...Он протянул мне букет кроваво-красных роз. Двадцать две. Как на могилу. Я вздрогнула и дрожащей рукой взяла букет алых, пульсирующих бутонов, окруженных черными шипами. И тогда он изо всех сил сжал рукой букет в моей ладони. Я вскрикнула от боли, и аура поползла перед моими глазами. Я вся превратилась в Боль, - в ее неотъемлемый элемент. Шипы стали бурыми, по запястью с проткнутой ладони стекали внушительные капли.
— Я тут тебе терновый венец приготовил. Чтобы ты стала моей королевой. — Только усмехнулся он, водрузив мне на голову венок из черных шипов оборванных роз. Насадив его до лба. От боли кружилась голова, дыхание стало учащенным, пульс полетел быстрее. Я чувствовала себя Маргаритой на балу у Воланда. Когда-то, в Булгаковскую эпоху, у нее так же, как у меня сейчас, стекала кровь по вискам. Он взял меня за подбородок и слизал струю крови с моей щеки и виска.
— Для тебя уже готова постель из роз и шипов. Любовь и Боль всегда ходят рядом. За любую красоту платишь болью. Дань каждой розе на земле. Она горит ярко, сгорает, а шипы еще живы много лет. Страсть может взорвать тебя и превратить в пепел. Но боль. Она вечная.
Пощечины, наносимые раз за разом пробуждали во мне неуправляемое чудовище. Перламутровая кожа горела пунцовым огнем.
Нас обвили розы. И шипы. И Любовь, и Боль встали на службу к одному чувству - Вожделению...

#AU #L #R

Холодное осеннее утро обожгло мне лицо, заставив сойти с ума все органы чувств. Я поплотнее закуталась в пальто и открыла настежь дверь педагогического университета на улице Садово-Самотечной. Снаружи повидавшее виды, белесовато-желтого цвета, оно веяло стариной. Внутри же находился относительно свежий корпус. О том, что зданию много лет можно было догадаться лишь по облезшей штукатурке и разбитым ступеням. Мои каштановые волосы трепал настойчивый ледяной ветер, но красное пальто спасало меня от невзгод этого мира, слез Бога с небес и желтых, сыплющихся будто из ниоткуда листьев Осени. Пальто и мой парень. Ден. Денис вошел в мою жизнь так внезапно, что я даже не успела заметить, как начала испытывать к нему сильные чувства. Он спас меня. В тот день, когда я попала под машину и лишилась памяти и всего, что связывало меня с прошлым, он держал мою руку, переломанную, в крови, пока не прибыла карета скорой помощи, влез в драку с водителем, беспечно не смотревшим на проезжую часть, и не позволял мне отключиться, возвращая к жизни, умоляя жить. Несколько лет прикованная к кровати, с многочисленными переломами и сотрясением мозга, единственным, что я видела, было его склоненное надо мной лицо: задорные веснушки, темные волосы и кофейные глаза. Забота волей неволей порождает заботу... Мы планировали пожениться на следующей неделе.
И соскочив с высокой лестницы университета, я оказалась завлеченной в его объятия. Он закружил меня в воздухе, а я мелодично рассмеялась.
— Лика. Я не мог дождаться встречи. Как у тебя дела? — Он горячо и трепетно поцеловал меня в шею.
— Если у тебя все хорошо, то и у меня тоже. — Я коснулась руками его лица, и что-то странное отозвалось внутри меня. Отторжение. Но. Почему? Я не могла понять. Двадцать три года моей жизни оказались стерты амнезией, а мать с отцом не спешили мне напоминать о том, что раньше делало меня собой. И каждый раз за ужином, как я пыталась завести разговор на эту тему, мать нервно роняла ложку на пол, а отец становился мрачнее тучи. Вскоре я и спрашивать перестала. А как только объявила официально о своих отношениях с Деном - будто даже морщины на лицах моих родителей разгладились. Я училась в университете, работала в библиотеке. И только по ночам я иногда просыпалась с криками от кошмаров. В которых я видела синее небо и чувствовала боль, не сравнимую с болью от нынешних мигреней, которая поглощала меня, обжигала, лишала дыхания. Небо звало меня и тянуло гипнотически. Небо. Лазурное и голубое. Чистое и прекрасное. Мрачное и холодное. Мертвое и глухое. Эта дуальность прекрасного и безобразного сбивала меня с толку. Но я четко знала только одно: в этом небе жизнь моя.
— Как твоя голова? — Ден коснулся моей щеки, и я поморщилась.
— Еще болит. Не надеюсь, что, даже доживя до старости, я избавлюсь от этой боли. Удар о черную Ауди не прошел даром. Но как хорошо, что рядом оказался ты. Сильный и храбрый. Не колеблющийся.
— Я всегда буду тебя спасать, Лика. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Разумеется, звучит тривиально, но это правда. Я не мыслю жизни без тебя.
— Как и я.
Я легонько коснулась его губ, игнорируя внутреннее отторжение.

***

Неделю спустя грянуло торжество. Моя мама была так прекрасна в своем нежного цвета персиковом платье с длинными рукавами. Мой отец влюбленно смотрел на нее, а она на меня, будто бы не веря собственному счастью. Я была в белом по закону жанра. Играли Мендельсона и много пили, когда под бурные аплодисменты и крики "Горько!", Ден целовал меня в губы. А потом гости разъехались, а мы с Деном на машине, к колесам которой были привязаны банки, уехали в Подмосковье. На дачу моего отца, на которой я проводила много времени с детства вплоть до аварии, и которую ни разу не посетила с тех пор.
Дверь значительно покосилась, и моему мужу пришлось приложить немало усилий, чтобы сдвинуть ее с места. Пахло затхлостью и запустением. Со смерти моей бабушки сюда никто не приезжал. Я не стала заставлять себя вспоминать, что по случайному обстоятельству три поколения моей семьи с отцовской и материнской сторон погибали под колесами автомобилей. То, что я была спасена, было не иначе как благословением судьбы. Или счастливым случаем. Или Ден - мой лотерейный билет. Или все вместе.
— Я сейчас принесу шампанское. Проходи в комнату. Располагайся. Любимая. Жена. — Он не переставал целовать меня. От счастья у меня подкашивались ноги и кружилась голова. Он - идеал. Кто бы не мечтал о таком? Молод, красив и заботлив.
Улыбаясь, я безмятежно упала на кровать, подняв пыль, но меня это нисколько не смутило. Мою обнаженную спину что-то оцарапало, и я раздраженно поднялась, взяв в руки пожелтевший от времени конверт, так не кстати попавшийся мне.
Вскрыв печать, я посмотрела на почерк. Без сомнения, мой, просто искаженный, нервный. Каллиграфически ровные выведенные буквы регулярно подрагивали и будто бы прорезали бумагу своей остротой.
— Здравствуй, будущая я. — У меня волосы на затылке встали дыбом. Это ни меньше, ни больше записка, написанная до аварии. Мир отключил меня со своей волны и погрузил в чтение.
— Очень надеюсь, что ты сдохнешь и останешься мертвой в гробу. Но, на случай, если удар просто лишит тебя памяти я пишу тебе это, не надеясь, что ты внемлешь. С рождения ты была не совсем нормальной. Нервной, очень тонко чувствующей окружающий мир, чем и раздражала своих родителей. Ты была не такой. Неправильной. Разочарованием. Ты не подошла под их амбиции. А уж когда влюбилась в нищего женатого художника - Роланда, мать и вовсе хотела тебя придушить собственными руками. Оно и неудивительно. Роланду было сорок пять. А тебе всего лишь пятнадцать. Ты ездила к нему, обивала пороги, ныла, рыдала и молила принять тебя, бросить жену и детей. Но он был неумолим. Он тебя не хотел. А с каждой встречей ты все больше замыкалась в себе. Ты выстроила стены в своей голове, а твое подсознание приняло облик Роланда - холодного нордического блондина с голубыми глазами, - твоим небом. В конце концов выход из себя тебе давался все мучительнее. И каждый раз вылезая на поверхность глотнуть свежего воздуха, твое подсознание в его облике за волосы утаскивало тебя внутрь. Туда, где вы могли сношаться, как одержимые, на простынях в крови.
Ты устала от жизни, Лика. Ты умоляла его на коленях, но в своей жизни, а не в твоем уродливом сознании, он и знать тебя не желал. И тогда ты решила выйти на проезжую часть, сыграв на своем страхе, на роке предыдущих поколений. Ты. То есть я... Завтра я сделаю это. Я ему не нужна, а мне не нужен мир без него. В моем изуродованном сознании выпив бокал виски и разбив его об стену, он орет, призывая меня к себе, яростно и властно прижимая мою голову к дивану и познавая меня снова и снова. Но это лишь мое подсознание. Никогда и ничего не будет. А ты должна знать правду. Если выживешь, просто помни, ты всегда любила Роланда и шагнула под колеса машины, как у него, лишь бы больше не покидать стены своего подсознания, где он тобой владеет. Если ты счастлива и нашла себе спутника жизни, то помни. Это не счастье. Это ты стала слабой. Предала свою любовь. В этом письме ты найдешь маленький пакетик с белым порошком. Это яд. Убей своего полюбовника. Ты не имеешь права любить какое-то ничтожество, после того, что сделала я, шагнув под машину. Если ты не убьешь своего ничтожного возлюбленного, я найду дорогу к твоему подсознанию и сделаю это сама. Мое тело - Его храм. Я останусь девственницей до конца, потому что только он может меня коснуться. И я убью тебя снова, если ты позволишь одному Дьяволу известному парню надругаться над моим телом. Я убью вас обоих. Слышишь?..
Стержень врезался в бумагу, на слове "слышишь" автор письма так яростно сделала упор, что порвала бумагу. Я почувствовала слабость, головокружение и потеряла сознание.

***

Денис вошел в комнату, где на диване сидела его возлюбленная в подвенечном платье. При свете зажженной свечи ее глаза горели доселе невиданным огнем, каким-то злобным и неестественным. Но, нет. Конечно ее губы не были искривлены в зловещей усмешке. Она просто была счастлива. Он наклонился и быстро коснулся ее губ. Она отшатнулась, и лицо ее исказилось в немыслимой злобе. Красивые черты лица подернулись искажению, и она стала почти что уродливой.
— Не смей!! — Ее истерический вопль резанул ему уши. Да так, что он остался стоять прикованным и вросшим в землю.
— Не смей торопиться. — Бессильная злость исчезла с ее лица, и оно вновь стало красивым. — Мы же еще не выпили. — Подавшись вперед, она нежно расстегнула первую пуговицу на его рубашке и таинственно улыбнулась. — Налей мне, любимый, и себе не забудь!
Она просто провела замерзшими от плохого тока крови в сосудах пальцами по его груди, и он уже был готов забыть все и проигнорировать вспышку ярости, которая изменила ее на миг, пока она вновь не взяла контроль над собой.
— Давай целоваться. Я хочу, как любая нормальная девчонка, поцелуев сладких, как ириска.
Он поставил бокалы на постель и наклонился над ней, целуя в похолодевшие, будто бы мертвые губы. Его Лика всегда была теплой. Эта Лика напоминала покойницу. Заведя руки куда-то ему за спину, она провела ладонью по его ягодицам, целуя в шею.
— Ты очень нежен сегодня. По-моему тебе не хватает опьянения.
Лика улыбалась. Она выудила откуда-то из-за спины бокалы с шампанским.
— Пей, любимый. Пей до дна.
Он глотнул шампанского. Горького, как флуоксетин, который он пил некогда в темные, полные депрессии периоды своей жизни, до появления Лики - света в его окошке.
Вскоре его накрыла тьма...

***

Я бежала по коридорам, которые разрезал тусклый кофейный свет, в платье с кринолином. Белесый туман клубился вокруг меня. Он там. Он ждет меня. Знаю, что ждет.
Он стоял в конце пути. В черных брюках и полурасстегнутой белой рубашке, открывавшей вид на его красивую шею и грудь.
— Лика, ты вернулась.
— Молчи. Молчи. — Я с налета кинулась ему на шею, запустила руку в волосы и впилась жадным поцелуем в его рот.
— Роланд... — Мои чувствительные губы опалило его имя и его дыхание. — Роланд. Жизнь моя. Я убила его. Я убью снова. Кого только скажешь. Никогда не покидай меня больше. Любовь моя, сладость моя. Боль моя.
— Он грубо схватил меня за волосы и повернул на живот, вжимая в диван викторианской эпохи своим телом.
— Ну что же ты так тяжело дышишь? Трахаться хочешь, заядлая сучка? Голову тебе пробить мало за этого ущербного Дена. Что ты только находила в нем. Я видел каждый твой поцелуй с ним, каждый миг счастья. И теперь я хочу, чтобы ты невыразимо страдала. После нашей ночи ты пожалеешь, что на свет родилась.
Тело свела волна судороги. Не передать словами, как он жаждал меня. Неистовый, пьяный, пропахший спиртным, в своей белой рубашке. Он рвал на мне одежду, а я истекала в похоти от мысли, что его руки бороздят просторы моего тела. От его проникновений больно было так сильно, что черные звезды рассыпались перед глазами. Он меня не жалел. Никогда. А сегодня и вовсе.
Время текло медленно. Я лежала на полу у края дивана, прислонившись щекой к его ноге, а он, невозмутимый, будто только что не насиловал меня всеми возможными способами, пил виски из граненого стакана. Слезы боли, слезы счастья стекали по моим щекам.
Мое небо было рядом... Навечно.

***

Огонь свечи отражался в застывших мертвых глазах девушки - несостоявшейся жены и матери. Ее мертвое тело истекало кровью, переломанное аварией, и лиловеющее от свежих ушибов. А на губах застыла блаженная улыбка. Она была далеко. Она покинула мир живых, как сделала бы уже давно, если бы ее не спас молодой и наивный мальчик - Денис, тело которого только что перестало сводить в судорогах, и яд взял свое, приведя его к логической смерти. По губам его стекала пена и тонкая струйка блевотины. Видимо, его желудок попытался отторгнуть яд, но не справился.
А его мертвая жена в подвенечном платье с разбитой головой улыбалась и улыбалась. Дьявольски. Усмешку уже ничто не смогло бы стереть с ее губ. Ее небо прибрало ее к себе. Ее лазуритовое небо - холодные глаза отвергнувшего ее художника, даже не подозревавшего, что отказ убил два столь юных сердца. Искареженная в тоске по нему, она отыгралась на парне, беззаветно полюбившем ее. И кто бы обвинил ее в этом? Несчастные люди часто пытаются сделать несчастными всех вокруг. Пламя свечи, нервно дернувшись, перекинулось на занавески, погрузив в пламя всю дачу. А она улыбалась, улыбалась, улыбалась. Его мертвая принцесса, так и не ставшая его музой в творчестве. Занимался рассвет, оттеняя пламя пожара. Пришел новый день. Новый сияющий день. А синее небо роняло и роняло слезы по юной и так рано ушедшей душе, взяв на себя роль глаз пожилого художника...

21.11.2014