… А я немного опоздала на праздник. Так бывает, когда твоя ученица — полубездарный лодырь и блаженная дура в одном лице, повернутая только на мыслях, как бы сдаться в эротический плен одному известному истории многострадальному упырю, и ты целый день ищешь достойных на должность Хранителя Архивов претенденток, потому что пятой точкой чуешь, что Лора Уилсон не вывезет свою роль, даже не попытается попытаться ее отыграть, чтобы Ксандер снова не истязал меня через Зела. Претендентки… Даже соль не в том, найдешь ты какую-нибудь особу или нет, а еще и в том, чтобы у нее было отягченное пороками прошлое, необходимость очищения от грехов. Черт. Почему все так сложно, а?.. Завербовав парочку, по именам кажется, Каролину Одилл и некую Мифиду, я получила неожиданный дополнительный пакет услуг в придачу. Каролина сказала, что приведет ко мне еще несколько своих подруг, которые дадут согласие отказаться от своего убогого прошлого. И вот сейчас, раздраженная тем, что выступление факиров я пропустила, и они уже стоят в толпе, переводя дыхание и устремившись всеми взглядами на что-то, что происходило на помосте, я шла мимо людей, чтобы посмотреть на то, что мне осталось, как вдруг увидела бегущего мне навстречу Аарона Виллипета.
— Госпожа… — Юноша был белее мела, даже нижняя губа его дрожала, а плечи были настолько ссутулены, будто их сжал кто-то невидимый в порыве ярости. Он совсем запыхался, даже выдавить слово для него казалось испытанием… — Госпожа Тефенсен…
— Аарон, ты чего мямлишь? Привидение увидел? Что за бешеные забеги с вытаращенными глазами?..
— Вы должны… Вы должны идти срочно в пещеру. Я только что, менее пяти минут назад, видел Мифиду. Она сказала мне, что там пожар… Может сгореть все Ваше оборудование. Срочно!!!
Парень был бледнее смерти. Его руки дергались, пока он пытался невнятно жестикулировать. Я коротко выдохнула, сцепила руки в перчатках без пальцев в замок, и, медленно опустив на них голову, слегка коснувшись лбом, тихо и звучно рассмеялась. — Ты так за мое оборудование переживаешь, что смерть красивее, чем ты обычно выглядит? Или у тебя из-за приборов губа дрожит? Мальчик. Милый, добрый, невинный мальчик. Ты такой хороший, что Корина просто не заслуживает такого друга. Мифида два часа назад ушла с Каролиной на поиски и вербовку подруг в наши ряды. Не играй с огнем, Виллипет. Где мои птенчики? Как далеко они зашли, м? Она сама тебя попросила их голые задницы прикрыть или ты — белый рыцарь и вызвался добровольцем?..
Аарон сдвинул брови и решительно преградил мне путь. Я этого не ожидала, честно говоря. Он всегда боялся. Боялся моей силы, боялся за отца, и никогда не смел мне прекословить. Что же сегодня я вижу?.. Неумолимость, сжатые в кулаки руки и готовность драться. Неожиданно…
— С дороги, малыш Аарон. Не играй с огнем. Ты знаешь, на что я способна. Разве стоит она жизни твоего отца? Что она тебе сделала, что ты готов предать единокровного родственника ради нее?.. Влюбился? А если так, как тебе не противно сейчас покрывать ее, зная, что другому она отдается?.. Не тебе. И тебе никогда не будет. Ты — маленький теплый человечек. А она хочет крови, близости смерти, гнилых ее касаний и жесткого траха от того, кто в сорок раз тебя старше. Невинный взгляд? Дрожание ресниц? Ты на это купился? Думаешь, она — вся из себя нежная куколка? Да это марионеточный театр. Она играет роль такой, потому что должна быть его полным антиподом. Маньяку нужна невинная жертва, чтобы игра состоялась на все сто, а не маньячка. А в душе она, как и он, гнилая маньячка. Маску, в которую ты влюбился, она надевает для контраста, чтобы эмоции ее пульсом по венам шпарили. Он весь такой жестокий, а она вся такая нежная, милая… Чуешь?.. Это испорченность одной души в единой симфонии с другой, а ты еще слишком мал, чтобы понять, что все не то, чем кажется. С дороги, Виллипет, иначе пожалеешь…
— Достаточно. Я долго боялся и больше не хочу. Ты гнилая, Дэнелла. Посмотри на себя. Что ты вытворяешь?.. Я и сам не в восторге от короля. Да, он ужасен, деспотичен, обращает наш мир в хаос и тьму, но это ни в какое сравнение не идет с тем, что творишь ты. Ты озлоблена. Рвешь и мечешь. Сечешь любого, кто готов выбиться из-под твоего контроля. Ты потеряешь ее навсегда. Я вижу, что ты дорожишь ей, но так ты все растопчешь. Выйдешь сейчас, встанешь ей снова поперек мечты, и она тебя навсегда возненавидит. Оставь ее в покое на один чертов вечер. Тебе мало было года ее страданий и подчинения?.. Для тебя все игра. А их чувства для тебя вообще ничего не значат. В тот миг, когда ты откроешь глаза и заглянешь за кулисы марионеточного театра, ты увидишь, что она сдается его жестокости не из-за желания испорченной игры, а из-за усталости от третирования, постоянного контроля каждого ее шага, запретов и кары за каждый ее поступок. Это вызов, Дэна. Она кричит тебе во все горло, чтобы ты позволила ей выбирать свою судьбу, а ему кричит, чтобы истязал ее, дабы отвлечься в физической боли от того дерьма, в которое ты ее загнала своим контролем. Уходи отсюда. Довольно. Оставь их. У них уже у обоих сил нет просто потому что ты — чудовище. Рано или поздно, так или иначе, она все равно отдаст ему девственность. Не лезь. Сегодня, потом, какая разница? Владислав Дракула — единственный мужчина Корины, как бы тебя ни выкручивало от одной мысли об этом, и она всегда будет ему верна. Тебе о такой верности только книжки читать. Кроме озлобленности ты ни на что не способна. Поворачивай назад, потому что я все равно не пущу тебя.
— Мне не нужно твоего разрешения, малыш Аарон. — Почти с грустью я коснулась двумя пальцами его лба и прошептала 'Сомниа'. Упав и погрузившись в сон, парень, наверняка, расшибся, но я безразлично перешагнула через него. Будет знать, как сметь врать мне.
Стянув золотистые волосы в пучок потуже и локтями растолкнув несколько зевак в толпе из-за раздражения, я, наконец, увидела то, на что все смотрели, широко раззинув рты… Конечно. Что еще было ожидать. Наша протравленная гадюшная парочка зажигала танцпол, и Лора была в огненно-алом. Как я только с утра и шутила: больше раздета, нежели одета. Сальса, самба, чечетка, танго… Обостренным нюхом дракона я чувствовала запах крови. Ах ну да. Блаженная дура же стала с ним танцевать, все ноги изрезав об осколки, но эта боль ее не останавливала. Она вообще ее будто бы не чувствовала. Пялилась ему в глаза без отрыва, пока тело совершало необходимые движения по инерции, а он… Слепой азарт, маньячный блеск в глазах падальщика-растлителя, который своими лапами с когтями в каждом движении, в каждом повороте пожирал открытые участки ее тела, пока она, вся в любви, и не замечала, что лишь похоть и ничего более горит в черных глазах «любимого». Старая мразь. Девчонка на полвека моложе его, а руки этой падали поминутно у нее под юбкой, пока глаза поселились у нее в декольте. Пара сисек, пара стройных ножек, аппетитная задница, которую можно отшлепать. И дырку между ног ей проделать, засадив до крови. Все его мысли были, как на ладони, и как она не слышала их?.. Любовь ей подкосила все восприятие реальности. А убогий педофил-упырь уже знал, что она вся его. Хоть что делать этой ночью будет, а она побежит к нему, забыв обо всех запретах.
Но вот музыка стихла, а Лора рванула прочь, не разбирая дороги. Тут я коротко прыснула. Вампир стоял ко мне спиной, и я не могла видеть его реакции, но спорю, что подобного поворота он вряд ли ожидал, когда жертва была уже в гнусной доступности, и тут вдруг сбежала. Но Граф Дракула не был бы Графом Дракулой, если бы признал поражение. Он устремился следом, а я — за ними. Шоу тут было и без пироманов и цирка с животными — оборжаться.
Я явилась в тот момент, когда, прислонившись спиной к сосне, она отвергла его, сказав, что он испортил все в ее жизни, к чему прикоснулся, что перегорела еще год назад. Хотела бы я верить, что она говорит то, что чувствует, да эта полоумная спасала его, как могла, не будучи совсем уж критичной дурой и понимая, что в танце голубки по грани походили и еще немного, и она как дышать забудет. Вливая и вливая в ее уши сладкий яд своих чувств, коих и в помине не было, упырь уже дрожал всем телом, чувствуя, что оборона долго не продержится, ведь его слова резали ее по живому без ножа. Он знал, что еще немного, и эта девочка отдаст ему то, зачем он пришел. И для пущего усиления, он сделал вид, что уходит, что погиб, став жертвой черствости ее сердца, чтобы окончательно доломать ее. Наигранность так и висела в воздухе, но этот фарс удался. Подтянув его за руку к себе, она все-таки сказала, что врала из-за меня, из-за угроз, что никто ей больше не нужен кроме него, что она одинокая и ничья без него, как сгнившая роза на асфальте. Этот бред маниакально влюбленной она могла долго шептать, но он уже взялся за свое. Сдавив одной рукой ей затылок, пальцами другой он сначала сжимал ее нижнюю губу, затем ворвался ими ей в рот. С надменной усмешкой Воронье праздновало бал, в то время, как мелкая дурочка, закрыв глаза с благоговением и слезами на глазах, целовала и вылизывала его пальцы, пока он представлял, как вместо пальцев заставит ее обсасывать его мертвый и наверняка сгнивший половой орган. Что же я делала?.. Вот сейчас самое время взойти на сцену с воплем: 'Ша, карапузики! Конец вашим танцам', ибо омерзительнее того, чему я стала свидетельницей могло быть лишь то, когда он, действительно, проделает с ней все, чего сейчас хочет. Но я стояла и не двигалась с места, хотя все, чего желала, это сейчас обломать им всю их порченую малину… Почему?.. Я не забывала сказанного Аарону. Жертва выбрала позицию жертвы лишь, чтобы быть оппонентом зла. Эта святость и эти слезы мало что стоят, зная, что она не меньше его терзала, пытала и убивала людей. И как бы сейчас перед моими глазами ни стояла маленькая девочка в слезах, которую насильник-педофил готовит к потере девственности, это лишь то, что видели мои глаза. Хотели, чтобы она была жертвой, оказывала сопротивление… Но правда-то в другом. Сейчас напав и разодрав его в клочья, я не девочку спасу от расправы педофила, а лишу латентную шлюшку Графа возможности отсосать у него, а она ведь этого желала, смачно вылизывая каждый его палец…
— Пусть сука бесится. — Вот что сказала девочка, которую я хотела спасти не пойми от чего. Сказала обо мне, ложась в заросли осоки, спиной на острые листья… Сказала о своей лучшей подруге. Не знаю, чего во мне было больше в тот момент — боли или разочарования. Не было уже никакого смысла вмешиваться. Взведенные на пределе оба. Они бы меня даже не заметили. Они меня и так не заметили, хотя стояла я за соседним деревом, дрожа от бессильной ярости. Может уйти? Вернуться? Разбудить Аарона и ожидать, пока вернется Каролина с подругами?.. Но нет. Что-то мне мешало уйти. Я хотела видеть, как она это сделает. Как предаст меня и подставит моего парня, даже не зная об этом. Как поставит Ворона снова выше всего сущего. Выше нашей дружбы.
'Мой цыганенок', 'любовь моя', 'единственный мой'… Сколько она еще бессвязного бреда налепечет, лишь бы он ее того самого?.. Дура. Шизанутая и клиническая идиотка. В невозможности слушать все это я стояла, вжавшись в дерево, в лучших традициях позы 'рукалицо', не зная уже ржать мне или рыдать, и делая и то, и то одновременно. Они оба конченные. Какого рожна меня вообще к ней приставили? Почему я-то, Господи? В мире много извращенцев, которые на все это нормально бы глядели. Нет, Дэна, ты должна идти… Уговаривала я себя еще пару минут, пока не стало поздно. Он ей что-то там насвистывал на ушко о том, что будет не больно. Ну да, ну да, поганая клыкастая мразь. Что ты вообще знаешь о женской физиологии? Это вам, мужланам, не больно. Девушке больно всегда… Но она ему доверяла. Широко разведя колени, открыла всю себя. Ой, я ей накостыляю завтра…
Вот странное чувство. Нет права назвать ее шлюхой, потому что верна она ему всегда была, но вот на этом и мысль заканчивается. И вся эта верность кажется лишь удобным предлогом, чтобы не называться распутной шалавой, пока отдается вот так, даже глазом не моргнув. Где-нибудь, хоть под кустом, как собака, лишь бы с ним. И вот я наблюдаю то, что мне снова кажется актом грубого насилия, когда он уничтожает девочку, делая ее собственной распутной подстилкой, одним рывком своей руки с вздутыми на ней венами и массивным кольцом, затем растирая ее девственную кровь по ее щеке, снова с немым ликованием в глазах. Дескать, посмотри, как ты пала. Только что была невинной девочкой, а потом все разменяла, чтобы стать моей любовницей, моей клыкастой вагиной, усладой для проклятого Богом существа. Расстегнув бюстгальтер, вжавшись в него всем телом, обвив ногой за талию, она почти молит своего Князя Ночи воцарить над нею. Думаете, ублюдка долго просить надо? Он ей даже передохнуть после боли от потери невинности не дал. От возмущения у меня аж дыхание сперло, пока мозг до меня доносил одну и ту же гнусную своей правдивостью информацию: что это не мое дело, и что меня это не касается, и что если ей нормально, то меня так рьяно выворачивать до рвоты не должно. И уйти бы, да я не могла себя заставить оторваться от противоестественного тошнотного зрелища. Они стали единым телом. Она вся выгибалась, стонала, тяжело дышала, двигаясь в такт его резким движениям. Лора уговорила его пить ее кровь, и во время соития он еще и жрал ее, пока она вся горела в своем безумии, позволяя его рукам творить с ней все, что ему вздумается. Ксандер убьет Зела. Я не справилась. Ее невинность теперь погребена, а я не вмешалась. Какой бы я сволочью ей ни казалась, сегодня снова встать преградой на пути к тому, чего она жаждала, я не смогла. Не утоляя голод, единственный терзавший ее сильнее истинных голода и жажды, она теряла себя и ощущение здравости крыши. А завтра, на короткое время, пока ее наркотик еще дурманит ее, она почувствует себя хорошо. Впервые за год. Будет думать о нем, жить памятью этой ночи. И именно в такой миг мне придется ее разрушить. Если не накажу — будет только хуже. Но это и неплохо. Упырь ответит за деяния рук своих, пусть эти деяния жертве и были сладки. Ведь узнав, что Лору лишили цветка непорочности, Ксандер запросит королю немилостивое растерзание. И я буду там, чтобы превратить его желания в действия. Но, как знать, если я закую сердце в лед и перестану реагировать на вопли-сопли Лоры, быть может, свершение акта возмездия мне и понравится… И не только за то, что сейчас случилось в зарослях осоки. А и за всю ту боль, что он причинил таким далеким, но не ставшим менее мной Андреа дель Конте и Кире-без-фамилии-просто-Кире. Содрать кожу с еще живого Вороньего трупа - вот, что станет моим успокоением, ознаменовавшим конец человеческой несправедливости. Крутанувшись на кроссовках и мстительно сжимая разбитые руки о стены пещеры в кулаки, я двинулась по направлению к дому, оставляя голубкам последние часы извращенной неги, прежде чем их жизнь обратится в окончательный и неминуемый ад…
Бросив свою бессильную что-либо предпринять шкуру на постель в пещере, я забылась беспокойным сном до рассвета.
***
Зевнув и потирая кулаками глаза, я села на кровати. Она уже не спала. Впавшие глаза, бледное лицо без единой кровинки, лишь по губам блуждает застенчивая улыбка. Она сама не понимала, что улыбается. Чертова магия химии делала свое, превращая эту уже не девочку, еще не женщину в виноватую мишень. Она была высосана, но счастлива. Я и без языка ее тела знала, что произошло. Но она бы не скрылась, даже если бы я не знала. В каждом движении ее тела чувствовалась память ушедшего утра. То с каким трепетом она брала его руки в свои, как касалась плеч этого жалкого кровососа, как зажимала его лицо между ладоней. Как плакала от счастья и благоговения, когда он выжирал из нее все живое, словно была наедине с Богом. Мне хотелось кричать на нее, бить посуду, отвесить пощечину, излечить ее, в конце концов, хоть как-нибудь. Но эта безнадежная дура была виновата лишь в том, что полюбила. Стоит ли повторять о том, что я снова и снова ненавидела себя за спектакль, который предстояло разыграть?.. Снова пропагандировать дешевую ненависть к тому, до которого мне ныне и дела не было. Не было бы, если бы не Ксандер. Я заставляла ее думать, что ее невинность необходима для вступления в должность Хранителя Архивов. На деле же этого требовал Мессир. Психопатичный подонок спал и видел, как сорвет цветок Лоры Уилсон. Но было слишком поздно. Она, как и всегда, отдала своему королю все, что у нее было. И теперь, если я не накажу их обоих, Ксандер сотворит с Зелом такое, что мне и в кошмарах не приснится. Да прекрати же ты улыбаться, маленькая сопливая сучка. Бог видит, я не хочу тебя наказывать. Но ты гордо пропагандируешь связь с ним. Она горит в твоих зеленых глазах вместе с гордостью и непокорностью, с нежеланием проживать эту жизнь без него...
— Доброе утро. Как спалось? — Она первая подала голос, пока я вставала и начинала готовить кофе.
— Пойдет. А тебе? Отдых на природе, наверняка, не самая удобная ночевка в мире.
Ее глаза блеснули неистовым огнем. У нее в груди и на языке зудели слова о том, что там было, как надо - не то, что в плену, и она заняла огромных сил у матери Природы, чтобы не выплюнуть мне это в лицо. Конечно. Легко козырять, когда не знаешь, какие силы - подсказка, межмировые - вступили в борьбу за тебя. При всем этом было очень просто назвать Дэнеллу Тефенсен заклятым врагом номер один. Лишь потому что в этой истории любви я была злом, хотя в межмировой борьбе - лишь никчемной пешкой. Но пойди докажи это не в меру нервной Джульетте и Ромео-упырю.
— Хорошо. Без сновидений и кошмаров. А насчет природы — это ты зря. Тебе бы хоть раз в кемпинг смотаться и дать всем отдохнуть, включая меня и Аарона. Свежий воздух, трава шелковая, правда, с утра сыровато, но не все коту Масленица.
Я передернула плечами. Конечно, она хотела моего отъезда. Безнаказанно делать все, что пожелается. Может, она и заслужила выволочки. Я из кожи вон лезу, чтобы сохранить ее идиоту жизнь и чтобы при этом Зел не пострадал, показательно пытая Владислава для наемника, чтобы не убивать, а она лезет на рожон, подводя и себя и мужа под монастырь... Вкратце обсудив, почему ее волосы стали черными и сказав, что доверю ей сражение на мечах я, наконец, выдохнула свое коронное:
— Ну-с, девочка моя. Я дала тебе отдышаться, прийти в себя, причем очень деликатно, не налетая с самого утра, а теперь, когда ты расслабилась, и каждый нерв в тебе успокоился, я требую отчета. Грустно, но сейчас нервишки полетят прямиком в мусорный бак...
Ее глаза расширились от ужаса и понимания... Я знала, что теперь она будет все отрицать с пеной у рта, но это было бесполезно. Она выдала себя, едва только переступив порог пещеры...
***
Я была слаба. Слаба и беспомощна после многочасовых пыток, в которые каждый раз окунал меня мой уничтожитель. Наемный убийца, который повелевал звать его моим Мессиром. Ксандер Черт Его Знает Как Там Его По Фамилии. Он надменно улыбнулся, и в его синих глазах на мгновение загорелся яростный пламень. На очень короткое мгновение. Загасив вспышку злобы, он склонился надо мной и небрежно схватил меня за подбородок: меня, еще лежавшую, свернувшись на полу калачиком от боли. Приподняв меня и пригвоздив к стене на уровне своих глаз, сдавив мою шею своей грубой рукой, он посмотрел на меня точно, как смотрят на грязь. Второй и свободной рукой он протянул мне изящное оружие. Витой серебряный кинжал Хранителей Баланса Измерений, украшенный рубинами и головой дракона. В его стальном голосе, резанувшем по моему сверхчувствительному слуху, не слышалось ничего кроме ярости и ненависти.
— Я даю тебе наше оружие. Я даю тебе власть, коей не позволял себе наградить никого вне нашей организации, не смотря на то, что ты - ничто. Но твоя ненависть - это ключ. Бери его. Бери же.
Вложив мне в ладонь ледяной клинок, Ксандер сжал мою руку до хруста. — Бери его и прикончи графа Владислава Дракулу. Прикончи тварь, что истязает мою любимую, внушая ей ложные идеалы своей никчемной любви. Тварь, лишившую ее невинности... Снова. Это не просьба, солдат Тефенсен. Это приказ. Не справишься или снова пойдешь у нее на поводу и проявишь сострадание к этому черному выродку, я вырву каждый нерв из твоего никчемного тела и разметаю твои останки по всем измерениям. А еще... Я знаю, кто тебе дорог настолько, что ты готова умереть за него. Просто знай, что Зелу придет бесславный конец, если что-то пойдет никак. И я не хочу, чтобы ты была милосердна и подарила ему быструю смерть. Режь его, кромсай, сделай худшее из того, чему тебя учили, чтобы он выхаркивал кровью каждый момент причиненной ей боли. Чтобы перед тем, как его глаза закроются навек, он перенес на себе такие страдания, что вообще пожалел о том, что посмел вылезти из своей матери. А когда его душа отправится в ад гореть на всех кострах, что сжигают дотла грешников, чтобы никто из Вас не смел тащиться и вытаскивать его, как в предыдущий раз, иначе я выволоку Лору за пределы вашего убогого мирка, а тебя и всех остальных запру в нем и уничтожу целое измерение. Мне это под силу. Отправляйся.
Ксандер небрежно отшвырнул меня на пол, где я лежала несколькими мгновениями ранее, и через долю мгновений окатил вопросительным взглядом, подразумевающим то, что меня здесь уже быть не должно.
— Слушаюсь, Мессир. — Затравленно не поднимая глаз, я покинула пределы помещения, ставшего моей тюрьмой и пыточной камерой, отправляясь причинить подруге самую страшную из мыслимых болей на планете. Чтобы спасти человека, которого люблю сама... Я до последнего уверяла себя, что цель оправдывает средства, и что мысль о том, что Зелу ничего не будет угрожать, будет греть меня по ночам, когда в беспокойном сне я буду видеть снова и снова, как Лора Уилсон, не желая примириться с судьбой, с жизнью без того, кого считала Вселенной, будет разбивать руки и голову о стену, не в силах справиться с мыслью о том, что его больше нет. И что этому виной стала я. Снова стала я.
Усевшись в свое кресло, Ксандер же устремил взгляд своих голубых глаз куда-то на Восток, тихо прошептав. — Она станет моей. Хочет того или нет. Пусть не сейчас... Но рано или поздно я добьюсь ее благосклонности... Она забудет его.
И я даже не знала, верит он в то, что говорит или нет...
***
Она стояла у порога, еще не замечая меня, а я любовался произведенным эффектом. Ее сердце, я слышал каждый удар, билось глухо, с болью, словно удары молота о наковальню, глядя на трупы на полу. А потом она подняла взгляд на меня. Мы расстались в тысяча четыреста шестьдесят втором. Я снова видел ее в тысяча восемьсот двадцатом, и вот она стояла передо мной. Обновленная версии две тысячи четвертого года. Стояла и дрожала. Трепетала от ужаса в дешевом коротеньком белом халатике, словно снятом с манекена в каком-нибудь магазине товаров для удовольствий. Она еще не понимала, что чувствует. Ее охватывала паника. Больная, больная пурпурная роза. Краснела и белела, глядя на меня, не отдавая себе отчета в том, что испытывает. Она начала кричать и пытаться вырваться, хотя я знал, что в глубине души она уже понимает, что эта испорченная игра на двоих, и попытки вырваться не для того, чтобы вырваться на самом деле, а для того, чтобы упасть глубже на дно. Я пугал ее, хоть ничего ей не сделал до сих пор, хотя, все, чего я сейчас желал, это заломать ее нервные дрожавшие руки за спину и грубо и беспринципно закинуть на больничную койку. Сделать все, чего душа мрачно желала все это время. Но я медлил. Пусть помучается. Я возьму свое... Возьму, когда она начнет умолять меня об этом.
2016 г.