Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Еще один год с тобой. Спасибо за вновь пробужденную поэзию и все мои рассказы. Как по традиции, в конце года арт. Еще один год в группе. Еще год получения новых материалов и обретения новых умений (арты, гифы, аватары). Спасибо за возможность развиваться. I'll always be with You.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Один раз книгу, два - фото.
четверг, 29 декабря 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
среда, 28 декабря 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Поездку сопровождал злой рок. В смысле, метро встало, только спустя несколько часов стало ясно, что какой-то несчастный упал на рельсы и скончался. Ехала в объезд, влетела в поезд в последнюю минуту, но до самого конца не призналась себе в том, что, если бы меня не провожали — безбожно опоздала бы. Сказала — мол, ехала бы одна, занесло бы в другую альтернативную реальность, и человек бы не умер, и было бы все прекрасно. Дорога, неторопливая и прекрасная, со звенящим вокруг миром из-за болезненного мироощущения и со "Сказками Старого Вильнюса" в руках. А на вокзале меня встретила моя дорогая. Травили байки. Ветер в Ярославле какой-то уж совсем диковинный (Как и хлеб в той самой булочной). Заехали в книжный. Купила ей Фрая на Новый Год и на день рождения, а потом дома она отогревала меня чаем и обедом, перед тем, как мы вышли на прогулку по тысячелетнему городу новогодних иллюминаций, Да, таким он и был. Ярмарочная площадь горела всеми оттенками синих огней, готовая к Новому Году (как в "Из Лоскуточков, из Тряпочек"), запечатлеть хотелось каждый миг, фотографировались внутри большущей фосфоресцирующей игрушки, а затем видели деревья, по которым скатывались синие и белые слезы. Прекрасный вечер. И закончился он дивом дивным — просмотром итальянской версии "Красавицы и Чудовища". Князь Леон — самое прекрасное чудовище на свете))
На второй день вытащились к набережной Волги. Ильино-Тихвинская церковь, Успенский Собор, две беседки на замерзшей Волге, улочка с елочками-иллюминациями и Волковский Театр. Вот это красота! Такая культурная громада с подсветкой и фонарями, что просто нет слов!!! Вот, в общем-то, и все. Повезло, что с температурой тридцать восемь я хотя бы и в эти места кинула свое бренное туловище. Купили магнит с Ярославлем шелкографический.
Вечер с роллами, Армитажем в "Берлинском Вокзале" и Роксбургом в "Рейке" — топ-10 лучших дней моей жизни. С Альяной вообще как-то так выходит... Множество дней входит в десятку лучших.
Обратная дорога также прошла со "Сказками Старого Вильнюса". А что еще в дороге надо? Хорошее чтение, вкусный чай и прекрасные виды из окна на зеленые фонари и заснеженные ели в течение четырех часов... С мыслью, что сюда вернусь всенепременно. Скорее всего, летом. Потому что и половины достопримечательностей не было объезжено из-за бессонных ночей, в которые только и оставалось, что делать посты в группе...
На второй день вытащились к набережной Волги. Ильино-Тихвинская церковь, Успенский Собор, две беседки на замерзшей Волге, улочка с елочками-иллюминациями и Волковский Театр. Вот это красота! Такая культурная громада с подсветкой и фонарями, что просто нет слов!!! Вот, в общем-то, и все. Повезло, что с температурой тридцать восемь я хотя бы и в эти места кинула свое бренное туловище. Купили магнит с Ярославлем шелкографический.
Вечер с роллами, Армитажем в "Берлинском Вокзале" и Роксбургом в "Рейке" — топ-10 лучших дней моей жизни. С Альяной вообще как-то так выходит... Множество дней входит в десятку лучших.
Обратная дорога также прошла со "Сказками Старого Вильнюса". А что еще в дороге надо? Хорошее чтение, вкусный чай и прекрасные виды из окна на зеленые фонари и заснеженные ели в течение четырех часов... С мыслью, что сюда вернусь всенепременно. Скорее всего, летом. Потому что и половины достопримечательностей не было объезжено из-за бессонных ночей, в которые только и оставалось, что делать посты в группе...
22-23.12.2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Поездка, собственно, обещала быть деловой, но какая поездка может быть только деловой, когда можно сваять фото-отчет? Закончив с документами, мы подошли к стене Троице-Сергиевой Лавры. Первый день мы дали в обход вдоль стены. Обход, конечно, был не плох, но попасть на территорию куда как интереснее.
Об отметке, оставленной на двери главного собора историей, я вспомнила, переступив порог дома, но и не было никакого шанса ее увидеть, на самом деле. В Храме было темно, шла служба, у всех были платки, у нас — нет, так что мы всего лишь вошли и вышли. После ноябрьского провала я уже не ждала чуда, что можно попасть в Лавру, а оно раз и случись! Обогнули стену с другой стороны, а там вход и открыто. Внутрь заходит толпа людей с экскурсией, ну а мы — за ними. Шагнули в лабиринт стен, расписанных фресками на религиозные темы. Это поражает до глубины души. Размах, яркость, достоверность. На территории самой Лавры пришлось побегать от церкви к церкви и щелкать разные ракурсы в надежде обрести достойное и несмазанное фото.
Самым прекрасным оказался Храм с геометрическим узором (когда не слишком силен в религии XD). В нем фрески тематики, напоминающей Ренессанс. В нем лежат мощи святых, и даже иконы рядом с гробами лежат горизонтально. При входе свечи в готических канделябрах освещают прекрасные полотна, а на дверях массивные головы львов из металла (только это и засняла — лучше что-то, чем ничего).
Спустились в крипту. Неизгладимое впечатление. Несколько дней хотела быть упокоенной в крипте, жаль не заслужила. Зачем?.. А кто его знает? Просто там мрачный, но спокойный дух витает над оплывками свеч и мраморными плитами, где упокоено двое патриархов. Один путешественник даже поцеловал плиту с печалью в глазах. Такие они. Святые захоронения.
Сувениров выше крыши накупили. Хочешь тебе магнит на холодильник с Посадом, хочешь платок Сергиев-Посадский, хочешь зеркальце волшебное или тарелку с колокольчиком из гжели, хочешь картину на стену с лесом и горами, а хочешь очечник с совой. Дай нам волю — обе зарплаты где-нибудь там и оставим. Забродяжничаем и домой не вернемся. Почему?.. А не на что будет. Половину покупок совершили в Храме, где объектив фотоаппарата так запотел, что сквозь него, как в тумане, еле виднелся силуэт окна, готическая люстра, как в каком-нибудь средневековом историческом кино. Все-таки это абсолютно мое — в смысле, быть на ногах целыми днями, далеко ехать, смотреть не свое, не московское, покупать сувениры кучей и думать о близком и далеком, пялясь в автобусное окно...
Пироговая в городе Сергиев Посад заслуживает отдельного описания. И пусть пироги там и не самые вкусные, но туда можно приходить чисто атмосферы ради. Все золото дорог Лейна (с) за то, как там сиделось! Трансовая релакс-музыка, разноцветные рыже-зеленые диваны и подушки той же гаммы. Интерьеру 10+. Когда принесли анкету контроля качества, не удержалась, чтобы не написать в комментариях "спасибо из Москвы". Если будет возможность, я еще обязательно вернусь. Жди меня, Московская область!
Об отметке, оставленной на двери главного собора историей, я вспомнила, переступив порог дома, но и не было никакого шанса ее увидеть, на самом деле. В Храме было темно, шла служба, у всех были платки, у нас — нет, так что мы всего лишь вошли и вышли. После ноябрьского провала я уже не ждала чуда, что можно попасть в Лавру, а оно раз и случись! Обогнули стену с другой стороны, а там вход и открыто. Внутрь заходит толпа людей с экскурсией, ну а мы — за ними. Шагнули в лабиринт стен, расписанных фресками на религиозные темы. Это поражает до глубины души. Размах, яркость, достоверность. На территории самой Лавры пришлось побегать от церкви к церкви и щелкать разные ракурсы в надежде обрести достойное и несмазанное фото.
Самым прекрасным оказался Храм с геометрическим узором (когда не слишком силен в религии XD). В нем фрески тематики, напоминающей Ренессанс. В нем лежат мощи святых, и даже иконы рядом с гробами лежат горизонтально. При входе свечи в готических канделябрах освещают прекрасные полотна, а на дверях массивные головы львов из металла (только это и засняла — лучше что-то, чем ничего).
Спустились в крипту. Неизгладимое впечатление. Несколько дней хотела быть упокоенной в крипте, жаль не заслужила. Зачем?.. А кто его знает? Просто там мрачный, но спокойный дух витает над оплывками свеч и мраморными плитами, где упокоено двое патриархов. Один путешественник даже поцеловал плиту с печалью в глазах. Такие они. Святые захоронения.
Сувениров выше крыши накупили. Хочешь тебе магнит на холодильник с Посадом, хочешь платок Сергиев-Посадский, хочешь зеркальце волшебное или тарелку с колокольчиком из гжели, хочешь картину на стену с лесом и горами, а хочешь очечник с совой. Дай нам волю — обе зарплаты где-нибудь там и оставим. Забродяжничаем и домой не вернемся. Почему?.. А не на что будет. Половину покупок совершили в Храме, где объектив фотоаппарата так запотел, что сквозь него, как в тумане, еле виднелся силуэт окна, готическая люстра, как в каком-нибудь средневековом историческом кино. Все-таки это абсолютно мое — в смысле, быть на ногах целыми днями, далеко ехать, смотреть не свое, не московское, покупать сувениры кучей и думать о близком и далеком, пялясь в автобусное окно...
Пироговая в городе Сергиев Посад заслуживает отдельного описания. И пусть пироги там и не самые вкусные, но туда можно приходить чисто атмосферы ради. Все золото дорог Лейна (с) за то, как там сиделось! Трансовая релакс-музыка, разноцветные рыже-зеленые диваны и подушки той же гаммы. Интерьеру 10+. Когда принесли анкету контроля качества, не удержалась, чтобы не написать в комментариях "спасибо из Москвы". Если будет возможность, я еще обязательно вернусь. Жди меня, Московская область!
09.11.2016
10.12.2016
10.12.2016
вторник, 27 декабря 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
четверг, 15 декабря 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
На берегу безымянной реки,
Там, где в воде отражение звезд,
В небе из писем растут цветники, —
Тех, что творило созвездие грез.
Там в бесконечную сиреневу
По златотканной повязке из снов
Тихо плывет моя песня ему,
Крепко сплетая мечты и любовь...
Ветром коснуться б румянца ланит,
Уст целовать твоих пьяный фарфор,
Море в груди моей буйной шумит,
Волны уносят мой дух на Босфор.
Свет мой безмолвный, мой сон, мой Стамбул —
Там свежий ветер бьет в грудь на разрыв,
Если хоть раз ты свободы хлебнул,
Век не забудешь пьянящий мотив.
Станет понятной вся суть бытия,
Будет предельно простым каждый миг,
Этот волшебный мотив — "Ты и Я",
И я дышу, пока он не затих.
Там, где в воде отражение звезд,
В небе из писем растут цветники, —
Тех, что творило созвездие грез.
Там в бесконечную сиреневу
По златотканной повязке из снов
Тихо плывет моя песня ему,
Крепко сплетая мечты и любовь...
Ветром коснуться б румянца ланит,
Уст целовать твоих пьяный фарфор,
Море в груди моей буйной шумит,
Волны уносят мой дух на Босфор.
Свет мой безмолвный, мой сон, мой Стамбул —
Там свежий ветер бьет в грудь на разрыв,
Если хоть раз ты свободы хлебнул,
Век не забудешь пьянящий мотив.
Станет понятной вся суть бытия,
Будет предельно простым каждый миг,
Этот волшебный мотив — "Ты и Я",
И я дышу, пока он не затих.
13.12.2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
вторник, 13 декабря 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Если посреди ночи во сне оказаться на берегу безымянной реки, где небо сиреневого цвета, не покрытое ни единым облачком, отражающее в воде мириады созвездий, и поднять голову вверх, можно увидеть в самом центре небесного полотна Капеллу — шестую по яркости звезду. Ее абсолютная величина равна -0,5, а расстояние от Земли — сорок одному световому году. Я прихожу сюда каждую ночь. Я сижу на берегу безымянной реки и, молча, смотрю на Капеллу через световые года, на расстоянии которых мы с ней находимся. Сорок один световой год от Рисы до Чари. А Чари — второе имя, данное мной Капелле.
В воде отражается сиреневая небесная гладь, а когда мне надоедает неподвижно смотреть на нее, я вырываю из блокнота листок и сажусь писать письмо Чари. Обычно это набор слов, связанных между собой падежами и склонениями, но никак не смыслом. Да и в общем-то какой в этом может быть смысл — в том, чтобы писать письма Капелле? Никакого, но я делаю это вновь и вновь, чтобы в посткриптуме приписать свое неизбежное "I love You, goodbye". И каждый раз, открывая глаза, чтобы посмотреть на мир, мой темный рай восстает перед моим взором четче, чем был во сне. Я не могу долго смотреть на Капеллу. Ее свет причиняет мне боль. Но она одна влечет меня через световые года и расстояния. Капелла — шестая звезда по яркости на небосводе. Но для меня она всегда будет первой. Слишком много звезд, которых я не замечаю. Кто-то сказал мне однажды, что у души много граней и оттенков. Но для меня роднее всего мой сиреневый. На берегу безымянной реки, где можно часами сидеть безмолвно, глядя на Капеллу и писать письма Чари, а потом складывать из них самолетики и закидывать в самое небо, надеясь, что Возничий их поймает. Мой звездный друг. Ты всегда там. Ты всегда со мной. Когда мне весело, когда мне грустно и одиноко, когда мне страшно и неизбывно, ты всегда со мной. Я была не права, говоря, что когда-нибудь, сделав этот выбор, мне будет очень одиноко. Я никогда не состарюсь, я никогда не умру, я никогда не буду одинока, покуда смогу сидеть на берегу безымянной реки и растворяться в сиреневых мириадах световых лет по пути к Капелле по имени Чари.
Когда-то меня звали иначе. Я была совсем маленькой, верила в сказки и волшебство. Да и что греха таить? До сих пор верю. Мы с Лией подолгу сидели на чердаке нашей школы магии и рисовали цветными фломастерами книги волшебства, записывали заклинания и практиковали их. Порой, даже было немного страшно, но вера в эту нереальную сказку подпитывала нас, пока мы росли. А когда выросли — мы уже создавали свои миры, в которых могли быть кем угодно. Как это водится в фэнтези — летать на драконах, носить корону и выходить замуж за прекрасных чудовищ. Сейчас мы, наверное, стали слишком взрослыми для подобных глупостей, поэтому наши увлечения перетекли в иную форму — теперь мы создаем волшебные миры на страницах наших книг, а не в нашем воображении. Но даже двенадцать лет спустя, в свои двадцать шесть, в отсвете звезды Капеллы в воде я вижу отражения наших с Лией миров. И нет сил, порой, сказать этому отражению, как сильно по нему скучаешь. Как сильно скучаешь по тому, что мышление взрослого человека не позволяет придумать сказочную историю и поверить в ее реальность, как раньше. Остается лишь память, которую не подменить, не вычистить, не избавить от того, что ее наполняло раньше, но и не вернуться к ней уже никогда.
Я вырываю новый листок из блокнота и достаю ручку, стопой касаясь сиреневой волны, в которой плещется отражение звездного неба.
«Милый Чари. Я даже не знаю, долетают ли самолетики, запущенные в небо, и читаешь ли ты мои письма. Прошел еще один день. Он не был ни плох, ни хорош. Я чувствую себя уютно только здесь — во сне, на берегу безымянной реки, где в сиреневом отражении воды поблескивает свечение Капеллы. Спустись ко мне с неба. Поговори со мной. Мне нужно тебе сказать кое-что. На самом деле, так много, но хватит и пары минут. Мне нужно просто знать, что ты существуешь. Что я тебя не придумала. Больше я не знаю, что написать, да и, право, ты и без меня все знаешь. Я отрицаю науку. Я верю в магию. Я отрицаю магию. Я верю в вечную любовь. Да. Вот то, во что я верю. Навеки твоя Риса. I love You, goodbye. TTMAB.»
Романтикам не нужно расшифровывать TTMAB. Они знают.
И еще несколько ночей на берегу безымянной реки. Больше я ничего не писала. Смотрела в небо и бренчала, как в детстве, на старой дедушкиной гитаре. Жаль, кстати, что нам не довелось быть с ним семьей. Воспоминания о старом дедушкином патефоне, на котором он включал мне древнюю, как мир, пластинку, игра на гитаре — однажды я даже струну порвала, вот как старалась, и звонок в милицию по неосторожности. Уходящие в звездное небо навек, оставляют после себя вот такие вот воспоминания. Случайный взгляд, пластинка в патефоне, порванная струна гитары и старый телефон, пару фотографий в альбоме, и больше ничего. Только Мысль и Память.
А что касается Чари, я вроде бы и не страдаю отсутствием воображения, но все дело в том, что когда сказано все, что можно было, больше сказать уже нечего, вот поэтому я и молчу. Молчу и жду. Пальцы бегают по струнам, аккорд за аккордом…
«Каждый раз, как я закрываю глаза, я словно оказываюсь в темном раю. Никто не сравнится с тобой, а я боюсь, что ты не будешь ждать меня по ту сторону… Все мои друзья спрашивают меня, почему я по-прежнему держусь? Я говорю, что когда находишь настоящую любовь, она живет в тебе и вот почему я здесь. Я здесь… И нет лекарства, чтобы забыть…»
Ну вот… Я с досадой морщусь. Еще одна струна порвана. Прямо как в детстве. Просто, рассекая сиреневые волны безымянной реки, ко мне идет Чари в темном пальто. Его светлые волосы шевелятся под дуновением ветра, а обычно стального серого оттенка глаза сегодня ярко-голубые. Как обращаются к нематериальным Богам? Как обращаются к звездам? Называть его Капеллой или Чари или как-то еще? Он уже будто читает мои мысли и, кратко улыбнувшись той самой улыбкой, от которой душа начинает петь, а вокруг распускаются орхидеи, говорит: «Называй меня Тот, Кто Шагает по Сиреневым Волнам». Отложив гитару, я начинаю потихоньку смеяться. Потом мой смех становится еще более звучным.
— Неужели слишком длинная фраза?..
— Ну, если измерять ее линейкой световых лет, то она, пожалуй, в-о-о-о-т такая. Я не шучу. Серьезно. — Раскинув руки на полную ширину, я снова смеюсь в полный голос. Но не наигранно, как обычно бывает при посторонних людях. Искренне.
— Ну если все, действительно, как ты говоришь, тогда Чари будет достаточно. А ты-то боялась говорить с Капеллой. По-моему, как раз именно сейчас ты такая, как есть, не взирая на страх и сомнения. Без маски.
— Возможно, в присутствии шестой по яркости звезды на небесном полотне, мне и не нужны маски. Я не хочу прятать лицо в тень, когда твой свет освещает меня, Чари.
— Этот рай слишком темный. — Он подходит ближе и берет меня за руку. Я встаю в полный рост и замираю в его глазах, чувствуя, как сердцебиение разбивает грудную клетку на сотни сияющих астр. Голубой напоминает небо. Небо, которого не хватает. Но которое есть на берегу безымянной реки сиреневого цвета, потому что она отражает звездное полотно, на котором светит ровным светом Капелла — шестая по яркости звезда. Волны безымянной реки, как бы играя, взмывают столбами ввысь. Сюрреалистические сиреневые волны. Откуда-то из недр безымянной реки раздается глубокий и прекрасный звучный голос.
«Каждый раз, как я закрываю глаза, я словно оказываюсь в темном раю. Никто не сравнится с тобой, а я боюсь, что ты не будешь ждать меня по ту сторону…»
Сиреневые звезды метеоритными дождями сыплются на землю, посланные созвездием Возничего, пока Чари ведет меня в медленном вальсе. Старая, как сон, сказка бытия. Нет ничего лучше в этом и мириадах других миров, разделенных световыми годами, куда не доехать, не доплыть, не долететь, не доскакать, — никак не попасть, кроме как во сне; чем танцевать с ним. Вот какой он — темный рай, если закрыть глаза и долго их не открывать. Сейчас я должна сказать то, ради чего я его позвала. Использовать те самые пару минут, которых вполне бы хватило для разговора.
— Я на этом берегу провожу много времени. И все это время здесь светит Капелла. Ты. — Оборот вокруг себя, и мое шелковое серебристое платье летит по воздуху, словно по закону невесомости, между падающих звезд, чей космос так близок, чья бездна видна невооруженным взглядом без телескопа. — Но вчера я заметила кое-что еще. В созвездии Возничего в этом же самом месте, на берегу безымянной реки, вчера зажглась еще одна звезда. Совсем маленькая… — Уже склонившись, совсем на ухо шепчу. — Я не могу быть вечно злой и вечно эгоцентричной. Вечно притязать. Я хочу, чтобы ты навеки остался моей безмолвной звездой, дарящей свет и надежду, а не боль, даже если ты и не для меня. Поэтом я начну очищение от эгоизма с малого. Я поздравляю тебя с воспламенением новой звезды на небосклоне, с зарождением новой жизни этой Вселенной. Я желаю, чтобы эта жизнь подарила тебе счастье, которое ты заслуживаешь. И даже если сейчас ты уйдешь навсегда, и, едва я открою глаза, темный рай исчезнет, знай, что я хотела сказать лишь это. Я больше не хотела говорить о себе, чтобы ты понял, что ты для меня важнее меня самой.
Он коротко кивнул и улыбнулся. — Спасибо за понимание, Риса. Новую звезду назовут Аль Анз. И если тебе когда-нибудь станет грустно, если когда-нибудь погасну и я, Аль Анз будет освещать твой путь за меня.
Благодарно кивнув, я тихо прошептала. — О большем я и не просила.
Закрыв глаза, на берегу безымянной реки, где волны такие же сиреневые, как бездна неба над ними, где светят ровным светом надо мной Капелла и Аль Анз вдвоем — отец и его дитя — я вижу темный рай, который исчезнет, стоит мне только проснуться. Но пока что я не собираюсь просыпаться. Я навсегда останусь здесь. На берегу безымянной реки…
8.12.2016
В воде отражается сиреневая небесная гладь, а когда мне надоедает неподвижно смотреть на нее, я вырываю из блокнота листок и сажусь писать письмо Чари. Обычно это набор слов, связанных между собой падежами и склонениями, но никак не смыслом. Да и в общем-то какой в этом может быть смысл — в том, чтобы писать письма Капелле? Никакого, но я делаю это вновь и вновь, чтобы в посткриптуме приписать свое неизбежное "I love You, goodbye". И каждый раз, открывая глаза, чтобы посмотреть на мир, мой темный рай восстает перед моим взором четче, чем был во сне. Я не могу долго смотреть на Капеллу. Ее свет причиняет мне боль. Но она одна влечет меня через световые года и расстояния. Капелла — шестая звезда по яркости на небосводе. Но для меня она всегда будет первой. Слишком много звезд, которых я не замечаю. Кто-то сказал мне однажды, что у души много граней и оттенков. Но для меня роднее всего мой сиреневый. На берегу безымянной реки, где можно часами сидеть безмолвно, глядя на Капеллу и писать письма Чари, а потом складывать из них самолетики и закидывать в самое небо, надеясь, что Возничий их поймает. Мой звездный друг. Ты всегда там. Ты всегда со мной. Когда мне весело, когда мне грустно и одиноко, когда мне страшно и неизбывно, ты всегда со мной. Я была не права, говоря, что когда-нибудь, сделав этот выбор, мне будет очень одиноко. Я никогда не состарюсь, я никогда не умру, я никогда не буду одинока, покуда смогу сидеть на берегу безымянной реки и растворяться в сиреневых мириадах световых лет по пути к Капелле по имени Чари.
Когда-то меня звали иначе. Я была совсем маленькой, верила в сказки и волшебство. Да и что греха таить? До сих пор верю. Мы с Лией подолгу сидели на чердаке нашей школы магии и рисовали цветными фломастерами книги волшебства, записывали заклинания и практиковали их. Порой, даже было немного страшно, но вера в эту нереальную сказку подпитывала нас, пока мы росли. А когда выросли — мы уже создавали свои миры, в которых могли быть кем угодно. Как это водится в фэнтези — летать на драконах, носить корону и выходить замуж за прекрасных чудовищ. Сейчас мы, наверное, стали слишком взрослыми для подобных глупостей, поэтому наши увлечения перетекли в иную форму — теперь мы создаем волшебные миры на страницах наших книг, а не в нашем воображении. Но даже двенадцать лет спустя, в свои двадцать шесть, в отсвете звезды Капеллы в воде я вижу отражения наших с Лией миров. И нет сил, порой, сказать этому отражению, как сильно по нему скучаешь. Как сильно скучаешь по тому, что мышление взрослого человека не позволяет придумать сказочную историю и поверить в ее реальность, как раньше. Остается лишь память, которую не подменить, не вычистить, не избавить от того, что ее наполняло раньше, но и не вернуться к ней уже никогда.
Я вырываю новый листок из блокнота и достаю ручку, стопой касаясь сиреневой волны, в которой плещется отражение звездного неба.
«Милый Чари. Я даже не знаю, долетают ли самолетики, запущенные в небо, и читаешь ли ты мои письма. Прошел еще один день. Он не был ни плох, ни хорош. Я чувствую себя уютно только здесь — во сне, на берегу безымянной реки, где в сиреневом отражении воды поблескивает свечение Капеллы. Спустись ко мне с неба. Поговори со мной. Мне нужно тебе сказать кое-что. На самом деле, так много, но хватит и пары минут. Мне нужно просто знать, что ты существуешь. Что я тебя не придумала. Больше я не знаю, что написать, да и, право, ты и без меня все знаешь. Я отрицаю науку. Я верю в магию. Я отрицаю магию. Я верю в вечную любовь. Да. Вот то, во что я верю. Навеки твоя Риса. I love You, goodbye. TTMAB.»
Романтикам не нужно расшифровывать TTMAB. Они знают.
И еще несколько ночей на берегу безымянной реки. Больше я ничего не писала. Смотрела в небо и бренчала, как в детстве, на старой дедушкиной гитаре. Жаль, кстати, что нам не довелось быть с ним семьей. Воспоминания о старом дедушкином патефоне, на котором он включал мне древнюю, как мир, пластинку, игра на гитаре — однажды я даже струну порвала, вот как старалась, и звонок в милицию по неосторожности. Уходящие в звездное небо навек, оставляют после себя вот такие вот воспоминания. Случайный взгляд, пластинка в патефоне, порванная струна гитары и старый телефон, пару фотографий в альбоме, и больше ничего. Только Мысль и Память.
А что касается Чари, я вроде бы и не страдаю отсутствием воображения, но все дело в том, что когда сказано все, что можно было, больше сказать уже нечего, вот поэтому я и молчу. Молчу и жду. Пальцы бегают по струнам, аккорд за аккордом…
«Каждый раз, как я закрываю глаза, я словно оказываюсь в темном раю. Никто не сравнится с тобой, а я боюсь, что ты не будешь ждать меня по ту сторону… Все мои друзья спрашивают меня, почему я по-прежнему держусь? Я говорю, что когда находишь настоящую любовь, она живет в тебе и вот почему я здесь. Я здесь… И нет лекарства, чтобы забыть…»
Ну вот… Я с досадой морщусь. Еще одна струна порвана. Прямо как в детстве. Просто, рассекая сиреневые волны безымянной реки, ко мне идет Чари в темном пальто. Его светлые волосы шевелятся под дуновением ветра, а обычно стального серого оттенка глаза сегодня ярко-голубые. Как обращаются к нематериальным Богам? Как обращаются к звездам? Называть его Капеллой или Чари или как-то еще? Он уже будто читает мои мысли и, кратко улыбнувшись той самой улыбкой, от которой душа начинает петь, а вокруг распускаются орхидеи, говорит: «Называй меня Тот, Кто Шагает по Сиреневым Волнам». Отложив гитару, я начинаю потихоньку смеяться. Потом мой смех становится еще более звучным.
— Неужели слишком длинная фраза?..
— Ну, если измерять ее линейкой световых лет, то она, пожалуй, в-о-о-о-т такая. Я не шучу. Серьезно. — Раскинув руки на полную ширину, я снова смеюсь в полный голос. Но не наигранно, как обычно бывает при посторонних людях. Искренне.
— Ну если все, действительно, как ты говоришь, тогда Чари будет достаточно. А ты-то боялась говорить с Капеллой. По-моему, как раз именно сейчас ты такая, как есть, не взирая на страх и сомнения. Без маски.
— Возможно, в присутствии шестой по яркости звезды на небесном полотне, мне и не нужны маски. Я не хочу прятать лицо в тень, когда твой свет освещает меня, Чари.
— Этот рай слишком темный. — Он подходит ближе и берет меня за руку. Я встаю в полный рост и замираю в его глазах, чувствуя, как сердцебиение разбивает грудную клетку на сотни сияющих астр. Голубой напоминает небо. Небо, которого не хватает. Но которое есть на берегу безымянной реки сиреневого цвета, потому что она отражает звездное полотно, на котором светит ровным светом Капелла — шестая по яркости звезда. Волны безымянной реки, как бы играя, взмывают столбами ввысь. Сюрреалистические сиреневые волны. Откуда-то из недр безымянной реки раздается глубокий и прекрасный звучный голос.
«Каждый раз, как я закрываю глаза, я словно оказываюсь в темном раю. Никто не сравнится с тобой, а я боюсь, что ты не будешь ждать меня по ту сторону…»
Сиреневые звезды метеоритными дождями сыплются на землю, посланные созвездием Возничего, пока Чари ведет меня в медленном вальсе. Старая, как сон, сказка бытия. Нет ничего лучше в этом и мириадах других миров, разделенных световыми годами, куда не доехать, не доплыть, не долететь, не доскакать, — никак не попасть, кроме как во сне; чем танцевать с ним. Вот какой он — темный рай, если закрыть глаза и долго их не открывать. Сейчас я должна сказать то, ради чего я его позвала. Использовать те самые пару минут, которых вполне бы хватило для разговора.
— Я на этом берегу провожу много времени. И все это время здесь светит Капелла. Ты. — Оборот вокруг себя, и мое шелковое серебристое платье летит по воздуху, словно по закону невесомости, между падающих звезд, чей космос так близок, чья бездна видна невооруженным взглядом без телескопа. — Но вчера я заметила кое-что еще. В созвездии Возничего в этом же самом месте, на берегу безымянной реки, вчера зажглась еще одна звезда. Совсем маленькая… — Уже склонившись, совсем на ухо шепчу. — Я не могу быть вечно злой и вечно эгоцентричной. Вечно притязать. Я хочу, чтобы ты навеки остался моей безмолвной звездой, дарящей свет и надежду, а не боль, даже если ты и не для меня. Поэтом я начну очищение от эгоизма с малого. Я поздравляю тебя с воспламенением новой звезды на небосклоне, с зарождением новой жизни этой Вселенной. Я желаю, чтобы эта жизнь подарила тебе счастье, которое ты заслуживаешь. И даже если сейчас ты уйдешь навсегда, и, едва я открою глаза, темный рай исчезнет, знай, что я хотела сказать лишь это. Я больше не хотела говорить о себе, чтобы ты понял, что ты для меня важнее меня самой.
Он коротко кивнул и улыбнулся. — Спасибо за понимание, Риса. Новую звезду назовут Аль Анз. И если тебе когда-нибудь станет грустно, если когда-нибудь погасну и я, Аль Анз будет освещать твой путь за меня.
Благодарно кивнув, я тихо прошептала. — О большем я и не просила.
Закрыв глаза, на берегу безымянной реки, где волны такие же сиреневые, как бездна неба над ними, где светят ровным светом надо мной Капелла и Аль Анз вдвоем — отец и его дитя — я вижу темный рай, который исчезнет, стоит мне только проснуться. Но пока что я не собираюсь просыпаться. Я навсегда останусь здесь. На берегу безымянной реки…
8.12.2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
«Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». (с) М.А.Булгаков — «Мастер и Маргарита»
среда, 07 декабря 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
13:38
Доступ к записи ограничен
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Благодаря одной милой даме, читавшей книгу, по которой будет снят фильм, мы получаем чуть больше информации о герое нашего талантливого джентльмена из грядущей киноленты Саймона Бейкера — «Дыхание». Его описывают, как простого и честного работягу, которого стесняется его собственный сын, потому что в его глазах Мистер Пайк — простой человек, не являющийся героем.
А мы никак не можем дождаться премьеры, потому что кино повествует о серферах, значит, мы сможем снова окунуться в лето, увидеть море и пляж, по которым скучаем с 2009 года после окончания тв-сериала «К Востоку от Всего».
А мы никак не можем дождаться премьеры, потому что кино повествует о серферах, значит, мы сможем снова окунуться в лето, увидеть море и пляж, по которым скучаем с 2009 года после окончания тв-сериала «К Востоку от Всего».
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Сильвия Коллока беременна третьим ребенком от Ричарда. 39-летняя звезда шоу «Сделано в Италии» рассказала Джонатану Морану, что она на пятом месяце, но не планировала раскрывать этот секрет на мероприятии, просто скрыть живот уже оказалось невозможно. У пары с северных пляжей Сиднея уже есть двое детей — Рафаэль и Майро, появившиеся на свет в 2007 и 2010 году, соответственно. Пока что она не знает, какого пола ее ребенок. В связи с этим подбор платья занял определенное время, и молнию пришлось застегивать самостоятельно, так как Ричард в настоящее время находится в Нью-Йорке, где готовится к постановке пьесы. В статье также было упомянуто о том, что Мистер Роксбург — звезда больших фильмов: таких, как «Лига Выдающихся Джентльменов», «Ван Хельсинг», «Оскар и Люсинда» и совсем свежих — «Блинки Билл» и «По Соображениям Совести»! Исходя из сроков, еще один сын или даже дочка у Мистера Роксбурга появится на свет в апреле 2017 года.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
понедельник, 21 ноября 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Думала, не осилю, но пара уроков и вуаля!)
четверг, 17 ноября 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Штельцер, mamma mia...
воскресенье, 13 ноября 2016
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
