ГЛАВА 14 — САМБА БЕЛОГО МОТЫЛЬКА
Самба белого мотылька
У открытого огонька,
Как бы тонкие крылышки не опалить…
— Блокируй! Блокируй мой удар! — Выкрикнула Дэна, но было уже слишком поздно. Я лежала на земле, согнувшись пополам и еле дыша от боли, получив прямой удар кулаком в грудь, который отшвырнул меня от Тефенсен на несколько метров. Девушка-дракон подошла ко мне, протянула руку, и я, ухватившись за нее, с трудом поднялась на ноги, тяжело дыша и обреченно глядя в глаза подруги.
— Тщетно, Дэна. — В полухрипе простонала я. — Мне никогда не стать и в половину такой же сильной, как ты. По крайней мере, в рукопашной.
Тефенсен загадочно улыбнулась мне, слегка подмигнув. — Зря ты так думаешь. Ты станешь даже лучше.
— Надо усиленно тренироваться. Меня не устраивают минимальные успехи. Черепашьи шаги. Слишком медленно. — Я раздраженно вытащила травинки из волос.
— Что думаешь насчет того, чтобы не только утро, но и вечер посвящать теперь борьбе вместо магии? В той сфере твои успехи более прогрессивны. Что ни говори, а если у человека есть потенциал к разрушению, магия всегда его примет и будет на него работать.
Отерев пот со лба, я согласно кивнула. — По-моему, на мне уже живого места от синяков не осталось, но, со временем, и считать их перестаешь, и боль ощущается не так гипертрофированно.
— Идем. На сегодня с тебя хватит. Можешь отдыхать до вечера. У тебя сегодня важная встреча, Корина.
— Могу я хотя бы переодеться? В жизни не как в рекламе. Футболка сырая и воняет.
Сомневаюсь, что Тефенсен оценила нюансы юмора моего родного мира. Она просто пожала плечами, кинула свой зоркий взгляд куда-то в сторону леса, за пещеру и коротко ответила. — Боюсь, что нет. Он уже пришел.
Теперь у меня не было обостренного вампирского зрения, поэтому, как я ни пыталась прищуриться, чтобы детально разглядеть фигуру, ожидавшую нас у входа в пещеру уже покойных Андреа и Дерана, я не смогла. При приближении становилось ясно, что это был худощавый молодой человек лет шестнадцати на вид, роста примерно сто семьдесят два-сто семьдесят пять, с пшеничного цвета коротко стриженными волосами и светлыми серыми проницательными глазами, одетый в серые клетчатые брюки и белую футболку. Яркие веснушки выделялись на его осунувшемся и бледном лице.
— Здравствуйте, госпожа Тефенсен. Здравствуй, Корина. Я — Аарон.
Вот он. Вот, значит, внешний облик судьбы. Я нервно перетаптывалась с ноги на ногу, не зная, что и делать, когда в порыве чувств он, к неприятности для всех нас троих, решил схватить меня за руку.
Не знаю, какие рефлексы правили мной и моим сознанием в тот момент, но я вырвала руку и отвернулась от них обоих. Дрожь потряхивала весь мой организм. Сделав глубокий вдох и резкий выдох, пытаясь стряхнуть с себя тремор ярости, я снова обернулась к Дэнелле и Виллипету. — Никогда больше так не делай. — Сквозь зубы процедила я.
— Что? Что я не так сделал? — Даже смутился парень.
Не сводя с меня взбешенного озлобленного взгляда, Тефенсен обернулась к Аарону. — Да ничего особенного. Все в порядке. Просто у милой Корины очередной взбрык симпатии к Дьяволу и ее болезни. Боится, что одно прикосновение постороннего опорочит ее, обваляет в грязи и лишит верности Ворону. Пачкаешь ты нечестивыми руками своими нашу девочку. Мы договорились с ней, что эта тема — вето, но глядя на все это не могу молчать. Мне придется поставить на ней еще минимум сто меток Хранителя Архивов, прежде чем она позволит за руку себя взять. Не ожидай, что переход к браку будет быстрым. Ее всю придется изломать, прежде чем она сможет целоваться с другим. Хотя… Со своим бывшим мертвецом она всю Камасутру изучила на практике. И сейчас бы изучала, если бы я ее не притормозила. А тут ее, бедняжку, прикосновением опорочили. Смотрю на нее, и сердце кровью обливается. Если так и дальше пойдет, я уже вижу сухонькую весьма нервную старушоночку-старую деву, перебирающую дрожащими ручками его фотографии, их общие и проклинающую меня, что в молодости, лет эдак -дцать назад, я лишила ее возможности молиться на него в его присутствии.
Я с шумом выдохнула. — Чего ты хочешь от меня? Я пытаюсь. Но попытки весьма нелегки, когда у тебя тело ученицы четвертого класса в семнадцать, а в спутники жизни тебе подкидывают, ничего личного, Аарон, смазливого мальчика, который и жизни-то толком не видел.
— А твое пятисотлетнее барахло, можно подумать, видело и знает жизнь, как свои пять пальцев. Рассказывай дальше. За всю жизнь он выучил только, как к бабам под юбки лезть да с ума сводить дурочек вроде тебя. — Презрительно фыркнула Дэна.
— Все. Заткнись. — Я обернулась к Аарону, у которого даже глаза округлились от моего фривольного общения с такой силой, как Дэнелла Тефенсен, с которой все, кто слабее, привыкли считаться и не перечить. — Приятно было познакомиться. Удачи тебе, Аарон.
— Вообще-то… — Юноша переступил с ноги на ногу, устремив взгляд в землю. — Мне нужно с тобой поговорить наедине, Корина. Госпожа Тефенсен знает, что у нас больше общего, чем ты считаешь, и я считаю необходимым поделиться.
— В этом нет необходимости, Аарон. — Я была раздражена после очередной стычки с Дэной и уже хотела швырнуть свои мощи на кровать Андреа, угрюмо уткнуться в стену, и никого не видеть и не слышать. В особенности, лиц противоположного пола. Я понимала, что Тефенсен во мне раздражало больше всего. Что на остальных мужчин и парней, кроме Владислава, я смотрела, словно сквозь осколок зеркала тролля из сказки 'Снежная Королева'. Какими бы красивыми, умными и талантливыми они ни были, виделись же мне они фриками из цирка уродов. Я так сломалась на этом мужчине, что не желала видеть никого другого. Упрямо, одержимо, до безумия. Я этим раздражала всех, с кем только заговаривала. Но что я могла против этого?.. Это чувство было сильнее меня. Оно подавляло так, что не позволяло иметь даже свое мнение в некоторых ситуациях. Возможно, существуют в мире мужчины и лучше, есть даже и хуже, но вся суть меня заключалась в том, что он был один. И уже не имели значение ни те, кто был лучше, ни те, что хуже… — Ты только узнал меня. У тебя есть право оставить свои тайны при себе.
— Я вынужден настаивать, Корина. Это важно.
Аарон смотрел на меня уверенно и неумолимо. Раздраженно передернув плечами, я вошла внутрь пещеры. Аарон шел следом, Дэна завершала шествие. Открыв нам дверь, в минуту управившись с системой сканирования и идентификатором личности, она удалилась по делам.
Дверь прикрылась, и мы с Аароном остались одни. Я молчаливо опустилась на край кровати Андреа, на которой теперь спала сама, а Аарон — на раскладушку Дерана. Не нарушая тишины, юноша внимательно вглядывался в меня. Я же не в меру заскучавшим взглядом изучала потолок.
— Послушай, Корина. — Наконец, больше не в силах молчать, произнес Аарон и запнулся на этой фразе, обдумывая, что сказать дальше. — Пойми меня правильно и не заноси с первой встречи в список врагов. Я не пытаюсь никого заменить. Последнее, чего я, в принципе желал бы, это пытаться стать копией твоей любви. Я понимаю, что это невозможно, и я не хочу тебя неволить. То, что говорила госпожа Тефенсен, абсолютно не принципиально. Нам не обязательно… Ну… Заключать брак, когда станем Хранителями Баланса Измерений. Поверь мне. Я здесь по той же причине, что и ты. На эту должность, в основном, избирают тех, у кого есть какой-то грех на душе, чтобы пройти процедуру очищения и избавиться от порока. Поэтому большинство претендентов были связаны с вампирами в прошлом. Мы с тобой больше похожи, нежели тебе кажется. Мы — друзья по несчастью. Люди из одной лодки… И я не собираюсь лезть к тебе в душу. Я просто буду охранять тебя от ошибок и не более того. Я знаю, что ты все еще любишь его. Ворона. И если вы встретитесь, ты можешь не устоять перед его чарами, поддаться искушению. Я буду присматривать за вами обоими, чтобы этого не произошло.
Я отреагировала так, как сама того не ожидала. В мгновение ока я покрыла разделявшее нас с Аароном расстояние. Опрокинув юношу на раскладушку, я всем весом вжала его в кровать и сдавила горло пальцами, с удовлетворением наблюдая за тем, как белки его глаз медленно, но верно выезжают из орбит, а сам Аарон начинает задыхаться. Я многое терпела. Многое спускала с рук Тефенсен, но лишь потому что эта девушка держала его жизнь на коротком поводке, и мне стоило только испортить ей настроение, как она одним лишь щелчком пальцев могла лишить меня всего, что было мне дорого. Но терпеть то же самое от какого-то мутного левого парня… Вот тут уж увольте.
— Все, кто здесь живет, милый Аарон, находятся в мире, которым правит король. Заткни себе глотку своими кличками и подавись ими. Не смей даже произносить его имя всуе. Иначе я так быстро окончу твое жалкое существование, что ты даже вздохнуть не успеешь. — Прошипела я на ухо Виллипету, вплотную склонившись к нему. — А если я узнаю, что ты следишь за мной и докладываешь все этой суке… Просто помни, что я не выношу на дух стукачков. И они не живут долго и счастливо, если принимают не обремененное интеллектом решение — устроить слежку за мной.
Во взгляде без пяти минут до смерти напуганного Аарона, я видела отражение своих глаз, полыхавших изумрудным огнем. В них плескалось столько ярости, ненависти и боли, что, только увидев их, как в зеркале, я понимала, что Лора жива, томится где-то в заточении, но рвется вперед, к свободе, ожидая святой минуты, чтобы скинуть с себя оковы этого уродливого тела и вернуться к королевскому трону в королевском замке. Я разжала пальцы, отпуская юношу, решив, что одного урока с него на сегодня будет достаточно, и он резко и хрипло закашлялся. Отдышавшись, он заговорил снова.
— Прости, Корина. Извини за то, что ударил тебя словом, но дело все в том, что это было поручение госпожи Тефенсен, а не мое желание. Мне глубоко безразлично, что происходит между тобой и нашим королем. Это не мое дело, и не мое право лезть в чужие отношения. Но ты прекрасно знаешь, как действует твоя подруга, заставляя работать на себя, не так ли? Если я не выполню ее поручение… Мой отец умрет.
На мгновение я даже забыла выдохнуть и что такое злоба. — Что-о-о? Но… Почему?
— Да, я родился в реальном человеческом мире без магии. Но вампирам не запрещено Хранителями Баланса Измерений наведываться к нам… Когда я был еще совсем ребенком, на мой дом было совершено нападение. До того момента мои родители были людьми. Мы были счастливой семьей. Но однажды ночью какая-то безумная вампирша ворвалась в наше жилище. Мама спала, я пытался уснуть, а мой отец… Он, к сожалению, находился на кухне и пил чай. Он попытался оказать бестии сопротивление, но потерпел поражение. Она пила его кровь, и, видимо, не до конца осушила его. Может быть, она была новенькой и неопытной… Но мой отец умер и воскрес для бессмертного существования, так как яд вампира заразил собой оставшуюся кровь его организма… Госпожа Тефенсен считает, что мой отец обретет покой, только если умрет. Я придерживаюсь иных взглядов, менее радикальных. Только вот она, как служитель природы, так ненавидит мертвое и одновременно с этим живое, что желает стереть с лица земли и моего отца. А если моя мать останется одна, она этого не вынесет и оборвет свою жизнь. Мои родители в браке уже тридцать лет. Они так близки, что один без другого просто не может дышать. Прости меня, Корина, ты нравишься мне, но если Дэнелла Тефенсен требует проследить за тем, чтобы король тебя не коснулся, я это сделаю. Ради своей семьи. Мой отец настолько не желал причинять вред людям, что мы отыскали организацию Хранителей Баланса Измерений и попросили их переселить нас в мир, где бессмертных больше, чем смертных. Теперь мы живем здесь втроем. Мы обзавелись хозяйством и скотиной. Мой отец, в основном, питается кровью животных, да и то берет у нашей козы Шелли такую малую дозу, что у нее даже не исчезает молоко. А когда он чувствует себя обессиленно и изможденно, я кормлю его своей кровью. Я знаю, что он остановится и не причинит мне вреда никогда. Однако, госпожа Тефенсен считает, что он заслужил смерти, и, поверь мне, она охотно убьет его, если я не справлюсь с заданием. А если это случится, матери не станет. И меня тоже. Мой отец выбрал бессмертное существование вместо смерти, лишь потому, что мать просила его не уходить. А если бы у него не было семьи, он сотню раз уже повторил, что охотнее предпочел бы смерть скитанию во мгле. Я не могу допустить, чтобы подобный кошмар случился с моей семьей. С нас уже хватит. Кому, как не тебе, дан шанс понять меня. Ты сама до последней капли крови борешься за того, кого любишь…
Я опустила глаза, не в силах видеть этот честный искренний взгляд. У меня не было даже подходящего слова, чтобы описать Дэнеллу Тефенсен. Для нее не существовало людей. Только ее тупые марионетки, которые начинают скакать, чтобы сохранить жизнь своим любимым людям, когда она повелевает скакать… Я, Аарон… Все мы были частью ее игры, жертвами, куклами, которыми она вертела, как хотела, загнав в сети своей паутины без возможности выбраться. Я тяжело вздохнула, покачала головой и вышла из пещеры вон, не оглядываясь на Аарона.
***
Два месяца спустя.
Теперь Дэнелла чаще давала мне выходные. Магию я освоила практически в совершенстве, в рукопашной значительно продвинулась вперед с момента, как меня запросто можно было уложить на обе лопатки, и сейчас для того, чтобы это сделать даже самой Тефенсен приходилось попотеть. Свободное время я проводила в лесу, наедине с природой и животными, прячась от изредка появлявшихся разбойников и мародеров, и, кажется, даже боль в груди начинала постепенно рассасываться. Процесс был очень медленным. Медленнее, чем у любой обычной девушки, которая прерывает отношения. Но все же он был. Я перестала подскакивать с утра с кровати в пене и мыле, сон стал ровнее, и думала я о нем теперь пару часов в день вместо двадцати четырех днем и ночью. Как бы это ни было странно, но все-таки время лечит. Даже тяжелейшие душевные разломы. А общение с Дэной, которая, на удивление, последнее время была менее несносной и с Аароном все же как-никак отвлекало…
Неторопливым шагом в салатовом ситцевом платьишке я прогуливалась по уже знакомой мне тропинке, и солнце сквозь хвойные стволы улыбалось мне всеми своими лучами. Вытянув шею, я подставила лицо яркому свету, зажмурилась и улыбнулась. Было все-таки в этом что-то, и я не могла этого отрицать. Солнце больше не было врагом, не было необходимости его бояться, и тепло его согревало, а не опаляло. Разговаривая с людьми, я смотрела на них, как на людей, а не как на мешки с венами и артериями, полными теплой сладковато-соленой жидкости с привкусом металла. Даже в ощущении боли что-то было. Я больше ни от чего не была застрахована: болезнь, случайное нападение. Что угодно… Любое оружие теперь могло убить меня, но и в бессмертном существовании, с другой стороны, их было не меньше. Солнце, святая вода, серебро, осина, яды оборотней и полукровок… Синяки и ушибы, оставленные Дэнеллой Тефенсен больше не регенерировали, но и это даже было прекрасно. Чувствуя боль, я почему-то начала чувствовать жизнь. Чувствовать, что сердце мое стучит вновь не напрасно.
Задумавшись о всех 'за' и 'против' бессмертной и смертной жизней, я и не заметила, как вышла к развилке дорог… И напоролась на разбойников…
Их было семеро. Все, как один полубеззубые, с косой красной банданой на голове, одетые в рваное тряпье с кривыми ятаганами в руках. Один из них, по всей видимости, самый главный, с золотыми зубами в верхней челюсти и серьгой в ухе, не возьмусь сказать в каком именно, ибо не запомнила, сделал угрожающе спокойный шаг в мою сторону, нагловато ухмыляясь.
— Так-так. Что тут у нас? Родители не учили девочку, что нельзя ходить по лесу в полном одиночестве? — Он обернулся к своим и гаденько захихикал. Банда поддержала товарища гордым улюлюканьем.
Я сделала шаг назад, онемев от ужаса. Какой бы сильной ни была моя магия и вера в то, что дерусь я неплохо, одной, на вид и анатомию, тринадцатилетней девочке не справиться с семерыми бандитами. Сердце в груди покрывалось морозной коркой от страха. У меня не было ни золота, ни серебра, ни прочих материальных благ. Мне нечего было им предложить, разве что себя. Изнасилуют и убьют. Это факт. Я мысленно молилась о том, чтобы Дэна не спала. Когда она бодрствует, она всегда знает все, что происходит в нашем мире. Где же она… Когда она так нужна. Она бы стерла всю банду в порошок одним щелчком пальцев.
— Как думаешь? — Обратился главный к одному из разбойников. — Эта мелкая еще девка? Вот уж будет у нас праздник. Давно, честно говоря, я не выпускал большого Джо погулять. Даже успел заскучать по женскому теплу.
— Да как пить дать. — Отозвался тот. — Гляди, как дрожит и как напугана. Похоже, что мужика еще не знавала. Вот поймали мы как-то Донну Анну. Думали, тоже девка небось, как и эта. А Донна Анна оказалась еще той бабой. Опытной. Сама даже согласилась подарить немного любви, ласки и понимания. Потом оказалось, что неплохой бордельчик содержит эта Донна Анна на окраине Трансильвании. Что за женщина. Ах, что это была за женщина!
Половина разбойников мечтательно закатила глаза, а главный золотозубый повернулся ко мне. — А ты, как смотришь на то, чтобы подарить нам немного тепла, крошка? Не бойся ты так. Не обидим. У нас просто чертовски давно не было женщины.
Он протянул свою мозолистую, темную от грязи лапу в мою сторону, и меня передернуло. Сколько раз и Дэна, и все, кого я знала, называли Владислава насильником. Может, в этом отношении, он и не был лучше этих бандитов. Когда он меня впервые изнасиловал, мне было двенадцать. Сейчас складывалась примерно такая же ситуация, но это было не то же самое. Любимый… Ему я простила бы что угодно. За его черные глаза с темными подрагивавшими ресницами, за его невозможно красивые и изящные руки с длинными пальцами. Может, и он, и разбойники одинаково являлись растлителями малолетних, но все, что делал он, даже это, не казалось низменным и пошлым, а выглядело, как порочное мрачное и сказочное искусство…
Осталось всего две минуты до того, как я лишусь невинности не по любви, и этот факт приводил меня в состояние дичайшей паники. Я даже не целовалась ни с кем, кроме мужа, по-настоящему. Я не принимала прикосновение посторонних мужчин, правда, Аарон уже несколько раз брал меня за руку, но в этом не было ничего критически личного. Сейчас я боялась не как тринадцатилетняя невинная девочка боится взрослых мужчин. Тринадцатилетней я была лишь внешне. На моей карме лежал брак в шестнадцать с лишним лет. Я не была праведницей никогда, и у меня был секс практически каждый день, да по несколько раз на дню.
Мне было тошно от мысли, что черт знает кто заберет мою невинность и обречет меня всю жизнь помнить о сексуальном опыте, вызывавшем отвращение, поэтому я вложила всю ярость в силу удара по этой руке.
— Ах ты сука! — Злобно выругался разбойник и перешел к более активным действиям. Он сгреб меня в охапку и швырнул в распростертые объятья своих помощников, которые начали рвать на мне мое незамысловато простенькое ситцевое платьишко. Я кусалась, вырывалась, пыталась использовать магию, но эти ублюдки были сильнее, ощупывали каждый сантиметр моего хрупкого тела и, порвав на мне белье, уже собрались лишить меня необходимого к становлению Хранителем Архивов фактора невинности, как вдруг небо почернело, застилая мраком солнечный свет. Сначала я подумала, что Дэнелла услышала мой зов и пришла за мной, но затем услышала голос, который прострелил меня с головы через все тело, задел каждый мой нервный импульс. Холодный и надменный голос…
— Негоже, господа, так обращаться с леди.
Что было дальше я видела весьма смутно. Человеческий глаз отказывался улавливать происходившее на вампирской скорости. Когда все закончилось, на поляне лежало семь обескровленных трупов, а я стояла, вжимаясь в ствол какого-то дерева, практически безуспешно пытаясь прикрыться полуразорванным платьишком. Он стоял ко мне спиной, углубленно дыша. Эта линия позвоночника… Я будто бы видела ее даже через плащ, камзол и рубашку. Бог видит, как я пыталась забыть его, выбросить из головы, но все это работало лишь пока я находилась от него в стороне. Появившись здесь, среди леса на развилке тропинки, он реанимировал давно умершую во мне боль по нему, и все, чего я сейчас хотела, осторожно, на цыпочках подойти сзади и обнять эту спину, оборвать свои мучения. Я знала, может это было и ложным знанием, но чувствовала, что одно только прикосновение к нему может меня исцелить, может забрать мою боль, но стояла неподвижно. Нельзя. Запрет. Я обещала ей. Он медленно обернулся ко мне. Глаза все еще были багровыми, зрачки — вертикальными, а с полуоткрытых губ стекала кровь. Прекрасное чудовище. Я закрыла глаза. Один взгляд на него убивал. Каждый его тяжелый вздох в его сильной груди соблазнял меня. Тело била мелкая дрожь. Пусть… Господи. Пусть он думает, что меня трясет из-за пережитого стресса.
— Не бойся. — Тихо произнес он. — Я тебя не трону. Если ты живешь здесь, в лесу, ты, наверняка, знаешь кое-что, мне необходимое. Мне просто нужен ответ на один вопрос. Я ищу свою жену уже три месяца. Никто не знает, что с ней стало. Она будто вовсе исчезла. Может, ты ее видела. Она должна быть с Дэнеллой Тефенсен. Ее зовут Лора. И она была королевой этого мира.
Глупый… Боялась ли я его. Даже если бы убивал, я бы не испытывала никаких чувств, кроме благодарности. В конце концов, когда твою жизнь обрывают любимые руки — это не худшая смерть. Даже лучшая. Я стиснула зубы на его последней фразе, чуть не вскрикнув. Помнит. Помнит и ищет. Он не забыл меня. Значит, все, что показывала Дэна насчет него и Иэны — ложь. Он не женился… В солнечном сплетении стало душно. Я прикрыла ладонью рот. Распиравший ком в груди тошнотой рвался наружу. Слезы безвольно стекали по щекам.
— Я не знаю никакой Лоры и Дэнеллы. — Из последних сил выдохнула я. Необходимая ложь, чтобы он выжил. Внеземное творение ночи. Тот, за кого я выстрадала столько души, что даже не берусь посчитать. Однажды в моей жизни наступил день, когда я впервые заплакала из-за мужчины. В тот день меня посетило четкое осознание того, что плакать из-за другого мужчины я не буду никогда. И сейчас я плакала снова из-за него, а он в упор смотрел на меня. Я не успела уследить, когда в его глазах мелькнуло понимание.
— Ты же не боишься меня совсем, да?
— Нет… Нет. Я…
— Тише, птичка. Не обманывай меня. — В мгновение ока он покрыл расстояние, нас разделявшее. Его грудь касалась моей, его тело вжимало меня в ствол дерева, а руки упирались в этот же ствол по бокам от меня. Это было выше моих сил. Быть зажатой им в тесном пространстве, когда его лицо всего в паре сантиметров.
— Владислав, отпусти. Отпусти… — Я пыталась бороться, тяжелое дыхание вырывалось через мой полуоткрытый рот, когда большой палец его правой руки коснулся моей нижней губы. Я нервно дернулась, и коготь оставил тонкую кровавую полоску. Жар заполонил каждую клеточку моего тела, он бездушно полоскал всю меня от этой мизерной боли, от напряжения, от накала, от страсти, которая поглотила меня и спалила дотла. Этот мужчина уничтожил меня, просто уничтожил. Каждый его жест рождал во мне желание. И сопротивляться этому импульсу было невозможно. Владислав зажал мое лицо между своих ладоней. Не в силах отвернуться, я была вынуждена смотреть в черные глаза и вдыхать сандал полной грудью.
— Это ты… Я думал, ты мертва и снова чуть не проклял Бога. Что же ты делаешь, Лора? Как же ты можешь? Столько времени прошло, ты даже не оповестила меня о том, что жива. Я искал. Безнадежно и глупо, но искал. Не было ни веры, ни надежды, но я не сдавался.
— Меня зовут Корина. Убери свои руки. Убери их, умоляю.
— Я не могу видеть, что она с тобой сделала. Ты вся в синяках, выглядишь иначе, но не обманывай меня. Я вижу, что это ты. Ты все еще любишь меня. Ты не хочешь, чтобы я отпускал тебя. Что тебе мешает? Скажи мне. Я помогу. Я могу исцелить все побои своей кровью. Дай мне помочь тебе. Мой мотылек, Лора. Лора… — Он шептал мое имя, словно молитву, склонившись лбом к моему так близко, что я уже чувствовала тошный металлический вкус крови разбойников на своих губах с его губ. Нет. Если я не вырвусь, я пропала. Пропала навсегда. Совершив над собой усилие, я оттолкнула. Оттолкнула, и сердце как-то резко заволокло холодом и пустотой. Внутри меня что-то сломалось. Злая боль в его глазах была готова выпустить чудовище на прогулку. Он был так нежен, а я собиралась говорить гадости, чтобы спасти ему жизнь. Я уже ненавидела себя.
— Я живу дальше. Неужели недостаточно ты искалечил мою жизнь? Почему ты просто не можешь из нее исчезнуть? Я выхожу замуж за Аарона. А ты. Ты — живое напоминание о всем дурном, что со мной было. Мне нравится быть человеком. Я не хочу твоей тьмы. С меня довольно. Уходи.
— Это не ты говоришь. Дэнелла промыла тебе мозги. И метка. Я не сдамся.
— Сдашься. Так будет лучше для всех. — Я подняла запястье, демонстрируя горевшую на ладони спокойным оранжевым светом метку Хранителя Архивов. — Я отвергла силу Дэны в ту ночь, когда мы были у озера. Так что-то, что я сейчас говорю, говорит не метка. Это я. И я хочу, чтобы ты ушел. Навсегда из моей жизни. Будь ты проклят за то, что бил, унижал, спал с моей дочерью. Я делала вид, что могу забыть и простить. Но, увы, только теперь я поняла, что не могу. Возвращайся к Иэне. Оставь меня в покое.
— Иэна — монстр, посланный Дэной убить меня. Я понял это еще в первый день. Она Вагина Дентата. Девушка с острозубым лоном, и зубы эти серебряные. Твоя подружка, с которой ты якшаешься по сей день, специально сделала ее похожей на тебя, надеясь, что так я тебя забуду, и что Вагина Дентата изувечит меня до смерти. Да, я сделал Иэне предложение. Но перед этим Тефенсен забрала каждое мое воспоминание о тебе. Я чувствовал только пустоту и скорбь несколько дней и не знал, что делать. А потом появилась эта монстрелла. Но отвергнув ее, я мучительно вырвал из глубин подсознания память о тебе. Каждое воспоминание. Это далось мне такой болью, что я думал, что умру. Но смерть моя стоила бы того, если бы я умер. Ведь вспомнить каждую твою улыбку, каждый поцелуй — это дар, данный мне Богами, Лора. Да, я делал ужасные вещи. Я бил тебя, совершил ошибку с нашей дочерью, но я не издевался над твоей душой. Ты сама знаешь, что боль физическая — ничто по сравнению с душевной. Ну же. Я знаю, что ты резала вены, когда я умер. И теперь скажи, что значат побои даже серебряным хлыстом по сравнению с тем, что ты ненавидишь меня и уходишь из моей жизни? Я бы лучше десять раз умер и вытерпел сотни ударов серебряным кнутом, чем увидел еще раз, во что тебя превратили месяцы рядом с Дэнеллой Тефенсен. Ты втоптала наши чувства в землю. Прощай. Больше я тебя не побеспокою. Живите с Аароном счастливо.
Он уходил, а я, глядя ему в спину, рыдала так, как никогда за все свои годы жизни. Я ринулась прочь, не разбирая дороги к пещере Дэнеллы. Влетев в нее на бегу, я сначала даже не заметила подругу, сидевшую на камне у входа. Она кивнула мне головой в знак приветствия.
— Я горжусь тобой. — Тихо произнесла она. — Наконец-то у тебя хватило сил поступить правильно. Знаю, как нелегко было оттолкнуть его, но, видишь же, сила воли и выдержки воспитывается неразрывно в паре с физической силой.
— Что мне толку с твоей гордости? Я только что сломала себе жизнь окончательно и бесповоротно своими же руками. Он никогда не простит меня, и это все твоя вина. Твоя! — Не прерывая потока слез, я ворвалась в комнату и зашвырнула себя на кровать Андреа, уткнувшись в пушистое белое покрывало и пронзительно закричав от боли…
***
С тех пор мучительно шел день за днем, а я продолжала искать положительное в ежедневных занятиях с Тефенсен. По меркам нашего времени миновал еще один год с момента нападения разбойников на меня, и, без малого, полтора со старта моего обучения.
Утром и в обед мы все также тренировались в рукопашной, а по вечерам практиковали магию. До сих пор я получала от подруги беспощадные тумаки и лиловые огромные синяки, иногда даже сил с кровати встать не было, но моя наставница не отличалась мягкостью характера и желанием жалеть меня, поэтому поднимала она меня ежедневно в семь-тридцать, в каком бы раскисшем состоянии я ни пребывала, напоминая ежедневно, что сила духа формируется только в комплекте с силой физической, поэтому никаких послаблений мне быть не может. Медленно и верно мы перешли на новый этап. Тефенсен объявила, что я овладела всеми необходимыми навыками, чтобы получить заветную должность, и что она готова снова поделиться со мной своей силой. Через двенадцать дней я должна была стать Хранителем Архивов.
В мире, где я родилась, сегодня было восемнадцатое ноября две тысячи пятого года. Здесь же месяцы не имели принципиальной разницы, где круглый год стоит пасмурное дождливое, но все же лето. Таким образом, в моем родном мире миновало всего чуть больше, чем полтора года, а в волшебном мире Трансильвании — уже целых восемнадцать лет.
Сегодня солнце разорвало привычный Трансильванский природный уклад погоды, проникнув сквозь занавески в шесть часов утра и подняв на ноги. Я чувствовала себя не в меру бодро и окрыленно, поэтому едва первый его луч коснулся моих ресниц, я уже была на ногах, одета и готова к тренировке. Разбудив спящую Дэнеллу, я объявила ей, что готова начать пораньше. Коротко зевнув и не возражая, она встала с кровати, оделась и заварила нам обеим по чашке кофе. Пока мы пили, уже привыкнув к кипятку и не обжигая язык, нам удалось даже перекинуться парой фраз. Может быть, даже чуть больше, чем парой.
— Ты радуешь меня, Корина, последние дни. Активная и бодрая, ты абсолютно не похожа на ту девушку, которую я силком волочила в свою пещеру, перетащив через границу с реальным человеческим миром без магии и обратно. Ты меняешься, и, как мне кажется, в лучшую сторону. Если ты сегодня решила начать тренировку раньше, завтра я, пожалуй, немного и тебя порадую. Ты будешь свободна весь день. День грандиозного шоу в Трансильвании. К нам приезжает цирк с животными и трюкачами, несколько цыганских таборов, факиры-пироманы, испанские и аргентинские танцоры. Весь праздник организуют на поляне за лесом, рядом с озером, где я тебя отыскала в тот вечер, когда ты отвергла мою силу. Любой может записаться и принять участие, показать свой номер. Ты когда-то говорила, что пока училась в Институте, окончила курс по восточным танцам. Можешь оставить заявку и станцевать для народа. Я знаю, как ты неравнодушна к хореографии. Кстати, как твои ушибы? Сильно болят?
Я потянулась на кровати Андреа, размяла руками шею и окинула взглядом расплывшийся по предплечью багровый синяк, кровоподтеки по всему телу и уродливое синее пятно на бедре.
— Я в порядке. Бывало и похуже. Все еще не владею необходимым углом поворота, чтобы максимально быстро уворачиваться от твоих ударов. А бьешь ты не как девушка, а как взбесившийся дракон весом в тонну.
— Я и есть дракон. — Ухмыльнулась Тефенсен. — А ты экс-вампир. Быть может, я и избавила тебя от проклятья Ночи, но резерв сил в твоем теле намного выше, нежели у простого смертного. Даже отмена вампиризма не меняет того факта, что ты им была и владела неограниченной разрушительной силой. Ты просто никак не можешь принять, что ты больше, чем просто человек. От своей лютой неуверенности в себе ты сейчас и покрываешься синяками, думая, что не в силах сопротивляться тем, кто физически сильнее. Возможно, я тебя и удивлю, но ты без проблем бы одолела и тех разбойников, которых уложил твой бывший благоверный. Если бы поверила в себя и в то, что, хоть они и мужики, и разбойники, но все-таки люди. А ты — бывший вампир.
— Может быть, ты и права, но это все теория. Идем практиковаться. Я, действительно, хочу взглянуть на праздник хотя бы одним глазком. Поэтому лучше я отдохну завтра, чем сегодня.
Мы с Дэнеллой вышли на поляну и встали друг против друга. Перед тем, как моя метка Хранителя Архивов окончательно потемнеет, Тефенсен обещала доверить мне меч и тренироваться уже более серьезно, с оружием, так как сегодня я сдавала экзамен по азам в рукопашной. Я начала разминку с несложных упражнений для мышц ног и рук, Дэна последовала моему примеру.
— Если, как ты говоришь, у меня есть право принять участие в шоу, то в чем мне выступать? — Подала голос я.
— В чем проблема? Моего гардероба недостаточно? — Растирая рукой икроножные мышцы, Дэна с удивлением подняла на меня глаза, вопросительно изогнув правую бровь.
Я закатила глаза, поражаясь ее недоуменности.
— Разумеется. Я буду танцевать танец живота в футболке и леггинсах! Да не вопрос. Именно так и будут одеты все участники шоу. Так и вижу факиров и танцовщиц в спортивных костюмах. — Съязвила я.
Дэнелла только презрительно фыркнула. — Истинный профессионал сможет станцевать даже в пижаме так, что никто не обратит внимания на его одежду. Будут смотреть на движения. А я вижу насквозь твои задние мыслишки. Хочешь соблазнительный костюм, в котором будешь скорее раздета, чем одета, чтобы привлечь внимание короля. Помни, правила все те же. Он будет на празднике. Либо игнорируешь, либо все плохо кончается. А то знаю я тебя. В любое время дня и ночи трубы бешено горят. Алкоголика от бутылки приходится отрывать и к батарее привязывать, наркомана — от порошка, а тебя — от него. В его присутствии на тебе одежда просто не держится.
Я одарила подругу холодным взглядом. — Кажется, мы договаривались, что тема закрыта.
— Кажется, мы договаривались, что он для тебя мертв, и поэтому тема закрыта. Но там, на поляне, после убийства разбойников, что-то не было похоже на то, что все кончено. Он вжимает ее в деревце, на ней одежды полклочка, а она пялится на его плечи, руки, губы, смотрит ему в глаза и помирает от любви. Я предупреждаю на тот случай, если ты забыла, чем грозит потеря невинности, а не напоминаю о нем.
— Слушай, ну я же ушла. Хватит считать меня конченной.
— А перед этим таки позволила себе пару минут насладиться его объятьями. 'Нет' — это когда отталкиваешь в тот же момент, а не постояв и подумав несколько минут. Я же знаю, что и сразу могла. Но не стала. Сладостный плен паука. Бедная, бедная мушка без башки.
— Будешь осуждать мои методы? Или, наконец, начнем экзамен?
— Начнем. Завтра Аарон будет пристально за тобой следить. Помни об этом. Я все узнаю. У меня глаза по всему миру. Вам, любовничкам, нигде не спрятаться от меня.
— Кстати, об Аароне, раз уж ты заговорила. — Я выставила правую ногу вперед и атаковала Тефенсен, не давая ей возможности осознать, что произошло. — Сколько ты будешь терроризировать его? Он не хочет следить за мной. Я — его друг, и ему омерзительно так со мной поступать. Но он ничего не может поделать. Ты же держишь жизнь его отца на коротком поводке. Тебе самой от себя не тошно еще? Какой нужно быть тварью, чтобы заставлять работать на себя путем террора?
— Так вот, в чем дело. Прониклась сочувствием к слезливой истории о несчастном папочке. Вот все вы одинаковые — фанаты вампиров. — Усмехнулась Дэнелла. — Да, знаешь, я не против положить конец папочке-кровососу, но Аарон благодарен мне за то, что я этого не делаю и с радостью готов взамен оказывать мне услугу слежки за тобой, не смотря на то, что ему сейчас пришлось оставить семью, чтобы очиститься от греха. И он не роптал на меня ни разу за то, что теперь не видит своего кровопийцу, и, увы, даже мать, потому что она, вместо того, чтобы понять, что муж ее умер после нападения вампирши и вбить осиновый кол в грудь этой искаженной внешней копии, приняла его, живет с ним и позволяет питаться своей кровью. Будто бы того факта, что ее мужа больше нет в живых, для нее не существует. Мать Аарона — такая же грешница. Сочувствующие вампирам не лучше самих вампиров. Поэтому я держу мальчика подальше от этой гнилой физически и морально семейки. Но он понимает, что этим я оказываю ему услугу. Ты же - нет. Перестанешь меня корить только, когда ад замерзнет. Даже Аарон понимает, что я поступаю по справедливости. Ты же упрямая, как сто чертей.
Дэнелла обрушила удар ладонью мне на плечо, но я ловко увернулась, и ее рука лишь бессмысленно разрезала воздух со свистом. Я удовлетворенно хмыкнула.
— Аарон понимает? Да он боится тебя, как огня, только поэтому молчит. У меня другие сведения. Мне он другое говорит. Как устал жить в постоянном страхе и травле. Ты никому покоя не даешь и всех используешь для своей грязной работы, шантажируя людей жизнью их любимых. От тебя уже не только я устала, но и бедный Аарон. Вот я по-прежнему ненавижу весь мужской род, но даже мне, циничной сволочи, его жаль. Ты — маниакальная истеричная сука. Хорошо. Владислав никогда не отличался благими намерениями. Помимо того, что он — вампир, он еще и закоренелый мизантроп. Ему в удовольствие наслаждаться ужасом, страхом и смертью людей. Но отец Аарона вообще не питается людьми. Только кровью животных. Но ты и его убить хочешь!
— Я не принуждаю вас выполнять мои требования. Вы сами виноваты, что с радостью позволяете использовать себя. Пусть Аарон не следит за тобой, а ты — беги к своему бывшему в теплые объятия. На второй день просто покончим с Владиславом Дракулой и Уиллоби Виллипетом, и все. На двух вампиров мир станет чище, а вы живите дальше, как хотите. Вы же сами против. — Пожала плечами Дэнелла и вновь атаковала, нацеливая удар мне в голову. Уклонившись, блокировав направленный мне в шею кулак, и нанеся удар мыском кроссовки ей в колено, я с удовлетворением уложила Тефенсен на обе лопатки, намертво вдавив руками ее запястья в землю.
— Шах и мат, подруга. — Удовлетворенно оскалилась я. — Отмечаю искаженное и бедное до моего желания плакать над твоей эмоциональной сферой понятие о семье и жизненных ценностях. За близких продашь душу, не то, что согласишься следить или жить в воздержании.
Поднявшись на ноги, я протянула Тефенсен руку. Она встала, и мы, не сговариваясь, грохнулись на траву и рассмеялись непонятно чему. Видимо, падение на спину показалось чрезвычайно смешным. Я сорвала травинку и начала ее сосредоточенно грызть.
— Вы забываете о том, что ваши близкие и любимые — демоны ночи, готовые разорвать вам глотку в любую минуту. Аарон тебе сказал, что его папа не питается людьми? Вот еще одна общая черта у вас двоих. Поэтому даже Хранители Баланса Измерений, глядя на вас, приняли решение о том, что вы должны стать мужем и женой. Вы идеализируете тех, кого любите. Да, Уиллоби не пьет кровь посторонних людей, но как же Аннабель Виллипет? Как же Аарон? Я дружу с Аароном, с этим потерянным юношей, не намного меньше, чем с тобой. И знаешь, что я вижу, Корина? Еще будучи Кирой, я общалась с ним. Он был совсем маленьким мальчиком тогда. Аннабель иногда позволяла мне остановиться у них, когда я скрывалась от наемников. И, знаешь, что я видела? Бледного, шатающегося пацаненка с багровыми следами от укусов на шее. На маленьком личике, молочно-белом, только слезы. Слезы боли. И ни кровинки. Он всегда был холодный. Полуосушенный. С Аннабель творилось то же самое. Я насмотрелась. А ты? Я даже не буду упоминать твою спину, превращенную в мясо. Но если Аарона папаша эксплуатировал только, питаясь им, твой вообще брал, что хотел. Сексуальное рабство. Алые следы асфиксии, несколько дней не регенерировавшие. Укусы по всему телу. Ты никогда не рассказывала и не расскажешь, но я знаю, какой экзекуции ты подвергалась. Как он насиловал тебя когтями, рвал и терзал клыками там же, куда трахал потом. А твой плач и мольбы только заводили его. Так что вот не надо оправдывать вампиров. Место им одно. В овраге, куда ты сбросила маленькую Мию и трупы других детей.
На моем сердце оттанцевали чечетку кинжалом от упоминания о нем, но я стиснула зубы и не показала вида.
— Хватит болтать. Дай отдохнуть. Я сдала экзамен, уложив тебя на обе лопатки.
— Бесишься от того, что я все о вас знаю. О каждом грехе твоего любимого. Поэтому и сворачиваешь разговор. И, как всегда, правды ни видеть, ни слышать не хочешь. — Тяжело вздохнула Дэнелла, и мы надолго замолчали.
Ближе к вечеру мы приступили к магической практике.
— Ты уже знаешь магические символы 'Аарденто' и 'Игнификато'. О них мы с тобой начали говорить еще три урока назад. Первый? .. — Дэнелла сделала паузу, ожидая моего ответа. Я закатила глаза.
— Я отвечала на эти вопросы еще на прошлом магическом семинаре. В магии я — не такой профан, как в рукопашной. Знаки приводятся в действие правильным положением пальцев и вложенной в знак силой энергии. 'Аарденто' — удар. Все пальцы кроме большого распрямлены и смотрят вверх. Большой палец направлен в сторону удара. 'Игнификато' — огонь. Ладонь прямая. Пальцы согнуты так, будто держат что-то круглое. Мысленно визуализируешь огонь и направляешь движение руки в сторону объекта, который хочешь подпалить.
Без предупреждения сложив пальцы в крестовидный знак удара, я громко воскликнула. — Аарденто!
Тяжелая еловая ветвь сорвалась с дерева и с треском рухнула в паре сантиметров от головы Дэны так скоропалительно, что она ни вздрогнуть, ни присвистнуть не успела.
— Надеешься убить меня этим? — Ее лицо скривилось недоброй ухмылкой. — Я бессмертна. Я — дитя Дракона. Мстительное дитя. Риск — дело глупое и неблагородное.
— Ну… Есть грешок. Не буду спорить. — Я улыбнулась в ответ. — Представлять, как эта ветвь проламывает тебе голову — это же искусство!
— Ладно. Хватит с тебя разрушений. Приступай к 'Игнификато'.
Вытянув руку вперед и полусогнув пальцы так, будто держу на ладони маленький мячик, я вызвала в воображении картинку огня и прошептала. — Игнификато…
Сквозь полуприкрытые глаза я увидела свет прямо перед собой и почувствовала тепло, согревавшее руку. Открыв глаза, я даже улыбнулась. Маленький огонек плясал на ладони свой замысловатый танец, не обжигая, а играя, готовый в любую минуту превратиться в опасное оружие. И снова не дожидаясь разрешения Дэнеллы, я метнула его в ближайшее хвойное дерево, которое тут же вспыхнуло, подобно спичке.
Ошарашенно взглянув на это и быстро соориентировавшись, Дэна что-то прошептала, сложив пальцы неизвестным мне знаком, и, когда дерево погасло, раздраженно воззрилась на меня. Я самодовольно ухмылялась.
— Это что сейчас вообще было? Ведешь себя, как неразумный ребенок, которому доверили спички. Еще немного, и огонь бы перекинулся на лесополосу.
Я закатила глаза и склонила голову набок. — Ничего не произошло. Все в порядке. Ты же погасила огонь, в конце концов. К чему драматизировать?
— Зато ты выходишь из-под контроля. Ты знаешь, что хороша в магии и быстро осваиваешь новые и новые знаки. Но зачем склоняться к разрушению, получая силу?
— А это неизбежно, Тефенсен. Любая сила — это саморазрушение. Мое бытие вампиром, по-моему, это скорее доказало, нежели опровергло.
— Ты даже по природе своей склонна к разрушению больше, нежели к созиданию. Я думала сделать из тебя светлого мага, но все твое естество тяготеет к тьме. Возможно, твое безумие наложило и на твою магию темный отпечаток. От энергии, которую ты вкладываешь в магические знаки, тянет вязким темно-вишневым цветом ярости и силой черных оттенков. Тьма тянется за тобой шлейфом, Корина. Если ты от нее не освободишься, ты даже не сможешь стать Хранителем Архивов. Надо подумать, что с этим можно сделать. Но здесь необходимо работать и над твоим характером. Все, что ты делаешь, ты делаешь, как капризный ребенок не 'во имя', а 'вопреки всему', потому что ты считаешь, что все вокруг виноваты, что лишили тебя той жизни, которую ты хотела. Пока так будет продолжаться, ты обречена влачить свое существование во тьме, даже будучи человеком.
— Ты просто завидуешь, что с первых уроков я осваиваю магию так успешно. — Презрительно скривилась я. — Но. Как ты и говорила. Лучше успех и в темном деле, чем неудача, но в светлом. И не имеет никакого значения, какими средствами.
***
Праздник должен был состояться вечером, поэтому весь следующий день не обремененная тренировками я провела в прогулке по окрестностям, размышляя о том, в каком виде мне появиться на шоу. Ах, если бы хотя бы на минутку получить доступ к моему гардеробу в замке, обнять милого сердцу Роберта, спросить, как там обитатели. Как мои дети… Поздороваться с Амбердо Андерсеном. Я так скучала по дому, мне так отчаянно не хватало всех его обитателей, даже безмолвных карликов…
Одинокая и задумчиво-печальная, я бродила по Васерии, выбивая мыском кроссовки камушки из земли. Я обречена делать то, что хочет Дэна. Я даже не имела права одеться, как хотела. Подавленность и груз мыслей и воспоминаний довели меня до открытой двери ветхой избы. На пороге ее сидела пожилая женщина и сосредоточенно рассматривала меня. Седовласая старушка с пронзительными черными глазами, (на миг заглянув в них, мне показалось, что я смотрю в глаза мужа), была одета в цветастое черно-красное платье. Пестрый платок был повязан на ее голове, а на плечи наброшена шаль черного цвета. Вышитые розовые и алые розаны и купавки резко контрастировали с черным цветом ее одежд. А длинная черная юбка в пол полностью скрывала ее ноги. Цыганка улыбнулась мне, обнажив идеально ровные и не по возрасту белые зубы, перемежавшиеся с золотыми, и хрипло произнесла.
— Мишто явъян, дае. (Добро пожаловать, мать. /цыг./ — примечание автора).
Не уверенная в том, что ответить на приветствие, я просто поздоровалась. Не ожидая, что цыганка поймет меня, я, как оказалось, недооценила ее.
— Заходи, девка. Сниму я печаль твою и любви твоей помогу. То, что ищешь ты, у меня обретешь. Должна я и тебе, и ему. Возвращаю свой долг, наконец. — Произнесла она на ломаном английском и окинула меня вопросительным взглядом.
Женщина, буквально, обещала ответы на все мои молитвы, и я, не задумываясь, зашла в избу. Терять мне все равно было нечего. Беспокойно оглядываясь, цыганка спешно закрыла дверь за моей спиной. Та затворилась с глухим скрипом.
Внутреннее убранство дома поражало своим богатством. Мне довелось побывать во многих домах даже этой же самой деревни. В других деревнях Селена учила меня охотиться. А здесь я сама жила в доме Джорджа Ласлоу некоторое время. Здесь я убила Арину и побывала в избе Герика, передав ему с рук на руки дочь. И ни один из домов не отличался ничем особенным. Кровать, пара стульев, стол, несколько икон и больше ничего. Изба же цыганки была уставлена, пусть и потрепанной мебелью, но викторианской эпохи цвета красного дерева. Несколько зеркал в позолоченных рамах висело на стенах. Внешне избушка казалась маленькой и приземистой, но когда я вошла, стены сами собой будто бы раздвинулись, а потолок уехал куда-то вверх.
Не дав мне возможности поразмыслить, женщина усадила меня на скрипевший от каждой с ним манипуляции стул к зеркалу и накинула мне на плечи темную ткань. Вероятно, это была старая скатерть или что-то ей подобное. Затем она ушла куда-то в противоположный угол комнаты. Я же тем временем приступила к детальному обзору избы.
Я посмотрела в зеркало в готической, некогда бывшей позолоченной раме. Зеркало, вероятно, жило раза в три дольше меня на этом свете, и за давностью времен, от позолоты не осталось и следа. О былом великолепии его напоминали лишь мелкие золотистые, не успевшие осыпаться крошки. В центре комнаты стояла кровать с витыми ножками, застланная алым покрывалом. В дальнем углу находился высокий трехстворчатый шкаф, около которого суетилась эта таинственная пожилая женщина. Возле самого входа располагался стол, на котором, пуская теплый пар в воздух, стояла тарелка с ароматными свежеиспеченными блинчиками…
Мое внимание привлекла небольшая фотография, висевшая над кроватью цыганки. Полувыцветшая, в алых и темно-коричневых тонах. Я встала со стула и подошла ближе, чтобы внимательнее рассмотреть ее. Изящным и вычурным почерком в самом углу фото была выведена дата. Тысяча четыреста сорок второй год.
На фото был запечатлен Владислав. С первого взгляда в этом не оставалось ни малейшего сомнения. Но выглядел он как-то иначе. Длинные полувьющиеся волосы были распущены по его плечам, на которые был накинут бархатный алый плащ, а средний палец руки украшал перстень с символом Ордена Дракона. Легкий румянец проступал на щеках юноши, который выглядел почти так же, как мой сын. За исключением цвета глаз. Влад, действительно, был идентичным двойником своего отца. Глядя на фото мужа в молодости, я видела сына. Отсутствие бледности кожи говорило о том, что на этой фотографии Владислав был человеком… Рядом с ним стояла девушка в длинном черном платье с красными оборками. На узких плечах красовалась черная шаль с вышитыми на ней алыми розами. Черные змеившиеся локоны спускались ниже поясницы. А лицо. Боже мой, это лицо… Я, словно, смотрела на себя в зеркало. Так я выглядела, пока Дэнелла Тефенсен не забрала мою внешность. И, одновременно с этим, на фото я видела и нечто иное кроме себя. В изумрудных глазах цыганки сквозило ничем не прикрытое презрение. И сила. Которой никогда не было заметно по моим фотографиям. Она была старше Владислава, много старше. Если ему здесь можно было дать не больше восемнадцати, то ее возраст, наверное, подходил к тридцати. Она улыбалась, но в этой улыбке не было ничего светлого и нежного. Это был оскал. Ведьминский оскал.
Еле отойдя от состояния шока и от фотографии, я вернулась на стул и села, глядя на себя в зеркало. За год мои рыжие волосы отросли и теперь струились чуть ниже лопаток. Зеленые глаза, худенькое личико, в котором ни за что было не распознать прежнюю Лору Уилсон… Сейчас между мной и фото девушки над кроватью не осталось никаких сходств, но я не забыла, как когда-то выглядела. Пытаясь унять дрожь, я с шумом выдохнула.
Тем временем вернулась старая цыганка с отваром каких-то трав в руках и улыбнулась мне широко и открыто.
— Я вижу тебя настоящую, мать. Может, для чужого взгляда ты и выглядишь, как тринадцатилетняя рыжая девчонка, даже для глаз отца, но я вижу королеву этого мира — Лору Аделлу Уилсон-Дракула. Какой бы ни обладала силой твоя подруга, старое всевидящее око ведьмы своей иллюзией ей не затуманить. И ее нелепой иноземной магии не разлучить вечное, написанное в пророчестве. Вижу, тебя заинтересовала фотография над моей кроватью, и взволновало сходство твое с девушкой, так знай. На фото Владислав III Колосажатель с женою своей, Маргаритой Ланшери, ведьмой, сделанное в тысяча четыреста сорок втором году. Лицо Маргариты после ее смерти стало прообразом всех ее будущих двойников, в телах которых реинкарнировался ее дух — дух самой могущественной ведьмы пятнадцатого века. В девятнадцатом веке это была Аниита. В двадцатом — Лора Уилсон. Обе птички попали в лапы охотников-Хранителей Баланса Измерений, которые неволили, не позволяя воссоединиться со своей любовью. Только вот я — сильная ведьма, да не верю в эту ересь с воцарением Ночи. Верю только в то, что отец страдает без тебя, мать. А я ему всем обязана. Поэтому сегодня я подготовлю тебя к встрече с ним. Будь спокойна, твоя подруга ничего не узнает.
Старая цыганка сделала паузу, затем продолжила. — И Владислав, и Маргарита оба принадлежали к древнему цыганскому племени. Маргарита целительницей была в юности, но затем ожесточилась. Полюбив князя Цепеша, больше никого в жизни не видела и занялась темным искусством черной магии. Если кто-то смел супротив Владислава ее восстать, страшная порча того ждала. Сколько врагов их полегло. Силой она владела неограниченной и всей тьмой, существовавшей когда-либо и стекавшейся на зов ведьмы. Парой порч Рита в могилу могла свести. Все ее боялись. Никто не смел связываться с могущественной колдуньей. Мужчины за ней, как привороженные, таскались. Женщины ей завидовали, а кроме мужа своего ни на кого она не глядела, никого не замечала. Любовь эта и довела ее до могилы. Но не ранее, чем она успела дать жизнь их с Владиславом дочери. Адриане Ланшери-Цепеш. Девка их первенцем была. Но и последней стала, потому что Рита вскоре погибла. А в семье Владислава и Маргариты первенец всегда впитывает их худшие качества и постепенно с ума сходит. В петле ее отец обнаружил, когда ей шестнадцать исполнилось. Уже после того, как он погиб и душу продал, бессмертным вампиром он воспитывал дочь вплоть до повешения. Причин, по которым сошла она с ума и вздернулась никто не знает. Но перед этим успела она дать жизнь своему ребенку. Из года в год потомки семьи Цепеш населяли земли этого мира. Но до наших дней только один дожил. Я.
— Вы — потомок Маргариты и Владислава? — Я удивленно воззрилась на цыганку с благоговением и даже трепетом. Вся эта ерунда с перерождениями значительно напрягала, но, тем не менее, выходит, сейчас я находилась в доме своей раз двадцать пра- внучки.
— Что удивляет тебя, мать? Да, это так. — Старая женщина начала втирать травянистый настой в мои волосы. — Я не могу снять чары, наложенные твоей подругой, но вернуть тебе истинный цвет волос можно и без них.
Я закрыла глаза, пока старая ведьма-цыганка массировала мою голову, что-то нашептывая. Сомневаюсь, что обычным травяным настоем можно равномерно окрасить волосы, так что, полагаю, ведьма примешивала к делу еще и заклинание. Ее магия отличалась от той, которой меня обучала Тефенсен. От магии знаков. Как, скажем, современный мобильный телефон отличается от старого телефона на проводе.
— Почему Вы живете здесь? — Я отважилась на новый вопрос. — Ваш праотец от Вас практически в нескольких милях, да и в огромном и роскошном замке его хватило бы места на всех.
— Хороший он человек, мать. Зря все вокруг злом его считают. Никто не видит сколько боли скрывается за раненой, залатанной швами по живому душой. Смерть жены, дочери на его глазах, смерть собственная и обращение к тьме, гонение, смерть Анииты, невест и детей и сорок лет заточения в мире без магии. А потом счастье на короткий миг, и снова кома и смерть. Два раза ты бросила его. А у него уже сил не хватает с болью справляться. Он предлагал мне жить с ним под одной крышей, но я сама отказалась. Я — живое напоминание о том, что Ритка его мертва. Когда я отвергла его предложение, он обустроил мое жилье так, чтобы я ни в чем не нуждалась. И установил для всех вампиров запрет охоты в моей деревне. А когда появилась ты, ему уже не до меня было. Да, он вел себя жестоко с тобой порой. Но считал, что это правильно, желая тебе лучшего. Он часто приходил ко мне поговорить о тебе. Видела бы ты, сколько счастья было в, как я думала, уже навсегда мертвых глазах. Почти шесть веков он ждал тебя. Ты — все для него. Ты ему новую жизнь дала. Просто люди, которые испытали столько боли, сколько он, не умеют облекать чувства в слова и считают их слабостью. Но со мной он не врал, не притворялся. Говорил, что не помышлял без тебя жизни. И не помышляет до сих пор. Вчера он заходил ко мне. Но это был уже не наш король, а тень его. Он не питается год, мать. Он не хочет существовать, если ты с другим жизнь разделишь. Если ты ему не поможешь, он умрет. Только ты можешь спасти его. Вот она, злая правда жизни его. Истинное проклятие — это каждый день думать о той, кто была мертвой почти шесть столетий, обрести ее и потерять, а не питаться кровью и избегать солнечного света.
Я дрожала всем телом. Он выбрал смерть. Медленную и мучительную. Он не хотел без меня жить, как я не хотела без него. Два идиота… Что мы делали? Мы убивали друг друга. За всей этой злобной маской чудовища, упивавшегося моими страданиями, скрывался мужчина, которому было настолько небезразлично все, что со мной связано, что он предпочел смерть существованию без меня. Я найду его. Я остановлю его. Пусть Дэнелла убьет нас обоих. Лучше умереть вместе, чем гнить друг без друга. Он — все в моей жизни. Я больше не могу притворяться, что смогу пройти весь жизненный путь без него. Полубезумный… Дурак. Мой… Бог видел, как я проклясть его за глупость и отречение от жизни хотела. И как хотела обнять и никуда не отпускать.
Через пятнадцать минут я смыла с волос травяной настой и окинула взглядом свое отражение в зеркале. Я не верила своим глазам…
Дэнелла приложила немало усилий, чтобы стереть и уничтожить любое мое внешнее сходство с бывшей мной. Но когда по моим плечам вновь рассыпались черные волосы, став выгодным дополнением к зеленым глазам, Лора Уилсон-Дракула будто бы вновь вернулась и ожила.
Затем старая цыганка отвела меня в свою баню и сама вымыла меня жесткой мочалкой, сплетенной из неизвестных мне трав, натерев мою кожу до такого состояния, что мне казалось, что с меня сняли весь верхний слой.
В предбаннике на деревянной лавке лежало красное кружевное белье, красный топ на бретелях и такого же цвета широкая цыганская юбка с золочеными оборками. Баваль, так звали старую цыганку, что означало на цыганском 'Ветер', со смущением рассказала, что это белье ей доставил в качестве подарка от короля дворецкий, Роберт, когда она еще была совсем молодой и раз в тысячу прекраснее, чем сейчас, но она им так ни разу и не воспользовалась. Дескать, уйдя с головой в магию, она не видела необходимости в соблазнении мужчин своим телом, поэтому осталась одна до старости и не продолжила род Ланшери-Цепеш. Даже при желании она не успела бы совмещать отношения со своим ремеслом. Мой муж, посылающий такие неоднозначные подарки членам семьи. Как это на него было похоже. И это даже вызвало невольную улыбку на моем лице. Наверное, Баваль в юности была чертовски красива.
А вот цыганский танцевальный костюм принадлежал явно не Баваль, а Маргарите Ланшери. Еще свеж в моей памяти был наш с Владиславом разговор у озера, где он рассказал мне, как Маргарита танцевала ему в красном прежде, чем похитить его невинность. Если у потомка моей изначальной версии хранились такие фотографии, которых не было даже у нас в замке, то не оставалось никаких сомнений в том, что у нее хранился и культовый костюм Маргариты, не истлевший за почти что шесть веков только благодаря поддержке магии Баваль.
Топ оказался мне велик. По всей видимости и у Лоры, и у Маргариты был одинаковый размер груди, потому что я видела, что на мне, на настоящей мне и топ, и юбка сидели бы, как влитые. Моя подростковая грудь же, попросту, еще не доросла, чтобы подобные вещи смотрелись на ней идеально. Но Баваль быстрыми движениями рук и воздействием магии как-то подогнала костюм под мою фигуру.
Шея, плечи и живот остались открытыми. Под скамейкой я нашла красные туфли без узоров на высоком каблуке. Едва только я оделась, старушка из ниоткуда материализовала алую розу и вплела ее мне в волосы. Словно в подтверждение моим мыслям, Баваль тихо произнесла.
— На Рите был этот костюм, когда князь Цепеш влюбился в нее окончательно и бесповоротно. Знакомы они были с детства, да разлучены на долгие двенадцать лет. Может, хотя бы в этой жизни они обретут счастье. И, может, хотя бы теперь я отплатила добром вам обоим. За то, что дали мне жизнь. И безбедное проживание здесь. Спаси его, мать. Умоляю. Ты сама не своя последнее время. Я и за тобой наблюдала, хоть мы никогда и не общались, но видела я, что даже твоя душа тянется к свету, когда ты дочку Герика и Арины не убила, а отнесла отцу. Спаси вас обоих. Вы никогда не будете счастливы друг без друга.
Я без слов крепко обняла старую цыганку, и она прижала меня к себе, целуя в щеку.
— У меня даже нет слов благодарности, заслуживающих прозвучать за то, что Вы сделали. Без Вас я бы даже не узнала, что он смерть выбрал. — В глазах моих стояли слезы.
— Полно, девочка, не плачь. — Баваль стерла мою слезу и улыбнулась мне. — Шагай навстречу своей судьбе. Да будет она к тебе благосклонна. К вам обоим…
Попрощавшись со своей далекой правнучкой, я покинула дом Баваль и Васерию, в бодром духе направляясь к поляне у озера, на которой уже разожгли костры, и расположились бродячие артисты цирковой труппы, музыканты, шуты, факиры-пироманы, танцоры и многие-многие другие…