Отпуск еле задался. Сначала одна из моих коллег взяла свой в необходимый мне промежуток времени – аккурат под дату, и я еле договорилась, чтобы мне подписали приказ, потом... Собрала вещи с собой: прошлогодний пухан, прошлогодний свитер, даже прошлогодние ботинки, общие с ним фотки в кафе и у гостиницы. В общем, идея вернуться в Питер в октябре этого года, ровно год спустя, казалась сверхмрачной, и это еще пока без флэшбеков и воспоминаний. Самым приятным моментом был тот, когда в ночь с одиннадцатого на двенадцатое октября я загрузилась в поезд маршрутом Москва-Санкт-Петербург, предвосхищая возвращение в самый лучший город на планете. Самым приятным за всю поездку. Закрывая офис, проверила паспорт. Нет. Он не оказался в принтере. Не пришлось, сломя голову, влетать в офис без десяти десять до включения дополнительной охраны. Сознание не было растревоженным, потому и не было косяков. А Петербург напомнил мир без магии. Но об этом позже. Мы прибыли на Московский вокзал в этот раз вместо Ладожского. Вокзал, откуда я уезжала в прошлом году домой. Пока маман созванивалась с Юлией – владелицей нашей квартиры, забронированной на восемь дней, под названием Griboyedova 64, расположенной примерно по тому же адресу, что и мой прошлогодний хостел – «Друзья на Сенной» (между станциями метро Садовая, Сенная и Спасская) и узнавала, что наши вещи смогут принять через полчаса, а заселиться сможем только после обеда и уборки апарта, я, как в тумане, прогуливалась по залу ожидания вокзала. Я отыскала розетку, в которой заряжала телефон в прошлом году перед отъездом, и это было только начало. Уже на этом моменте показалось, что все становится как-то too hard. А потом – по нарастающей, одно за другим. Мы сели в метро и вышли на Садовой. И эта Садовая, как хмельной ветер вдарила в виски. Поначалу это все было, и правда, приятно. Вот он тот проспект, по которому я носилась семнадцатого в ночь, растирая слезы, когда не могла уснуть, но все еще знала, что от души к душе десять минут пешей прогулки, еще все рядом, и ничего не потеряно, а напротив – Магнит, в который бегала за шампунем восемнадцатого числа, а вот мы проходим мимо моего прошлогоднего хостела (оказалось, мы будем жить совсем рядом с местом прошлогоднего обитания). Для меня с восемнадцатого октября прошлого года еще не прошло ни дня в Санкт-Петербурге. Время шло в Москве, а здесь... Будто застыло в янтаре на год, и все визуальные объекты ощущались, как нож между ребер, час пролежавший в морозилке. Освежающий, но режет. Но уже возле самого входа в ворота (которые мы прошли мимо в первый раз лол), где располагались наши апартаменты, я увидела кафе под названием «Тоскана-гриль» по соседству с нами. Кусок Италии даже здесь, в моем Петербурге, как вечное напоминание, почему нет. Как я и сказала: **здец только начинался...
Наши хозяева оказались прекрасной парой. А квартира оказалась прекрасной квартирой. Одна кухня чего стоила – вероятно, она была размером с две моих комнаты. В прихожей очень мягкий и просторный диван, который послужил мне ложем на ближайшую неделю. Кости не жаловались. Еще загогулистый паззл на стене в рамке. Что-то в духе Пикассо, что – я так и не разглядела. В комнате для маман волшебная кровать (тоже невероятно удобная), светильник в форме розы с тканными лепестками (а у меня в прихожей какой-то объемный ромб а – абстракция), несколько цветков в горшках. Очень приятная и уютная атмосфера. За всю неделю мы ни в чем не нуждались, и я высоко рекомендую апартаменты к проживанию. Дабы не мешать хозяевам, мы оставили вещи и свалили из дома. Маман определила точкой первого прогулочного маршрута Исаакиевскую площадь. Мое подсознание крикнуло «Бля!» Ну, то есть я кое-как примирилась с розеткой, где я заряжала телефон год назад, примирилась с повторной встречей с Садовой и Сенной площадью, примирилась с дверью «Друзей на Сенной», но после ночи почти без сна не уверена была, что вывезу год спустя увидеть «Асторию» и «Англетер». Да я и не вывезла, стыд. По пути прошли мимо дома Раскольникова, на Столярном переулке увидели метку высоты подъема воды седьмого ноября тысяча восемьсот двадцать четвертого дома, а затем показался купол Исаакия. В каком чувстве опьянения я прошла от дверей «Астории» до дверей «Англетера» в прошлом году, рассказывая о своей профессии, уставившись на позолоченную голову собора, которая в свете солнца резала мне своим золотом глаза. Я помню чувство, что Бог здесь, и с этих куполов смотрит на нас троих и улыбается. Но двенадцатого октября этого года небо затянуло серой пеленой, пеленой дождя. Будто не бывает в октябре солнца в Петербурге, будто он привез и забрал его с собой, оставив высосанный мир без магии, как поляна, на которую Белла пришла в «Новолунии» и обнаружила, что там нет никаких цветов, только выжженная пустошь; как Скала Предков, когда к ней вернулся Симба после долгого отсутствия, и увидел только мрак и ни травинки. Вот так выглядел Исаакий под дождливым покровом год спустя. Последние шаги нервозность в коленях уже склоняла сделать бегом, а сердце било под ребра. Хотя бег к пустоте уже абсолютно бесполезен. Портал схлопнулся навечно и больше не откроется. Осекла себя, но самоконтроля все еще ноль без палочки. Перед тем, как отправиться к Исаакию, встала на точку, на которой вымолила разрешение обняться. Закрыла глаза, и будто дыхание даже остановилось на мгновение, а ребра сжались. Подсознание в голосину крикнуло, что вернуться сюда было колоссальной ошибкой. Но, чего греха таить, именно этого я и хотела. Мазохизм – ради не забывать. Жестокая, но адекватная цена. Отмахнувшись от рыдашек, дошла до Исаакия (даже солнышко выглянуло на пару мгновений), немного пофоткались там, а оттуда нас пригласили на прогулку на кораблике по историческому центру. На какой же удобный корабль нас посадили изначально! Аааа, просто! Мы там расположились за столом, купили себе Чоко-Паи и первый мой в жизни алкогольный глинтвейн, но затем уровень воды поднялся выше возможности этого судна проплыть под Питерскими мостами, и нас пересадили на промерзлый корабль-автобус с железными лавками, где даже этот глинтвейн поставить некуда было. Из заплыва я узнала и запомнила только, что основание Петербурга состоялось в тысяча семьсот третьем году Петром Первым. Вот оно как бывает, когда блокнот не берешь с собой. В общем, мы и правда проплыли по всему историческому центру: мы видели Исаакий, Алые Паруса (с которых сняли Алые Паруса – технически просто корабль), Крейсер Аврору, Кунсткамеру, Петропавловскую крепость, ростральные колонны, Васильевский остров, несколько Питерских мостов. Открывая окно, чтобы сделать фото, ощущаешь даже в пуховике невообразимую свежесть октября. Ветер на воде становится просто ледяным до онемения души. Спасибо глинтвейну, я не чувствовала холода, открывая окно, и даже вылезя из «салона» на опен эйр, где люди сидели, накрывшись пледами. Приятный вкус корицы и алкоголя обволок сознание, и все резко стало хорошо. Даже круто. Я снова в Петербурге, вся неделя впереди, достопримечательностей масса, а сейчас я плыву на корабле. Время моей жизни. Все восхитительно. На борту нас зафоткали для магнита с Питером, а когда наша водная прогулка закончилась, нас высадили рядом с памятником Медный Всадник, водруженным Екатериной Второй в честь Петра Первого. В принципе, время уже стало подходящим для возвращения в апарт, но я затащила маман пожрать в кафе с торца «Англетера» с очень, прям-таки кричащим названием «Счастье» /грустно орет/. Прям двойное счастье, учитывая, что рядом со входом висит мемориальная табличка в память о Есенине, повесившемся в пятом номере второго этажа в «Англетере». Ладно. Питер в этом году вообще отличился на стеб во всех формах и проявлениях. Наша пицца-яичница с зеленью и помидорами, а также мясом (или грибами? не помню уже) оказалась редкостным отстоем на вкус, так что «Патиссери Гарсон» или же «Счастье» особых приступов счастья не вызвало. А вот приступ с сердцем – пожалуйста. Не то этот грешный глинтвейн так вхерачил, не то впечатления размазали не очень-то сильное сердешко, но, пока не надышалась ледяным октябрем на улице, было херово, хоть мри. Мреть не стала. Больше ною, чем решительно готова помирать. На этой ноте мы вернулись в квартиру, затарившись в магазине всем необходимым, а затем вышли на ночную прогулку. Во время нее я отыскала рокерский бар «Killfish», где в прошлом году нажралась роллов вместе с Региной после насыщенного дня в кафе, потом отыскала столовую, где мы с ней ели на второй день после события, а затем мы просто двинули в центр на Невский. Прошли мимо магазина с неоновым названием «VSЁ ХОРОШО!». Я уже писала, что Питер стебется, да?.. И постепенно подошли к Доходному дому Зингера и Казанскому собору. Этих достопримечательностей я еще не видела в ночном антураже. Окна Зингера меняли свой цвет с синего на фиолетовый, а затем на красный. Возле Казанского собора танцевала молодежь под «Лето» исполнителя Kyivstoner. В общем, это было симпатично. Очень. А обратно мимо Казанского собора возвращались по набережной канала Грибоедова, мимо Банковского моста с внушительными грифонами с золотыми крыльями. На следующий день мы решили ехать в Петергоф, так как тринадцатое октября – последний день работы фонтанов, но домой спать отчего-то не тянуло. Зато темная гладь воды притягивала взор и шептала о покое. И раз уж я приняла решение заглушить голос этой сирены в голове, манящий печальный корабль разбиться о пустынный брег, напоследок этого абсолютно помраченного отзыва оставлю Вам небольшой очерк из инсты того дня: «Готовы услышать страшную сказку о том, почему в Питере дожди? Ну слушайте. Давным-давно, так давно, что даже вспомнить уже сложно когда это было, зажиточный южанин-портретист, любивший больше всего на свете запечатлевать разные образы человеческих душ, посетил славный город Петроград. С собой он прихватил кусочек южного тепла своей страны и тепла своей южной души, и передарил его этому городу. В то же время там оказалась актриса, которую звали Несмеяной. Актриса была известной в очень узких кругах, но, в целом, славы никогда не искала. Встретив знаменитого художника в Петрограде, она потеряла голову, и душу свою оставила в этом городе. Художника вскоре призвала необходимость работать, и он снова вернулся в свои теплые края, и тепло, и свет солнышка с собой увез. Когда Несмеяна вернулась обратно в Петроград, плакать о безвозвратно утерянном, небо ее услышало и разрыдалось вместе с ней. С тех пор в нынешнем Санкт-Петербурге всегда дождь – то льются слезы актрисы Несмеяны о давно позабывшем ее портретисте. О дальнейшей судьбе девушки мало, что известно. Поговаривают, что она утопилась в Канале Грибоедова на Сенной площади. Только за давностью лет никто не проверит, так ли это было. Ведь с тех дней актрису больше никто не видел в глаза».
Отзыв о времени, проведенном в Петергофе, встречайте уже скоро!
#лорелеяроксенбер #санктпетербург #обзорнаяпосанктпетербургу #прогулканакораблике #2019 #12/10