25 сентября 1893 г.
Мой дорогой, маленький Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогда не
увидимся. Пойми это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, ты
согласился бы на все, лишь бы нам остаться вместе. Но мы должны
расстаться, чтоб ты смог начать новую жизнь. Не легко было
сопротивляться и тебе, и самой себе, и нам обоим вместе. Но я не жалею,
что сделала это, хотя ты так плакал, зарывшись в подушки нашей постели.
Два раза ты поднимал голову, смотрел на меня жалобным молящим взглядом…
Какое у тебя было лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не могла видеть
твоих слез, я чувствовала их, они жгли мне руки. Сейчас мы оба жестоко
страдаем. Мне всё это кажется тяжелым сном. В первые дни просто нельзя
будет поверить, и еще несколько месяцев нам будет нестерпимо больно, а затем придет исцеление. И только тогда я стану снова тебе писать, ведь мы решили, что я буду писать тебе время от времени. Но мы так же решили, что ты моего адреса никогда не узнаешь, и мои письма будут единственной связующей нитью, но она не даст нашей разлуке стать
окончательным разрывом. Целую тебя в последний раз, целую нежно, совсем
безгрешным тихим поцелуем – ведь нас разделяет такое большое расстояние.
29 сентября 1894 г.
Дорогой мой маленький Луи! Я снова говорю с тобой, как обещала. Вот уже год, как мы
расстались. Я знаю, ты не забыл меня, мы все еще связаны друг с другом,
и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу ощущать твоей боли. И все
же минувшие 12 месяцев сделали свое дело : накинули траурную дымку,
иные мелочи стушевались, иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они
порой всплывали в памяти, если что-нибудь случайно, о них напоминало.
Я как-то пыталась, но не могла представить себе выражение твоего лица,
когда впервые тебя увидела. Попробуй, и вспомнишь мой взгляд таким,
каким он был, когда ты впервые меня увидел, и ты поймешь, что все на
свете стирается.
Недавно я улыбалась! Кому? Чему? Никому и ничему.
В окне весело заиграл солнечный лучик, и я невольно улыбнулась. Я и
раньше пыталась улыбаться. Сначала мне казалось невозможным вновь
научится этому. И всё-таки, однажды, против воли я улыбнулась. Я хочу,
чтобы и ты все чаще и чаще улыбался, просто так, радуясь хорошей погоде
или сознанию того, что впереди у тебя какое-либо будущее. Да, да подними голову и улыбнись.
27 сентября 1899 г.
И вот я снова с тобой, мой друг Луи! Я как сон, не правда ли? Появляюсь, когда
мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вдруг пусто и темно. Я
прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзя прикоснуться.
Я не чувствую себя несчастной, потому что каждый день наступает утро, и
как всегда сменяются времена года. Солнце сияет так ласково, что
хочется ему доверится и даже обыкновенный дневной свет полон
доброжелательности. Представь себе, я недавно танцевала! Я часто
смеюсь. Сперва не замечала, что мне стало смешно, а теперь уже не
перечислить сколько раз я смеялась. Вчера было гулянье. На закате
солнца теснились толпы людей, и я почувствовала себя счастливой. Я пишу
тебе, чтобы рассказать обо всем этом, а так же и о том, что отныне я
обратилась в новую веру- я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы
с тобой как-то рассуждали о самоотверженности любви, не очень то,
хорошо понимая ёё… помолимся же о том, чтобы всем сердцем в нее
поверить.
6 июля 1904 г.
Годы проходят! 11 лет! Я уезжала далеко! Вернулась и снова собираюсь уехать.
У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты уже совсем взрослый и , конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь. А ты сам, какой ты стал? Я представляю себе, что лицо у тебя пополнело,
плечи стали шире, а седых волос, должно быть еще не много и, уже,
наверно как прежде, твоё лицо всё озаряется, когда улыбка вот-вот
тронет твои губы. А я? Я не стану описывать себя, как я переменилась,
превратилась в старую женщину. В старую! Женщины стареют раньше мужчин,
и будь я рядом с тобой, я выглядела бы твоей матерью и по наружности, и
по тому выражению глаз, с каким бы смотрела на тебя. Видишь, как мы
были правы, расставаясь вовремя. Теперь мы уже перестрадали,
успокоились, и сейчас письмо, которое ты узнал по почерку на конверте,
явилось для тебя просто развлечением.
25 сентября 1893 г.
Мой дорогой Луи, вот уже и 20 лет как мы расстались… И
вот уже 20 лет как меня нет в живых. Дорогой мой, если ты жив и
прочтешь это письмо, которое перешлют тебе почтительные руки – те, кто
в течение многих лет пересылали тебе мои предыдущие письма, ты
простишь, что я покончила с собой на другой же день после нашей
разлуки, я не могла и не умела жить без тебя. Мы вчера расстались с
тобой, посмотри хорошенько на дату в начале письма. Ты, конечно, не
обратил на нее внимания, ведь это вчера мы с тобой в последний раз были
вместе в нашей комнате, и ты, зарывшись головой в подушки, рыдал, как
ребенок, беспомощный перед страшным своим горем. Это вчера, когда в
полураскрытое окно заглянула ночь, твои слёзы, которые я уже не могла
видеть, катились по моим рукам. Это вчера ты кричал от боли, а я,
собрав все свои силы, крепилась и молчала. А сегодня, сидя за нашим
столом, окруженная нашими вещами, в нашем прелестном уголке я пишу тебе
4 письма, которые ты должен получить с большими промежутками. Дописываю
последнее письмо, а затем наступит конец… Сегодня вечером я дам самые
точные распоряжения о том, чтобы мои письма доставили тебе в те числа,
которые в них указаны, а так же приму меры к тому, чтобы меня не могла
разыскать. А затем я уйду из жизни. Незачем рассказывать тебе как – все
подробности этого отвратительного действия неуместны. Они смогли
причинить тебе боль, даже по прошествии стольких лет. Важно то, что мне
удалось оторвать тебя от себя самой, и сделать это осторожно и ласково,
не ранив тебя. Я хочу и дальше заботиться о тебе, а для этого я должна
жить и после моей смерти. Разрыва не будет, ты бы его, возможно и не
перенес, ведь все огорчения причиняют такую острую боль. Я буду
возвращаться к тебе не слишком часто, чтобы мой образ изгладился
постепенно из твоей памяти, и не слишком редко, чтобы избавить тебя от
ненужных страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всю правду,
пройдет столько лет ( а ведь время поможет мне), что ты не сможешь
понять, что значила для тебя смерть.
Луи, родной мой, единственный! Наш последний разговор кажется мне каким-то зловещим
чудом. Сегодня мы говорили очень тихо, почти не слышно, уж очень далеки
мы друг от друга, ведь я существую только в тебе, а ты уже забыл меня.
Сегодня значение слова “сейчас” для той, которая его шепчет, совсем
иное, чем для того, кто будет читать это слово и произнесет его “сейчас”.
Сейчас, преодолев такое расстояние во времени, преодолев
вечность – пусть это кажется немыслимым, и сейчас, я целую тебя, как и
прежде. Вот и всё… Больше я ничего не прибавлю, потому, что боюсь стать
печальной, а значит злой и потому, что не решаюсь признаться тебе в
трех сумасшедших мечтах, которые неизбежны, когда любишь и когда любовь
огромна, а нежность беспредельна.