала в ванную, хлопнув ее белой дверью. Дрожащей рукой открыв кран, она сняла с себя одежду, скинув ее на пол, и ступила в ванную. Взяв на полочке завернутую в обертку бритву, она скомкав бумагу, бросила ее в сторону. Пару раз окунувшись в воду, она задержала дыхание.
-- Я не могу больше не могу... Почему я так его люблю... Почему...
Она встала из ванны, вода закапала на кафель. Белыми руками с синеющими и выступающими от воздействия горячей воды венами, она искала одежду своего Любимого. Она взяла в руки его черную рубашку и потекла, вдыхая аромат его опъянеющего тела. Запах такой безумный, такой сладкий... Терпкий, горький, сладостный, ягодный. Пульсация усиливалась, ноги стали подкашиваться, слабость нарастала. Она одела рубашку на себя, продолжая искать вещи. Наконец, она нашла его черные трусы, аромат которых она столь много раз вдыхала, лаская себя и нежа в этой же ванной комнате, молясь что завтра она получит большее. Но завтра уже не наступит...
Она взяла их в руки, как драгоценность, прижала к груди, снова вступая в воду. Какой запах... желанный, томительный. Она слизала жадным языком засохшие подтеки спермы, чувствуя как волны оргазма всецело схватывают ее в свои злые скрюченные лапы. Она провела лезвием по вене, кровь заструилась в теплую воду, узорами растворясь.
-- Смерть, прими меня к себе, ведь только ты любишь меня, только ты ждешь меня. Я всегда хотела так и умереть: от любви за любовь.
Бинты на запястьях опоясывали ее руки.
-- Хочешь вина?
-- Я хочу тебя, только тебя, во всех жизнях и даже после последней смерти.
-- Выпей.
Она заглянула в бокал, наполненный вином и липкими белесоватыми разводами, на дне виднелся глинистый осадок.
-- Что это?
-- Вино, сперма и гашиш. Ну, ко второму тебе, любимая моя малышка, не привыкать, она всегда была в твоем молоке.
Она глотнула до дна.
Ни крови, ни клыков, ни когтей, только дуновенная безмятежность, легкость, левитация. Их тела обрели такую небывалую легкость, что они, в плавном полете перемещались под потолком. Его волосы, черные, длинные, вьющиеся, обернулись живыми лентами, черными змеями, мерзко высовывающими свои языки. Он подлетел к ней, раздвигая ее ноги, отодвинув ткань белых в мелкую сеточку трусиков, скользнул языком во внутрь. Рядом пролетел блестящий, словно солнечный луч, топор, она схватила его за рукоять, и словно гильотиной отсекла ему его кудрявую змеиную голову.
-- Помог ли мой сеанс разобраться Вам в себе, милая моя? -- произнес мужчина, протягивая девушке стакан абсента.
Она плохо видела, спутанное после гипноза восприятие, не давало ей рассмотреть ни мужчину, ни помещение. Вены саднило, шея ныла.
Она глотнула и подняла припухшие уставшие глаза, столкнувшись со знакомыми инфернальными змеиными злыми очами.
-- Потушим свечи?..
13:56
Доступ к записи ограничен
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра