Сотня лет подползает к горлу, словно волк, заприметив жертву.
Сорок весен назад мой милый Богу отдал и жизнь, и душу.
Отлетал над могилой ворон. Слава имя нашла посмертно.
Попрощавшись, семья смирилась. Только я потеряла мужа.

Только в окнах моей избушки сорок лет по ночам лампадка
Светит светом потусторонним, манит путников запоздавших.
Пряжа пляшет в перстах старушки. Печь горит. Ожиданье сладко,
Словно в юности воспаленной, грудью полной еще вдыхавшей.

Встрепенувшись, лампадка гаснет, словно ветер подул неверный.
Вырастают на стенах тени. В сон глубокий впадет округа.
Ворон кличет: «Кррругом опасность!» Ток запляшет канкан по нервам.
Отзовется в грудном сплетеньи: «Отворяй дверь для милого друга!»

Выпирает ребро скелета под разомкнутой бледной кожей,
А в глазницах огонь пылает жадным цветом индиго-синим.
Седина золотой рассветный цвет волос, что всего дороже,
Забрала. И мой взгляд ласкает в серебре заплутавший иней.

«Отворяй! Ты ждала! Я знаю!» — скрежет челюстей полустертых.
Пальцы цепкой руки старушки дробь отбили на ручке двери.
Был живым, только сердце маял. Будешь мой ты, голубчик, мертвым.
Обветшавшей моей избушки не покинешь, уж будь уверен.

Попрощайся с постылым бытом!.. Не верну тебя ей вовеки!
На пороге в тиши застыли, как две тени: мертвец и бабка,
«Проходи. Зеркала разбиты. Подниму тебе, милый, веки.
Назови меня вновь красивой. Пусть от слов твоих станет... ЗЯБКО»!
07.11.2019