***

После тьмы самой черной забрезжит рассвет,
Солнца луч выжжет напрочь любую из бед,
И развеется мрак; нет в нем власти такой,
Чтоб заставить забыть о тебе, милый мой. (с)

11.12.2014

Да, она была наложницей Судьбы, заложницей обстоятельств. Но любая наложница принадлежит лишь одному Султану. (с)

@темы: Летопись Смутных Времен 2014

---

***

Мой рассудок отравлен любовью, -
Безрассудной, греховной и дикою...
За него, за глаза его синие
Я лишь горе с бедою накликаю.

Мне жилось, не страдалось, не каялось;
В небеса не рвалась душа русская,
Но зато ведь и в пропасть не падала,
Как под камнем могильным - под чувствами,

Она плачет, тайком улыбается,
Вслух прокляв супостата заморского,
По ночам за него Богу молится
На икону Христа чудотворскую.

27.11.2014

@темы: Летопись Смутных Времен 2014

---

К Ольге Ивановне

Для Елизаветы П.

С этим праздником светлым поздравить хочу,
Всех чудеснейших благ на земле пожелать;

Я на ангельских крыльях до Вас долечу,
Чтобы только одно Вам сегодня сказать.

Я люблю Вас за мудрость, за ценный урок;
За все то, что от Вас довелось мне узнать...

Возраст - опыт и сила; - совсем не порок.
В этой жизни Вы мне как еще одна мать.

10.09.2014

@темы: Летопись Смутных Времен 2014

---

К Есенину

Для Елизаветы П.

Слава поэту погибшему,
Бредет его призрак во мгле,
Но сердцу, его полюбившему
Покой не сыскать на земле.

А сердце оно это мается,
Семнадцать уж весен прошло,
Не плачет, но ноет, а кается,
Что рядом с ним жить не смогло.

А время жестоко, суровое,
Сто лет, целый век разделил,
В стенах городских замуровано
То сердце, что он не любил.

То сердце, в подушку кричащее,
В бессоннице ночь напролет,
То сердце, безумно стучащее, -
Не хочет срываться вперед.

Никто не расскажет ему о ней
Стихов он ей не посвятит,
Не даст и пощечины побольней,
И после потом не простит.

Законы пространства и времени
И физику не изменить,
И жизнь не начать в боли бремени,
И больше других не любить.

Он в камне заточен, истлел уж гроб,
Книг пара - поэт не богат,
Он смотрит, как будто целуя в лоб
Последний остался обряд.

И пуля шальная пронзит висок,
В газетах: "О, как молода...
Ведь жизненный час еще не истек,
Какая случилась беда?.."

А там, в тихой мгле, на его плечо,
Склонившись главой в тишине,
Она что-то шепчет так горячо,
В ответ на "Моя Шагане"...

5.08.2014

@темы: Летопись Смутных Времен 2014

---

13.05.2015

Сегодня я умерла. Умерла и сызнова зажила. Я лежала на кровати, а в моих венах струилась такая боль, что немели руки, и я не могла их ни поднять, ни совершить какое-либо движение ими. Он меня доконал. Единственная мысль, которая звездилась в голове. Звездная пыль среди межгалактического океана черноты и хаоса, и пространства, не заполненного ничем. Я только что задыхалась, мне невозможно было вдохнуть, сердце разбивало грудную клетку на миллионы осколков, я практически умерла, перед глазами стояла архаическая тьма, и я готова была полететь в окно, раскинув руки-крылья. Лекарство меня спасло. Лекарство и холодный воздух. Вены ныли, болели, горели, и горели в виске эти знаменитые слова "Что же ты делаешь, ему не жаль"... В этой Вселенной ни справедливости, ни любви, ни сострадания. Убедилась в этом на примерах других людей, убеждаюсь на своем. Какой будет вторая смерть, и будет ли она окончательной или я опять выкарабкаюсь неизвестно.
23.11.1990 - 13.03.2015
13.03.2015 - ?

---

3.12.2014

Солнце готово было подняться и озарить собой все небо ее мира. Она хотела встретить рассвет, но ее муж не смог бы выдержать солнечного света. Процесс создания кольца из ляпис-лазурита не занял много времени, и ведьма с горечью усмехнулась, глядя на камень и думая о чем-то своем. Взяв вампира за руку, на пальце которой уже красовалось кольцо, она нервно сказала:
— Знаешь. Я так не люблю врачей. Не люблю мозгоправов. Они лезут туда, где им не место.
Он привлек ее к себе и крепко обнял, целуя в макушку.
— Идем встречать рассвет.
Они взобрались на крышу, когда уже появились первые лучи солнца. Вампир сел, вытянув ноги, не боясь сорваться. Она полулегла спиной ему на грудь так, что ее голова оказалась у него на плече.
— Просто смотри. Забудь про докторов, диагностические центры.
Солнце полностью встало и ослепило ее. Пребывая во тьме, она всегда к нему тянулась душой и сердцем. И этот свет был настолько прекрасным, что слезы заструились по ее щекам. Она держала его руку в руках и смотрела на солнце.
— Я тебя никогда не покину. — Прошептал он, целуя ее в макушку. — Ты всегда будешь моей женой.
И она ему верила.
Солнце освещало все уголки неба и земли под ним, разливалось теплым апельсиновым цветом, играя лучами, озаряя все вокруг преломленным светом, грело ей лицо, щеки и слезы на глазах. И она прекратила бояться. Всего дерьма, которое только могло ее окружать. Потому что сейчас существовал только этот миг. Где она была его женой и девушкой, на которую ниспадали лучи пламенного теплого и яркого рассветного солнца.
В ее ушах звучала музыка, в руке лежала его ладонь, а глаза слепило солнце. Она отдыхала... Впервые за много истерических месяцев...

---

Маргарита и Лора

---

5.10.2014

Я открыла глаза. Чудо не кончалось. Поднявшись на локте я посмотрела на сгорбленную фигуру, которой не спалось.
— Иди сюда. — Я коснулась его спины.
— Отвали от меня, сучка.
Я резко развернула его лицом к себе.
— Хочешь опять все испортить?
— Ты первая начала. Есть только Он. Всегда будет только Он. Сгинь, адское отродье.
— Так вот значит как. Планируешь испортить мой день? Хочешь, чтобы я снова это сказала? Я тебе не позволю испортить мне настроение. — Я влепила ему пощечину.
— Ты слишком легко отделалась. Синяк - это ничто. — Вторая полетела следом за первой. — Надо было вообще убить тебя. — Третья с выпущенными когтями рассадила ему физиономию в кровь.
— Заткнись. Вокруг меня падают фиолетовые звезды, и ливень искрится золотом, а моя вселенная трещит по швам. Иллюминация ярче. Все ярче. Меня будто по душе полосуют ножом острым, а я хохочу. Не отторгай меня, Влади. Давай зачнем демонического выродка Алешу. Я буду с нежностью растить его.
— Уходи. За коим чертом мне нужна больная испорченая баба?..
— Нет? Совсем? — Я невинно хлопала длинными ресницами, не поднимая глаз, распуская руки. — Зачем тогда каждый раз спасал, вытаскивал из проблем? Ты не хочешь признаваться и топтать свою гордость.
— Тебе вчера только сказали: ты склонна переоценивать людей, их поступки. Меня в том числе. Меня особенно. Меняй себя. ХВАТИТ ВСЕМ ДОВЕРЯТЬ. ХВАТИТ ИСКАТЬ ХОРОШЕЕ В ЛЮДЯХ. ХВАТИТ ИСКАТЬ ХОРОШЕЕ ВО МНЕ. Ты знаешь, кто я и зачем я здесь. Перестань верить.
— Может, вера в хорошее в людях и во всем - моя лучшая черта личности?
— Твоя глупость. Я тебя ненавижу. Меня раздражают оковы твоего ничтожного тела. Я просто ничего не могу с этим сделать.
— А я тебя презираю. Но что тебе мешает сделать что-то с этим ничтожным телом.
— Всегда же будет только Он.
— А если я настолько испорчена, что не хочу сегодня думать о нем? Ты сам говорил: больна и испорчена. Да еще и в созависимости.
— Тогда звезды сегодня просто разорвут твою Вселенную.
Он швырнул меня на кровать. Я обвила его ногами. Кровь сочилась с моей шеи от насильственных укусов. Грубость оставляла синяки на бледной коже. Поцелуи жгли как сотни тысяч солнц. Есть что-то в обоюдной ненависти. Есть. Когда в этой ярости сливаются тела, разбиваясь и уничтожаясь друг о друга. Как жаль, что все снова было во сне...

---

9.08.2014

Этот мир так огромен. И все-таки нас что-то объединяет с людьми, которые так далеко от нас, что если бы звуки наших слов могли передаваться по радио-частотам, они бы доходили часы и дни спустя до тех людей. И, не смотря на это, у нас есть что-то общее. Одна Луна и одни звезды на все человечество. И когда я поднимаю глаза к небу и смотрю на Луну, есть робкая надежда, что там, на краю земли, ты поднимаешь глаза к небу и смотришь на ту же самую Луну, и ты улыбаешься, увидев внезапно загоревшуюся, совершенно новую звезду на небосклоне. Но ты никогда не узнаешь, что эта звезда соткана серебром моих слез, моей тоски по тебе; она - отражение моего сердца и половины души. Ты улыбнешься, наверное, и уйдешь домой, так и не узнав, почему эта звезда выглядела такой одинокой...
Потому что лишь одно небо в целой Вселенной общее на двоих...
И в конце концов, все мы, люди, так одиноки, что нам остается довольствоваться лишь пустотой в душе, которую мог бы заполнить только любимый человек, которого нет и не будет рядом, и лишь боль ежедневно напоминает о том, что его не выбросить из памяти никогда...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Новые обложки в группу. Образец

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Глава 25 - Звезды падают с небес под финальный аккорд Bella notte

VII. ВЗГЛЯНУТЬ НА ЖИЗНЬ СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ

ГЛАВА 25 — ЗВЕЗДЫ ПАДАЮТ С НЕБЕС ПОД ФИНАЛЬНЫЙ АККОРД BELLA NOTTE

Ведь для того, кто всегда умел верить,
Просто поверить, что все будет снова.

2010 год по меркам мира без магии.

Маятник моей жизни пришел в движение. В мире без магии, мире обычных людей, прошло всего лишь четыре года с момента воцарения Анны Вольф, как королевы Трансильвании и нашего мира. У нас же миновало целых сорок лет. Рассказывать, в общем-то, нечего. Две тысячи седьмой год по меркам измерения реального мира надломил меня, заставив всерьез задуматься о том, на какой стороне я желаю быть. Я любила Владислава. Я всегда его любила и всегда буду, но мое психическое состояние с каждым прожитым нами совместным днем все больше давало крен, и я не могла это игнорировать. Мы ссорились все чаще и мирились все реже, а потом, в один прекрасный день, я больше не смогла и не захотела выносить подавляющую тьму, в которую он меня затягивал. Ничего во мне не изменилось. Я не хотела уходить от него. Я не хотела жить без него и сопротивлялась всеми силами, но, видимо, сработали какие-то внутренние рефлексы, и мой мир оказал мне услугу, о которой я не очень-то и просила. Одним прекрасным утром я очнулась для того, чтобы начать новую жизнь. В Соединенных Штатах Америки. С другим лицом, иным родом деятельности и именем, которое мне не принадлежало. За годы, начиная две тысячи восьмым и заканчивая началом две тысячи десятого года, опять же по меркам мира без магии, в котором я росла, я сменила три жизни, три внешности, три оболочки, три имени и троих мужчин, за двумя, из которых побывала замужем, от одного из которых родила ребенка. Нелегкая заносила меня в Канзас под именем Дианы, в вечно пасмурный и дождливый Форкс под именем Соланж, и, наконец, в штат Делавэр, в местечко под названием Голубая Бухта, под именем Элис. Живя в новой оболочке, новыми жизнями, я начинала отвлекаться и вспоминать о графе все реже. В первой жизни — жизни охотницы Дианы, получалось даже вполне себе успешно. Родив сына — Дерека, мы с мужем, Дином, воспитывали малыша настоящим крутым борцом с нечистью. Но мой бывший муж так просто не желал дарить мне долгожданный покой и забвение от него. Однажды, после блуждания по зачарованному лесу в Брокенстоуне, зачищая гнездо вампиров в штате Мэн, мы с Дином попали в засаду. И тут появился Владислав. Прикончив всех своих братьев по крови, он вместе с ними чуть не убил Дина. Пытаясь вернуть мужа к жизни и рыдая над его распростертым телом, я услышала холодный голос в голове. — Это последствия твоего бегства, Лора. Или Диана, или как тебя там еще зовут. Беги, прячься, скрывайся, будь женой хорошего парня. Но все мы знаем, что это не жизнь, а симуляция. Рождена ты была под именем Лоры, а не Дианы. Вся твоя жизнь здесь — фальшивка. Признай это. У нас все было по-дурному, по-сумасшедшему, но зато по-настоящему…
Не стерпев обиды, я впервые за всю жизнь, с рассудком, не затуманенным ничьим принуждением, не подавляемым чужой силой воли, кинулась на него с колом. Убить не убила, но, сомневаюсь, что осиновые занозы в сердце терпеть приятно.
В промежутке между жизнью вне Владислава номер один и номер три, про вторую даже рассказать, в принципе, нечего, ибо все было до неприличия приторно и ванильно, я снова каким-то чудом оказывалась в шкуре Лоры Уилсон, и мы с ним урывками проводили время вместе. Я обучала своего бывшего хитрым тактикам стратегии рукопашной, фишечкам, которым меня учила Дэнелла Тефенсен в свое время, но все-таки больше не для обучения, как такового, а для мстительных пинков за то, как он посмел поступить с Дином. Не смотря на закипавшую в моем сердце на тот период ярость, было и что-то хорошее. Иногда мы часами играли на фортепьяно в четыре руки, иногда эти часы проводили в постели, и я выплескивала столько энергии, выпуская зверя из себя, сколько не позволяла себе ни с одним из моих трех мужчин моих трех новых оболочек. Мы могли заниматься чем угодно, но я не обещала вернуться за все последние двадцать лет окончательно, по правде говоря, ни разу. Мне нравилось быть во тьме отстраненно. Появляться на короткое время, смотреть ему в глаза, делить ночи любви и огня на двоих — двоих ненасытных, озлобленных на весь мир любовников, но к жизни с ним изо дня в день я была не готова, попробовав, что есть обычные светлые человеческие чувства, и как это прекрасно — без подчинения девушки, как рабыни; без извращений и БДСМ; без зверских пыток во время секса; с нежностью и любовью, в которой тебе боятся причинить боль; в которой носят на руках. В две тысячи восьмом году, по меркам мира человеческого, мой рассудок, клейменный и зараженный им, немного очистился, и я, наконец, увидела, каким рабским было иго самой мучительной и настоящей любви моей жизни. Вновь вернуться в клещи, сдавливавшие мне горло и лишавшие силы воли, кто бы как ни осудил меня за это, я не могла. Мне хотелось жить дальше. Жить, а не существовать через силу, чувствуя скованность по рукам и ногам, за годы утерявшую любые намеки на шарм. Видимо, природное жизнелюбие пробилось через пелену тумана, заволочившего мне мозги. Я хотела узнать, что такое нежная любовь. А с Владиславом мне этого почувствовать было не суждено никогда… Наконец, когда я переступила через вторую жизнь без моей истинной любви, связав свою судьбу с преступным лицом, участвовавшим в экспериментах над людьми и впутавшимся в долги у мафии Якудза, в той самой вышеупомянутой Голубой Бухте штата Делавэр, я встречала Владислава лишь мимолетом. Дважды. Роберт Лайл, мой муж из третьей жизни, хоть и был человеком, но, отнюдь, не робкого десятка. Свыкнувшись с тем, что перед ним стоит наглый и ухмыляющийся вампир секунд за сорок, он коротко пустил ему пулю в лоб, и пока граф приходил в себя, я, под именем Элис, и Роберт скрылись с места происшествия.
И все же… Порочный круг не мог и не желал развязываться. Мне будто чего-то в них всех не хватало. То ли, как и говорил Владислав, себя под настоящим именем; то ли потребительского отношения мужчины по отношению к себе, к которому я привыкла, разделяя жизнь с таким, как мой бывший. То ли дело было в том, что его руки, губы, лицо и тело снились каждой ночью, не давая забыться даже с новыми мужьями, которые, словно королеву, носили меня на руках. Ни у кого из моих трех избранников не было желания стегать меня плетью и снимать с моей спины кожу живьем, используя серебряный хлыст. Чувствуя исходящие от них любовь, нежность, заботу, ощущая себя защищенной с ними, я все равно тянулась к своему мрачному гребаному садисту. То сильнее, то слабее, но тяга отказывалась пропадать, чем я ее, как говорилось в одной юмористической программе, только ни пробовала. В своих отношениях Лора Аделла Луиза Уилсон и Владислав Конрад Вильгельм Дракула ходили вновь и вновь по замкнутому кругу. И, если к моменту моей смены оболочки номер три, первых двух избранников я уже не встречала на своем пути, потому что, уходя единожды, они исчезали из моей жизни навсегда, то он… Он отравлял мое существование все эти двадцать лет, что я тщетно пыталась выкинуть его из головы, даже не позволяя мне этого. Грешна перед избранниками, но даже перекинувшись в иные оболочки, сменив тела, как змея кожу, я все равно с ним изменяла своим мужьям и бойфренду… Наверное, я бы даже Господу Богу с ним изменила. Бывают люди, которые становятся твоим крестом и проклятием по жизни. Граф Владислав Дракула стал моим. Быть может, ибо вся моя жизнь на период его появления была отягченной. Сначала издевательства Дэнеллы, когда я ползала перед ней на коленях, умоляя ее о пощаде, будучи безвольной куклой в ее руках, просившей лишь за его жизнь, затем смерть Изиды Шиаддхаль, моей бабушки. Нас с ним связали не просто чувства. Нас с ним связала боль и горечь. Постоянной утери друг друга, моей потери близкого мне человека. Я вцепилась в него, как в спасительный плот, ведь в жизни не было стабильности ни в чем, а он… Владислав был моей константой. Терзая мою плоть и душу, он всегда был рядом; поддерживал; говорил то, что я хотела слышать; давал то, что я хотела брать. А с теми тремя… Все у нас было хорошо, приторно, ванильно, без ужасов бытия и его боли. И как бесследно все это шло, так бесследно и сгинуло. Все равно ведь, как Вы уже поняли, вращаться мне в системе координат и Вселенных было суждено с тем одним, вокруг которого я даже сумела построить целый мир, вырвав силой кусок энергии из Дэнеллы Тефенсен и практически уничтожив себя в тот момент. А когда все те три жизни сгинули насовсем, примерно, по меркам человеческого времени, в две тысячи десятом году, я вернулась. Не обещая 'навсегда', как и ранее, но уже зная, что какой бы проклятой ни была моя жизнь с ним, без него она никакая, и ее нет вообще. Бездарно тикают часики, пока Роберт покупает тебе мороженое, Эдвард играет колыбельную, а Дин катает на колесе обозрения. А тебя флешбэками возвращает в то самое подвальное подземелье, где тот, кто заставил впервые почувствовать себя женщиной, неприглядно насилует тебя, а ты — всего лишь двенадцатилетняя девчонка. И вот парадокс. Среди всего хорошего только подвал и имел значение…
Наше временное воссоединение началось кроваво. Как первый раз, после первой брачной ночи, в две тысячи четвертом, мы вырезали целую церковь, так в две тысячи десятом, когда мы сошлись, и мир не выдержал бурного сплетения душ, сталкивавшихся и до этого пророчеством о воцарении Ночи, от которого проснулись замершие некогда землетрясения, смерчи, пожары и наводнения, мы на славу оторвались в местном маленьком театре, еще не зная, какой резонанс это событие впоследствии вызовет. Дэнелла Тефенсен показала мне потом на пальцах, доподлинно, как выглядит куськина мать, разукрасив мне физиономию за нашу дикость и несдержанность, но потом и она на меня плюнула. Все в нашем мире, и она уж особенно, видели, что со мной происходит, когда я с ним, и знали, почему я бегу от него на скорости самой быстрой кошки на земле, пусть и возвращаюсь потом вновь и вновь. С ним я становилась бесконтрольна, потому что его не ограничивали рамки морали и приличий. С ним я становилась дикой неконтролируемой животной тварью, желавшей только крови смертных, да побольше — желательно, чтобы на роспись стен хватило — да его, своего господина, который через нисхождение и растаптывание моей воли заставлял меня чувствовать себя богиней, имевшей право дарить жизнь и забирать ее, когда ей угодно. Парадокс был и еще в том, что сбегая от его безумия и сумасшествия, которым я заражалась от него, я бежала по круговой траектории к нему назад, в его цепкие лапы с когтями. Неумолимо. Я никому, наверное, не смогу высказать, что этот мужчина со мной делал; какие потоки рек из моего сердца неслись к нему, сшибая на своем пути и рай, и ад… Никогда более в жизни я никого так не желала… И не любила.

***

Этим утром я проснулась в своей постели, шестьдесят с лишним лет спустя после первого в ней пробуждения, в одиночестве. Анна и Константин, чета Вольф, вполне успешно занимались делами государственной важности, поэтому моему экс-мужу не было необходимости вставать так рано. Всей кожей ощутив тревогу, я подскочила на кровати. Да, сейчас мы были временно вместе, ничего друг другу не обещая, ни в чем не клянясь, но это, по сути, ничего не меняло. Я не желала постоянно пребывать в его тьме, но научиться любить без надрыва и не переживать за его жизнь я так и не сумела. Сейчас его отсутствие я ощущала каждым импульсом в моем теле, ощущала кожей, и внутри меня даже, кажется, все мои органы сдавило мучительной болью от ощущения паничеcкой тревоги и безотчетного страха. Я пока не знала, как работает схема перехода души из оболочки в оболочку. Поставив паузу на третьей оболочке четвертой жизни и вернув себе внешность Лоры Уилсон, я снова оказалась вампиром, пусть Элис Паркер-Лайл и была человеком еще недавно. Накинув на себя бордовый шелковый халат, я выскочила в коридор и кликнула Роберта. Дворецкий, явившись с опозданием на пару минут и страшно извиняясь, после расспросов сказал, что Его Величество он не видел со вчерашнего вечера. После стольких лет в услужении Владислава, наш верный и преданный Роберт все равно не мог называть королем ни Константина Вольфа, ни кого-то другого. При вышеупомянутом он все же обращался к нему по титулу, который тот удачно заполучил, так что теперь у нас в замке было два короля. Официальный и негласный… Не прибегнув к опросу других слуг и друзей, я сразу кинулась к шкафу на вампирской скорости одеваться.
Потому как солнце до сих пор оказывало на мое тело разрушающий эффект, я надела полупрозрачное кружевное черное платье до колена, черные туфли на высоком каблуке и темные очки, собрав волосы в тугой и высокий хвост на затылке. Было не до смеха, честно говоря, когда у опушки леса я почувствовала тягучий и вязкий черно-лиловый запах вампирской крови, но все же, летя, как выпущенная из лука стрела, я на долю секунды позволила себе замечтаться и вспомнить, как сразу после обращения, в день первой охоты с Владиславом, бежала на вампирской скорости сквозь глубокий и темный, дремучий лес, любуясь освещающими собой неприветливые деревья светлячками… Словно гончая, взявшая след, я неслась быстрее выстрела, а деревья и дома мелькали перед глазами, сливаясь в неясные смутные серые блики… Почуяв место, где обрывается след, я резко затормозила и чуть не влетела в стену каменного грязно-серого здания где-то на отшибе, стоявшего обособленно от деревень и других построений. Не обнаружив в гладких стенах, обойдя здание по кругу, дверей, я чисто интуитивно коснулась пальцами серой кирпичной кладки в том месте, где она была неровной и, будто бы, вдавленной внутрь, поспешно отскочив, когда стены с протяжным скрежетом начали разъезжаться в разные стороны. В помещении оказалось темно, на удивление, даже для вампирского сверхострого зрения, а пол был стеклянным. Посмотрев себе под ноги, я почти что ужаснулась, увидев шахты и тоннели прямо под собой. Одно неверное движение, и я сверзнусь в пропасть, не успев даже расправить крылья. Каблуки стучали по стеклу, отдаваясь эхом в каменных стенах, а я проклинала свою пагубную страсть и приверженность к дорогим и умопомрачительным туфлям.
Где-то впереди забрезжил свет, но, приблизившись вскоре к нему, я поняла, что это поблескивали в практически непроглядной тьме серебряные прутья клетки, способной поместить в себя даже слона в полный рост. Клетка стояла уже на каменном полу, и, окончив путь по стеклянному широкому мосту от дверей до места заточения моего бывшего супруга, я приблизилась к клетке и сжала в руке витиеватый железный замок. Рассыпавшись в труху, то, что было замком, ссыпалось на пол мелкой металлической крошкой из моей руки, и я закатила глаза.
— Стареешь, любимый. Как же легко тебя стало поймать, Владислав. — Вся саркастическая ирония, которую я пыталась вложить в эту фразу, реализовала себя в растянутом звуке 'а' его имени, словно там их было, как минимум, четыре. Он не спешил поднимать голову и обращать на меня внимание, лежа в цепях на полу, лицом вниз, без каких-либо движений.
Открыв дверь в клетку с лязгом металлических засовов, я поздно сообразила, что кто-то уже стоял за моей спиной. Не успев обернуться и оскалиться, получив по голове чем-то тяжелым, я почувствовала удар сильной ладони в спину, который бесцеремонно втолкнул меня в клетку на пол. Перед глазами моментально возникла белесая пелена, в ушах появилось невнятное гудение, но все-таки, практически ничего не слыша, я расслышала, как дверь нашей тюрьмы закрывается на замок снова. Кто-то оказался со мной рядом, и, силой усадив на пол, спиной к прутьям решетки, похлопал меня по щекам. Открыв глаза и с трудом заставив туман, застлавший обзор, отчалить к чертовой бабушке, я встретилась мутным взглядом с взглядом почти что полыхавших яростью черных, словно море ночью, глаз. Коротко выдохнув от боли, ощущая, как прутья обжигают спину, издав тонкий вскрик, я не без труда совершила над собой усилие и отодвинула свое непослушное тело от клетки по направлению к Владиславу.
— Стареешь, любимая. — Издевательски усмехнувшись, он сымитировал мою интонацию. — Ты так вообще попалась, как лохушка. Меня хотя бы заковали в серебряные цепи, а тебя обычным придорожным камнем обезвредили. Дэнелла не учила тебя всегда оглядываться назад, когда находишься на вражеской территории?.. Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения.
Владислав впервые был так зол на меня, что его аж передергивало от бессильной ярости. И это было вполне оправданно, ибо мы с ним снова оказались в идиотской ситуации, когда его могла спасти только я, меня — только он, а спасти нас обоих было некому. Вероятно, тоже припомнив эпизод на цепях в пещере Дэнеллы Тефенсен, выдохнув и сплюнув кровь, так как серебро уже, разъев одежду и кожу, начинало влиять на внутренние органы, мой экс-супруг продолжил. — Ведь, когда ты узнаешь, кто организовал похищение, ты поймешь, что за твои прекрасные зеленые глаза он тебя отсюда живой не выпустят. Ты попала по-крупному, бабочка. На сей раз ловушка была приготовлена для тебя. Не для меня…
— Я все поняла. Хватит прессовать. — Я окинула Владислава без пяти минут озлобленным, от отсутствия оправдания своему бездумному поведению, взглядом, потирая ладонью место ушиба на затылке, и в это же мгновение услышала негромкое хлопанье в ладоши.
— Браво, Дэвид. Две птицы попались в одну клетку. Я знал, что ты придешь за ним, Лора. Что бы ни случалось в вашей совместной жизни — ссоры, расставания, разлуки, ты, как и всегда, отдашь за него все и прибежишь спасать его никчемную жизнь. Наконец-то, я имею честь увидеть, как работает пророчество. Тьма волочилась за тобой тревожными снами, Лора Уилсон, и, нагнав, превратила тебя саму в свой же худший кошмар. — Послышался в полутьме хриплый, старческий, дребезжавший голос. Через несколько продолжительных минут фигура восьмидесятилетнего старика отделилась от тени. Поднявшись на ноги и обернувшись в сторону оратора, я вся обратилась в слух и зрение. Когда, приблизившись вплотную, он сдавил прутья клетки своими немощными дряблыми старческими руками и прижался лбом к одному из них, я смогла, наконец, детально рассмотреть его лицо. Предварительно окинув его взглядом, я вздрогнула. На меня смотрели глаза из прошлого, которое я сожгла, утопила, уничтожила и стерла из своей жизни. Оно взирало на меня с лица седого, не менее омерзительного, нежели в юности, старика, лет восьмидесяти на вид, с глубоко въевшимися в его лицо морщинами и горбатой спиной, перекашивавшей весь его корпус настолько, что он казался чуть ли не вдвое ниже своего настоящего роста, который за годы не сравнялся не только с мужским, а и даже с моим собственным. В озлобленном горбуне, взиравшем на меня с холодной яростью своих бесцветных глаз, даже в постаревшем на столько лет, я все равно узнала рыжего, конопатого и амбициозного богача из Хартфорда, которого мои родители прочили мне в мужья. Пред мои светлые и зеленые очи предстал Дэвид Теннант собственной персоной… Радуясь произведенному неожиданностью впечатлению, Дэвид коротко улыбнулся.
— Это вот он что ли был планом побега? Этот ублюдочный монстр? К нему ты побежала, сломя голову, и от меня, и от собственной матери? Удалась ли твоя жизнь, Лора Уилсон? Или ты получила полное боли и горя убогое существование, поддавшись искушению, которому молило поддаться каждое твое сновидение?
— Побежать от тебя было единственным разумным поступком в моей жизни. Посмотри на себя. Ты-то чего добился? — С улыбкой я окинула старика пренебрежительным взглядом. — Я — королева целого мира. Народа вампиров и народа эльфов. И я теперь всегда выгляжу, как семнадцатилетняя. Я вечно молода и красива. Меня обожают, ненавидят и боятся все, кто находится в моем подданстве. А ты?.. Чего добился ты, Дэвид?.. Невесть каким образом постарел и покрылся морщинами, хотя в Хартфорде должно было пройти с момента моего побега всего шесть лет. И твое единственное развлечение в жизни…
Я обвела рукой клетку, все еще презрительно усмехаясь. — Это?.. Ловить меня и доказывать, как я ошибалась, отвергнув тебя, как жениха? Срочно найди, чем заняться, пока ты не закончил жизнь столь же убого, сколь ее прожил.
— Ты БЫЛА молода и красива. — Коротко отрезал Теннант, подслеповато щурясь. — А сейчас ты — омерзительное мертвое чудовище с лицом девушки, которую я любил. Ты живешь только низменными потребностями: жаждой крови и сладострастия. Тебя интересует, как я постарел? Сара отправила меня сразу после твоего побега следить за тобой, вручив ключи от портала в ваш мир, как Хранителю Баланса Измерений. И я искал тебя по мирам все эти годы… Да, в Хартфорде прошло всего шесть лет, но здесь, в Трансильвании, магическом мире, шестьдесят пять. Я состарился больше, чем на полвека, а ты выглядишь так же, как и в день побега. Разве это справедливо?..
Владислав, даже пребывая в серебряных цепях, не удержался от тихого смешка. — Справедливо или нет, но мужчины меня не интересуют. Поэтому обращать тебя, делая своим любовником, я не собираюсь. Извиняй.
Я не удержалась, чтобы не прыснуть со смеху, пока старик зеленел, синел и багровел от злости. Наконец, он все-таки выдавил из себя, процедив сквозь зубы. — Заткнулись оба, пока я не пустил вам по серебряной пуле в лоб, чтобы ускорить процесс вашего подыхания. Ты даже маму свою не пожалела, прогнившая сучка. У нее сердце кровью обливалось после твоего побега!..
— Упс… Я, видимо, знала какую-то другую маму. — Пренебрежительно бросила я. — Моя мама кинула меня в церкви под образа со словами, а вот тут приведу дословные цитаты: 'сатанинская шлюха', 'грешница, которая ежели не покается, будет гореть в пламени ада', 'проклятое отродье', 'исчадие ада'. Она даже сказала, что я — более не дочь ей. Это у Сары Уилсон-то сердце обливалось кровью? Оно у нее вообще есть?.. Эндоскопический осмотр показал отсутствие сердца. Сожалеем.
Злобно съязвила я, изобразив самую что ни на есть скорбную мину на лице и сымитировав голосом тон профессионального хирурга после неудавшейся операции.
— Как ты смеешь так о ней говорить! Сара Уилсон — святая женщина, всю свою жизнь положившая на алтарь работы организации Хранителей Баланса Измерений. Ей настолько противно было то, что с тобой стало, что она велела мне найти и прикончить чудовище, превратившее ее дочь в монстра, заставившее ее питаться кровью, и бездушную извращенную вампирскую копию Лоры Уилсон в память о человеческой добрейшей души девушке, которую она любила! Но, скрепя сердце и заставив меня поступить правильно, она плакала и даже пыталась отговорить от убийства тебя, говоря, что ошибалась. Что, возможно, тебя еще можно вернуть. Но, увы, нельзя. От тебя осталась одна оболочка. А изнутри ты — бездушная и мертвая тварь, которая еще и плюет в лицо и насмехается над той, кто жизнь посвятила ее воспитанию.
Я подалась вперед и прожгла Дэвида Теннанта, покинувшего участок света и ступившего в неосвещенную зону, таким яростным взглядом, от которого стены покрылись инеем, и само пространство вокруг меня стало на несколько градусов холоднее.
— Жизнь надо не класть на алтарь работы организации Хранителей Баланса Измерений, а проводить в любви к своим ближним. Пытаясь выслужиться перед этими выродками, убившими мою настоящую мать, она возвела свою работу в культ и из-за этого возненавидела меня. Именно ненависть Сары Уилсон ко мне сделала меня такой и привела к тому, что мы сейчас имеем. Давай. Скажи еще раз мне в глаза, какая я — тварь, как несправедливо отношусь к своей приемной матери. С каких это пор лицемерие всласть, а его отсутствие и признание некоторых вещей такими, какие они есть, сразу становится свидетельством отсутствия души? У меня есть душа, Дэвид. Поверь, она есть. Глубоко и надежно запрятана, но не отсутствует. Я не умею сладко лицемерить, поэтому можешь считать меня извращенной копией человеческой девушки, которая, вроде как, для всех была хорошей, но правда одна. Я любила свою мать и люблю до сих пор, но никогда не прощу ей то, что статус и работа стали для нее важнее семьи. И даже будучи человеком, я терпеть тебя не могла. Какое счастье, это даже до сих пор в силе! Смешно вообще упоминать даже о том, что моя мать послала убить меня за то, какую жизнь я выбрала, а я должна считать невинной жертвой ЕЕ!
— Ты — монстр, Лора. Даже на твой след меня вывела кровавая резня в театре, где вы развлекались со своим мертвым любовником, а ведь я думал, что так и умру, не сведя счеты с вами. — Престарелый горбун потряс в воздухе кулаком, и я иронично улыбнулась ему в последний раз.
— Кое в чем ты абсолютно не прав, Дэвид. В ином — прав… Я — не просто рядовой монстр. Я — худшая из них. А в остальном… Да. Ты так и умрешь, не сведя счеты с нами. Скандере! Имплицете!
Глядя на его недоуменное лицо, применив прямо при нем два магических знака, я посмотрела за спину Дэвида Теннанта. Лежавшая в куче хлама веревка зависла в воздухе на знаке номер один. После того, как я сложила пальцы в знак номер два, она поймала в кольцо шею незадачливого Хранителя Баланса Измерений и тугим узлом затянулась на шее мужчины, не ожидавшего такого подвоха. Когда посиневший и сгорбленный старик уже не смог сопротивляться и упал придушенным на пол к прутьям клетки, я, игнорируя боль и шипение растворяемой серебром кожи, просунула руку сквозь проем решетки и потянулась за ключом на его поясе. Глядя на состояние мужа, я ужасалась от одной мысли о том, где мне взять столько детской крови, чтобы вернуть его к нормальному функционированию организма, почти что уничтоженному серебром… Не без труда открыв клетку с другой от замка стороны и распутав цепи, причинившие графу столько боли, я тащила его до дома практически на себе. Также не без труда разобравшись с вопросом выживания и найдя необходимых доноров крови, до ночи мы прожили нормально. А поутру…

***

Первое, что я отметила по факту своего пробуждения, пока еще не разомкнула веки — это яркий солнечный свет. Так как жизнь в замке моего бывшего мужа представлялась мне единственно истинной, и потому я даже в полудреме всегда ощущала себя именно там, мне даже на период, когда я возвращалась в человеческое состояние своих трех новых жизней, пробуждаться от яркого солнца было не по себе, так что, привыкнув к тому, что под закрытыми веками я всегда видела мир в темных: серых и черных тонах, увидеть его внезапно в оранжевых было странно. На наших окнах плотные черные шторы, так какого… Мысленно выругавшись, я села на кровати, потирая кулаками глаза, чтобы смочь открыть их. Пока я еще боролась с опутывавшей меня в кокон дремоты сонливостью, мое тело отметило некоторые вещи, приятные вещи, но от которых мне стало не по себе. Тепло солнечных лучей не обжигало, а приятно ласкало мое тело. Тихое, едва различимое сердцебиение в груди, пульсация крови, бегущей по венам. Мысленно я выругалась снова. Вот что значит — ничего не обещать. Неужто, новая оболочка и новая жизнь?.. На этот раз я этого не просила!.. Приложив руки к вискам, я глубоко выдохнула. Да. Мое тело было снова человеческим, и кто там играл со мной, перекидывая из жизни в жизнь, из одного места в другое, черт меня побери, если б я знала…
Только вчера моими стараниями был убит Дэвид Теннант. После нелегкой процедуры возвращения экс-мужа в комфортное для него состояние, я уснула в своей кровати вампиром, в замке на шестнадцатом этаже, а сейчас пробудиться человеком… Бред какой-то…
Окончательно пробудившись ото сна, я не нашла ничего лучшего, как осмотреть комнату, в которой оказалась по воле случая. Нет. Это, однозначно, не могла быть новая жизнь. Там все начиналось несколько иначе. Я рождалась в новой семье, воспитывалась в ней. Я взрослела, училась, встречалась, выходила замуж и работала… А сейчас, окинув придирчивым взглядом свое тело, я отметила, что была взрослой, и даже нашла непримечательную родинку на лодыжке, которая была у меня, Лоры Уилсон-Дракула, и которой не было ни у одного моего перерождения… Комната оказалась не очень большой и светлой, с окном через всю стену слева от меня, занавешенным белыми занавесками, входной дверью рядом с окном, двуспальной кроватью в центре, на которой сейчас возлежала я в светлой и полупрозрачной сорочке, шкафом у стены напротив кровати, двумя стульями вокруг прикроватного столика справа от меня и зеркалом, висевшим на противоположной окну стене.
Мои размышления и открытия прервал очень хорошо знакомый, дребезжащий голос.
— И который же час по-вашему, миссис Теннант? — Больше никого в комнате не было обнаружено, поэтому я соизволила обернуться в сторону открытой двери, на пороге которой возник Дэвид Теннант, но версии гораздо моложе, чем та, которую я прикончила вчера. На вид рыжему крысенышу было лет тридцать пять-сорок, из одежды на нем были лишь белые шорты, а рыжие волосы его груди всколыхивали на уровне моего горла рвотные позывы. Таким, рыжим и омерзительным, я запомнила его на выпускном балу в институте, и с тех пор он практически не изменился, в отличие от того Дэвида, убитого мной вчера. Наши с ним матери: Сара Уилсон и Эми Теннант были подругами со школьной скамьи, и моя мать всегда мечтала удачно выдать меня замуж, а у отца Дэвида было внушительное наследство для сына. Похоже, что сейчас я попала в одну из альтернативных параллельных реальностей, в которой моя мать реализовала свои мечты. И ничего хуже реализованных мечт моей матери о моей идеальной жизни для меня невозможно было придумать.
— Опять ты. — Прошипела я.
— Всегда я. — Коротко отрезал он. — А кого ты еще ожидала увидеть, Лора? Мы с тобой уже десять лет, как женаты. Не знаю, в каком там полусне, где и с кем ты живешь, вечно вся в себе, но после выпускного бала мы встречались три года, а потом обручились. А теперь, когда ты проснулась, я еще раз тебя спрашиваю, ты помнишь, который час? Похоже, что ты не только напрочь забыла отвести Джека и Лили в школу, но и проспала свою работу.
— Что-о-о-о-о? Нет, нет, нет, это какой-то дурной сон. Помешательство! Быть такого не может!
Резким движением вскочив с кровати, игнорируя ухмылявшегося в дверях Теннанта, я метнулась к зеркалу. Да, я выглядела немного старше, чем тогда, на выпускном, но, все же, это была я. Я — человек. Как если бы я не сбегала, и ничего из того, что случилось после бала, не было, а я очнулась от того, что происходило в моей голове, только сейчас. Каштановые полувьющиеся волосы небрежно спадали на плечи девушки в светлой сорочке из отражения. Она уже начинала дрожать всем телом, а из изумрудных глаз двумя змейками по ее щекам заструились слезы.
Сердце мое предательски сжалось, словно его сдавили железными тисками в чудовищном осознании. Ничего не было. Ничего никогда не было. Он - сон. Он - миф. Полуизвращенная ненормальная сказка, слишком хорошая, чтобы быть реальностью. Мой кукловод, мой Ворон, мой арахнид, опутавший меня своими сетями намертво, мой коллекционер бабочек… Я его придумала в невозможности справляться с окружающим миром, в невозможности подавить тошноту, которую во мне вызывала моя собственная жизнь. Да и правда… Откуда взяться вампирам? Откуда взяться иным мирам?.. Нет ни вампиров, ни магии, ни чудес. Есть лишь судьба, тяжелым приговором ложившаяся на мои плечи. Судьба — быть вместе с Дэвидом Теннантом. Этим тошнотворным, омерзительным и ублюдочным Дэвидом Теннантом…
Магия… Что-то шевельнулось во мне, и, подойдя к прикроватному столику, я окинула взглядом расческу, тихо прошептав 'Волатис' и сложив пальцы в знак, позволявший поднимать предметы в воздух… Я сверлила эту расческу, лежавшую на том же самом месте, где и лежала до попыток моих воздействий на нее, не сдвинувшись ни на миллиметр, добрых секунд сорок, затем обернулась зареванным лицом к Теннанту…
— Но… Я же… Сбежала… — Прошептала я сдавленным тихим голосом, а в голове завели разговор две вечно скандалившие субстанции. В этот раз меня гнобило, на удивление, подсознание, а не внутреннее 'я'.
— А вот так тебе и надо, сучка. — Прошипел голос Владислава в голове. — Нравилось менять жизни и мужиков, как перчатки, когда это был ТВОЙ осознанный выбор, и ты все контролировала? Контролировала чьей женой стать, какую выбрать профессию, родить ребенка или нет. Каково теперь, когда за тебя все решили?.. Живи теперь с этим, как жил Владислав все то время, пока ты изволила совершать вылазки к свету. Расческа не взлетает? Интересно, почему же это?.. Это реальный мир, мир без магии. А в реальном мире расчески лежат на столах, а не висят в воздухе, тупость.
Тонюсеньким голосом за меня вступилось внутреннее 'я'. — Отвали от хозяйки со своим упырем. У нас сейчас проблемы поважнее, чем-то, что он, бедняжка, испытывал, когда Лора отдыхала от его гнилой натуры и его тьмы. Мы все трое сейчас в огромной заднице вместо дома. Надо помочь хозяйке вернуться назад, в Трансильванию.
— Куда вернуться? Магических миров нет. Она все выдумала. — Съехидничало подсознание, и субстанции резко замолчали. Тем временем Дэвид ответил на реплику, выданную мной какое-то время назад.
— Куда ты сбежала?.. Господи, да ты, и правда, не в себе. Ты хоть пьешь 'Литий', прописанный Ноланом или забросила прием психотропных?
— Где я? Отвечай сейчас же! — Я стояла, сжав руки в кулаки и из последних сил сдерживаясь, чтобы не накинуться на Теннанта и не разукрасить ему его поганое крысиное рыло под хохлому.
— Дома. Там, где и должна быть. В Бриджпорте. Я свяжусь все-таки с Мистером Ноланом. Последние две недели ты вообще какая-то странная и не в себе. Пока психиатрических больниц будем избегать, но в неврологическом отделении тебе полежать под капельницей с транквилизатором, явно, не помешало бы.
Больница. Транквилизатор… Я даже взорваться, разразившись нецензурной бранью в ответ на подобное предложение, не успела, как голову мою прострелило пронзительное осознание. Это шанс. Если я, действительно, не в себе, то это единственное верное решение… Пока лекарство будет капать, я, в состоянии дереализации и деперсонализации, снова его увижу. Даже если вся моя жизнь, жизнь мечты, была ложью, вернуться туда есть шанс, пусть и единственный, но есть, и необходимо его использовать… Но не успела я раскрыть рта, чтобы умолять Дэвида отправить меня в неврологическую клинику, в комнату заскочили два маленьких рыжих создания лет по восемь-девять каждое. Девочка и мальчик, два рыжих чертенка с пронзительными зелеными глазами, кинулись ко мне, радостно крича и прыгая со словами. — Мама, мама, мамочка, мы что, сегодня не идем в школу?..
Да. Конца этому маразму, однозначно, не предвиделось. Окинув меня взглядом, достойным добровольного признания в том, что я сумасшедшая, Дэвид Теннант удалился из комнаты.
Рыжеволосая девочка, Лили, стало быть, стояла возле меня и смотрела мне в глаза самым искренним взглядом.
— По-моему, мамочка сегодня хочет, чтобы вы прогуляли уроки. — Я крепко зажмурилась, затем открыла один глаз. Ничего не изменилось. Я все также стояла посреди светлой маленькой комнаты, а рядом со мной вились дети Дэвида Теннанта. И мои… Тяжело выдохнув, я взяла ребятишек за руки и повела к двери. Все-таки какой-никакой опыт общения с детьми у меня был, пусть и с вампирскими, но, по сути, особой разницы нет. Все дети, не важно, какой нации, религии, цвета кожи хотят одного и того же. Весело играть, вкусно есть, сладко спать и пользоваться повышенным вниманием у родителей. А уж чего они хотят больше: крови или шоколада, особой разницы не имеет.
— Идем. — Натянуто улыбнулась я. — Только вам придется показать мне, где находится ваша школа.
Выставив детей за дверь и попросив пойти и проследить, чем занимается их папа, а затем доложить мне, я открыла дверцы шкафа. Долго копаться и выбирать, что надеть, было не в моих привычках, поэтому я сняла с вешалки обтягивающую белую блузку и черную юбку-карандаш и наскоро оделась, брезгливо отодвинув вещи Дэвида Теннанта от своих. Окинув себя взглядом в зеркале, пока расчесывала спутавшиеся за ночь волосы, я только улыбнулась, иронически вспоминая годы, проведенные в институте, где я предпочитала одеваться именно так. Чудачка, никем не понятая. Никому не нужная. Кроме единственной девушки, которую однокурсницы считали придурковатой. Елены Шеффер. Мгновенно мне стало стыдно. Я обещала ей звонить часто из Чикаго, но потом… Психиатрическая больница, Владислав, наш мир… Вот только если всего этого, и правда, не было, значит, она не могла и обидеться. Если, как говорит Дэвид Теннант, я тринадцать лет пребывала в Хартфорде, а затем в Бриджпорте, три года с ним встречаясь и десять лет живя в браке, значит, я просто не могла не общаться с лучшей, условно выражаясь, подругой.
Набрав по памяти номер Елены на телефоне, обнаруженном на прикроватном столике, я слушала гудки в трубке и молила, чтобы она не сменила номер и не переехала из Хартфорда.
— Алло.
— Елена. — Выдохнула я с облегчением.
— Лора, привет. Ну наконец-то. Я думала, ты так и забыла обо мне. Две недели не звонишь. А уж в гости вы с Дэвидом не приезжали к нам с Диланом целый месяц. Что у вас там такого стряслось? — Раздался взволнованный голос из прошлого в трубке. Моя подруга настойчиво и молчаливо ждала моего ответа, и я, поморщившись и выдохнув, выдала длинную тираду.
— Извини. Я… Последнее время все так чертовски сложно. Столько всего навалилось… Я сейчас уже опаздываю… Скажи мне срочно, как друг другу. В какую школу ходят мои дети, адрес, где я и кем работаю, и, самое главное, как я туда добираюсь… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только скажи, что у меня есть машина…
— Ты что, недавно с Луны свалилась? — Звучно расхохоталась Елена, но мне, честно говоря, не до смеха было.
— Можно и так сказать. Со звезды, светившей ярко и освещавшей мне путь, прямо в грязь я свалилась. Пожалуйста, Эли. — С нажимом повторила я.
— Хорошо-хорошо, записывай. — Отсмеявшись, посерьезнела она. — Школа Лили и Джека находится на Морано Авеню 20. Ты работаешь в кафе под названием 'Рэйвен' на должности бариста на Хиллингтон Роуд 15. На проходной не забудь представиться, как Лора Теннант. Если все так плохо с памятью, с тебя станется Лорой Уилсон представляться. А ездишь ты на такси. Номер вызова машины записан в твоем мобильном, как 'Бриджпорт Такси'. Удачи.
— Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делала. — Я повесила трубку, не попрощавшись, и вышла в холл. Дэвид уже переодел детей из пижам в школьные формы и предложил мне завтрак в виде пшеничных хлопьев с молоком. Отрицательно покачав головой и взяв детей под руки, я вышла из дома, на ходу набирая номер вызова такси. Вызвав машину к дому, номер которого я прочитала на здании, я внезапно увидела высветившийся на дисплее звонок от кого-то под именем 'Любимый'. Закатив глаза, я нажала на кнопку 'Принять вызов'.
— Не успел сказать. Ты умчалась стремительно. Не забудь отпроситься сегодня пораньше. Вечером в гости к нам приезжает твоя мать. Удачи. — Дав короткую сводку информации, Дэвид повесил трубку.
— Вот Дьявол. Только ее тут и не хватало.
Похоже, что последнюю фразу я все-таки произнесла вслух, потому что Джек и Лили начали визжать в полный голос и высоко подпрыгивать с криками. — Бабушка приедет! Бабушка приедет!
Коротко бросив таксисту, что мне необходимо высадить детей на Морано Авеню 20, я уставилась в окно на скучные пейзажи домов и супермаркетов, игнорируя режущую сердце боль по дому и тоску по мужу. Если бы мне дали хоть малейший, мизерный шанс вернуться, обнять любимого еще раз и извиниться за подлое бегство в новую, не отягощенную болью и мраком жизнь, я бы больше никогда его не оставила. Свет, которого я искала, ничего мне не дал. Любовь, взаимность и нежность, которые я желала получить от кого-то более мягкого, нежели он, также ничего мне не дали. Верните мне его тьму. Я погрязну в ней навечно. Пропаду, умру, но больше никогда его не оставлю… Владислав… Молю. Найди меня. Верни меня…
Дети снова загомонили, увидев мои слезы, но я не позволила им развить тему. Коротко и отрывисто поцеловав рыжих чертенят в лобики, я открыла дверь такси, и они, вприпрыжку, взявшись за руки, полетели в сторону веселой детворы, прогуливавшейся у здания школы.
— Хиллингтон Роуд 15. — Сухо бросила я.
Извинившись на проходной за опоздание и получив свой бейдж с именем Лоры Теннант, бариста кафе с ироническим названием 'Рэйвен' — Ворон, что опять пробудило во мне тоску по мужу, я ступила за барную стойку кафе к кофе-машине…
День тянулся медленно. Повезло еще, что клиентов оказалось немного, потому что премудростям кофейного сомелье пришлось учиться по ходу работы. Если все, действительно, так, как говорят Дэвид и Елена, неужели за тринадцать лет я не приходила в себя, работала и жила на автопилоте?.. Почему я ничего не помню?..
Ближе к концу рабочего дня отзвонился Дэвид, у которого сегодня явно был выходной, сообщив, что детей из школы он забрал, и чтобы я сама уже подъезжала, дескать Сара звонила, что она на пути к нам.
Дома, все еще нервная и раздраженная, я сожгла рыбу, а кастрюлю с супом опрокинула на себя, истерически матерясь, потому что ошпарила руки. Не знаю уж, насколько умелой кухаркой я тут была эти тринадцать лет… Сегодня явно не клеилось ничего вообще. Быть может, просто не мой день…
Застирывая пятна, оставленные супом на фартуке, я услышала звонок. Пробил час икс. Через две минуты входная дверь отворилась, и на пороге возникла моя приемная мать собственной персоной. Я обмерла. Я не видела эту женщину шестьдесят с лишним лет. Пыталась возненавидеть за то, как она со мной поступала. За то, что била и морально унижала… Но сейчас, увидев ее, вспомнив, как эта женщина часами сидела возле отказывавшейся засыпать меня, читая сказки об эльфах и других волшебных народах, когда я была совсем маленькой, как она практически засыпала, устав от работы в больнице, а я дергала ее за рукав и просила почитать мне еще немного о прекрасной принцессе роз и принце винограда, я не выдержала. Обняв Дэвида, Сара Уилсон повернулась ко мне, и тогда я, сама от себя не ожидая, кинулась к ней на шею, забыв даже снять фартук.
— Мам… Мам… — Я лепетала бессвязно, практически плача ей в плечо. Мне так не хватало ее тепла в детстве, что я практически заставила себя относиться к ней плохо и неблагодарно, повзрослев, но сейчас, увидев ее впервые за столько лет, я не сдержала эту маленькую Лору внутри себя, так тянущуюся к любви, заботе и пониманию.
Пару раз хлопнув меня ладонью по спине, Сара отстранилась, и лицо ее неприязненно исказилось. — Времена идут, а ты совсем не меняешься, Лора. О, Боги… Дэвид — просто святой мужчина, раз терпит тебя столько лет. Посмотри на себя, а!.. Прямо как в юности. Весь фартук в супе!..
Я отстранилась в ответ, и холод подернул внутри меня все скользким ощущением злобы и неприязни. Она всегда так делала. Каждый раз в порыве чувств с моей стороны, находила, чем одернуть, попрекнуть меня и ударить прямо в сердце. Внешним видом, характером, чем-либо еще. Показать мне, насколько я никчемна. Сказать, что я не заслуживаю того, чтобы даже быть женой какого-то рыжего ушлепка. Тепло испарилось, как и не было. Неприязнь к ней снова стала моей составляющей. Швырнув остатки супа на одну тарелку и пережаренную рыбу в другую, низко склонив голову со словами 'Кушать подано, маман', я развернулась, скинула фартук на пол, не потрудившись даже повесить его на стул, и хлопнула дверью своей комнаты, оставляя Сару наедине с Дэвидом и ее собственной шокированной миной. Конечно, она такого не ожидала от той послушной маме девочки, только закончившей институт, но правда в том, что я ей давно уже не являлась. Я прошла шестьдесят лет кошмаров и ужасов в своем мире. Любовь к мужу, боль и душевные муки, которым подвергала нас с ним Дэнелла Тефенсен, смерть родной бабушки, возвращение всех воспоминаний, террор и гонения Валерия-завоевателя выжгли меня окончательно. Я постепенно становилась неврастеничкой еще до побега из дома. Мои поздравления. Вырвав меня из своей среды, из мира, ставшего родным, неведомая сила решила закончить мое обращение в нестабильную астеническую неврозу окончательно.
От природы будучи подозрительной и любившей совать свой нос туда, куда ее совсем не просят, я выдохнула и приоткрыла дверь. Дэвид, ухмыляясь своей омерзительной улыбкой, проводил мать из холла в кухню. Сара обернулась к нему и спросила. — Ну что, ты был убедителен?..
— Да. Она думает, что сходит с ума. Готова была умолять меня запихнуть ее в психушку. Настырная сучка. Все еще надеется увидеть своего ублюдочного клыкастого упыря. Хоть под воздействием транков.
— Сбавь тон, придурок. Она может услышать. Попробуй ее запри потом. Пророчество с такой силой толкает их друг к другу, что по отдельности друг без друга они съезжают с катушек. Вот тебе еще одно доказательство. — Сара кинула какую-то газету Дэвиду, и он, окинув взглядом первую полосу, поднял на нее вопросительный взгляд.
— Но это ничего не доказывает. Кто угодно может убивать в Хартфорде зеленоглазых шатенок. — Теннант покачал головой.
— Это вызов! — Повысила голос Сара. — Она тут четыре дня. Первые три, после обращения в человека, она пребывала в бессознательном состоянии, когда пересекла мир без магии, и всего лишь менее суток она тут, пришедшая в себя. И за эти четыре дня уже убиты сорок три шатенки с зелеными глазами. В одном только Хартфорде. Это не совпадение, Мистер Теннант. Совсем не совпадение. Мне звонил Калеб Йохансон из центра Хранителей Баланса Измерений в Хартфорде. Он сказал, что сегодня вся организация переполошилась и встала с ног на уши. Вампир ворвался в офис, безумный, в крови, усмехающийся и надменный, с еле как живой студенткой лет восемнадцати, практически копией Лоры. Сказал, что все, что сейчас происходит, всецело на их совести. Что он предупреждал их уже неоднократно. Он сказал, что если Хранители Баланса Измерений не выдадут ему мою дочь в течение трех суток, он растерзает каждого жителя Хартфорда. Он обещал не оставить ни одного жителя в городе, а потом взяться за другие города. Штаты. Мир. Он сказал, что пока не отыщет Лору, будет резать народ. Догадайся, чем дело кончилось… Он оторвал бедной девушке голову прямо на глазах Калеба и других офисных крыс, мстительно процедив, что это только начало.
— И что мы будем делать? Выдадим ее?.. — Тихо прошептал Теннант.
— Нет, конечно. — Сара отпила кофе из коричневой чашки, поданной ей Дэвидом, и поставила ее на стол. — Судьба одного мира ничего не значит по сравнению с судьбой всей сети параллельных и магических. А если пророчество о воцарении Ночи свершится, мы потеряем не только человеческий мир. Но тебе-то зачем так печься. Ладно я. Мне немного жаль оставлять Томаса на съедение психопату. Он еще и не в курсе, кем мы являемся, но… Если он станет жертвой, которая была необходима во имя сохранения в целости и сохранности более важных, магических миров, я и мужа в расход пущу. Лора и Владислав больше никогда не должны встретиться. Здесь она в безопасности. Он ее не отыщет, потому что мы в мире без магии, где его телепатические способности ограничены. Так что пусть сверкает клыками, сколько ему вздумается. У нас с тобой есть ключи от врат в иные миры. Мы можем сбежать когда угодно, куда угодно. В любое место и любое время. Только не забывай о том, что ты мне обязан. Подкрутив колесико времени, это я вернула тебя к жизни, после того, как ты позволил ей задушить тебя, подойдя слишком близко, олух. В своем мире она, как рыба в воде. Она — вампир. Она — ведьма. И она бесконтрольна. Хватило же ума смертному старому маразматику подходить вплотную к ней. Лора — эпицентр тьмы, которая завлекла ее, как я этого ни боялась и ни пыталась очистить ее исповедями в церкви, неоднократными попытками стереть память в Риме. Не смотря на все это, князь ее, как вирус в операционной системе. Он все равно влезает в ее сознание и отыскивает ее во что бы то ни стало. Так что держи ухо востро. Они могут собачиться, сколько угодно, но это ничего не значит. Он прикончит за нее кого угодно. И это взаимно. Сколько бы она ни бегала от его тьмы, я очень хорошо знаю свою дочь. Ощущая внутри себя импульс единственной в ее жизни больной и безумной любви, она ни за что ее не отпустит от себя. Как бы эта любовь ее ни разрушила.
Тут случилось непоправимое. Меня заметили. Дэвид угрожающе направился ко мне, а Сара неприязненно отвернулась.

@темы: Трансильвания: Воцарение Ночи 2016

---

Глава 24 - Гэбриэл Ван Хельсинг

ГЛАВА 24 — ГЭБРИЭЛ ВАН ХЕЛЬСИНГ

Давай останемся мы вместе,
На окровавленных устах
Почуем привкус сладкой мести,
Боль вековую, ужас, страх.

Новый сон снова вернул меня к кошмарам, которые в свое время подорвали мои нервы и психику, когда я еще была человеком.
Холодный алтарь. Мои руки и ноги не слушались меня, потому что были прикованы ледяными кандалами. Своды гробницы, которой мне казалось окружавшее меня мрачное и средневековое пространство, уходили вверх, теряясь в небесах. В этих темных небесах и темных настолько, что невозможно было определить раннее утро сейчас или же поздний вечер-ночь, с высоты нахально проглядывала и подмигивала своим желтым глазом полная луна. Вода капала с высоты с мерным и назойливым КАП-КАП-КАП, раздражая обостренный и чувствительный слух. Мое прозрачное розовое платьишко из ситца совсем не грело меня. На мне даже не оказалось исподнего, и крест с шеи тоже исчез. Я плакала, просилась домой к маме и папе, но моим похитителям не было до этого никакого дела. И никто не спешил прийти на помощь двенадцатилетней худенькой девчушке, пытавшейся стыдливо прикрыть себя руками, но не способной сделать это из-за прикованных рук. Скрежет отворившихся дверей, и лучи света поползли в проем, медленно и верно достигая алтаря. Мир для меня представал вверх тормашками. На фоне невыносимо яркого и слепящего этой яркостью помещения за дверьми обрисовалась черная фигура. Которая, однако, через доли секунды исчезла из поля моего зрения. Дуновение ледяного ветра заставило мою кожу покрыться мурашками и легким слоем инея…
Он нависал надо мной. Мрачный, мертвый, источавший запах зефира, ванили и тления. Но теперь, помимо хищных, черных и неживых глаз, я смогла рассмотреть и его лицо. Лицо того, с кем меня связала судьба на двадцать с лишним лет по меркам нашего мира. Пелена тумана больше не скрывала его от меня, как в эпоху человеческих сновидений, доводивших меня до полубезумных вскриков во снах, подлетов на кровати по пробуждению, жутких мигреней и до страха… Ужаса, ледяного ужаса даже перед лицом собственной тени.
И он был диким. Неукротимым. Таким ужасающим чудовищем без чувств я не видела его даже в самые лихие моменты нашей совместной жизни. Столько ярости, безумия, жажды крови и похоти в его глазах не было даже, когда он превратил мою спину в лоскуты мяса, даже когда ставил меня на колени и бил по лицу в доме Джорджа Ласлоу.
— Пожалуйста. Отпустите. Прошу. Бога ради. Мама с ума сходит, не зная, где я… — Слезы растекались по моим щекам, уже заставляя меня хлюпать носом.
— Куда ж ты так быстро собралась, Рита. Ты еще не отдала мне то, что у тебя есть. Самое ценное для девочки. — Издевательски усмехнувшись, он протянул руку в мою сторону. К моему лицу. Зажав мой подбородок в руке, Владислав выпустил когти. А затем провел когтем большого и указательного пальцев по моим щекам от висков до подбородка. — Ты терзала меня, не позволяя мне обрести счастье ни с одной другой женщиной. Я все еще жив, а девушка, к которой я испытал нежные чувства в тысяча шестьсот пятьдесят шестом году, сгинула от чахотки. Смотри мне в глаза, ведьма.
Подняв мой подбородок, он продолжил. — Затем три моих невесты. Их убил мой лучший некогда друг и его подружка, цыганская принцесса Анна. Я пытался их любить своим бездушным вампирским сердцем, но все они сгинули, как одна. Умерла даже Анна, с которой мне не посчастливилось танцевать на балу накануне Самайна в Будапеште в девятнадцатом веке. Я не хотел убивать Лизбет, но что-то подтолкнуло… Какой-то безумный импульс, который я пытался побороть, пока он не выжрал мне мозги. Элеонора, моя жена, сгорела на солнце. Все века ты будто следила за мной, не позволяя обрести счастье с другой. Как Элизу Вестфальскую при жизни, так и после смерти ты убирала конкуренток. Но теперь, когда ты вернулась, месть сладка, любимая. Боишься за свою невинность? Это ты не напрасно. Сейчас ты познаешь боль. Но не переживай. Я буду настолько аккуратен, насколько это вообще возможно. Не только месть движет мной, Рита. Я скучал и ждал. Но ровно столько, сколько мог при всем моем ужасном характере. А сегодня я возьму то, что мне причитается. Точно так же, как взяла ты в ночь танца в таборе. Твоя переродившаяся душа, видимо, еще не успела накликать на себя пороки. Поэтому в твоем мире, мире без магии, мне не было бы прощения, как растлителю малолетней. Но я это вижу несколько иначе. На самом-то деле мы с тобой знаем твой истинный возраст, пятьсотвосьмидесятисемилетняя мертвая ведьма, которая прокляла меня, обрекая на невозможность влюбиться и быть с кем-то без последствий. Получи же своего мужчину, Маргарита Ланшери. Как ты сделала меня своим рабом, заставив страдать из-за тебя пять столетий и уничтожая каждую девушку, к которой я был неравнодушен, из своего загробного мира для ведьм, так ты в жизни новой станешь моей и только моей. Меня коснулась твоя тьма, как ты и предсказывала. Я прожил пять столетий в захлестнувшей меня боли. Тебе, сам ли Дьявол или кто еще, дал новое тело и очистил в этой реинкарнации от тьмы, значит, я верну ее тебе. И обреку на существование в ней моей женой, шлюхой и рабыней. Я верну тебе твое зло, повергну в омут твоей тьмы, и мы с тобой, отныне оба, будем вариться в ней вечно.
Приподняв подол моего розового ситцевого платья, его ледяная рука поползла скользкой змеей по моей ноге. Все выше и выше. Мою голову прострелила мигрень, а тело еще несколько раз передернуло и покрыло мурашками холодное омерзение. Ледяные пальцы мертвеца коснулись меня, несколько раз дразняще скользнув вверх и вниз вдоль лона, а потом резким движением проникли внутрь. Тошная своей сладостью волна боли пронзила меня с ног до головы, и я вскричала, точно подстреленная, пока вампир, со свойственной лишь ему одному ухмылкой, насиловал меня своей грубой рукой, игнорируя мои слезы и крики. Затем он прижал меня собой сверху, бессовестно целуя и вылизывая мои губы холодным языком, и овладел мной снова, всем своим мертвым естеством вгрызаясь в меня, терзая мою обнаженную грудь через тонкий ситец платья ледяными руками и намертво впившись удлинившимися клыками мне в шею, толчками вытягивая мою жизненную силу и энергию. Когда он решил, что с меня уже достаточно, он кликнул своих слуг. Стерев кровь с губ коронным жестом окровавленной моей невинностью руки и окинув меня полупрезрительным неприязненным взглядом, Владислав коротко бросил глухим и лишенным жизни голосом отвратительным, мелким, что-то постоянно чавкающим карликам. — Снимите кандалы. Пусть она примет ванну, а затем отведите ее к Амбердо. Он должен доставить ее домой к родителям в ее измерение. Пока она не только физически, но и морально не готова ко мне. И к нам с ней. Я найду ее позже. И тогда она останется здесь навсегда.
Он стоял ко мне спиной, облаченной в черное. Его волосы, забранные в хвост, разметались по плечам…
С меня сняли кандалы небрежными грубыми движениями мелкие уродцы и, дрожащей рукой, я заправила прядь каштановых волос за ухо. У подножья алтаря я увидела какой-то кинжал, и вскипевшпая во мне обида дала о себе знать. Молниеносным движением наклонившись и подняв оружие, с неистовым воплем я кинулась на маньяка, занося руку для того, чтобы нанести удар вслепую.
Его реакция оказалась достойной восхищения. Быстрым движением он схватил меня за запястье и уже через долю секунды вжимал в стену, одним ударом пригвоздив к ней и мою руку, стиснув ее так, что я снова вскрикнула от боли. Кинжал звякнул об пол, и в этот момент я разразилась такими переливами отборной брани, что сама от себя никак не ожидала.
— Будь ты проклят! Ненавижу! Убью!
Черные глаза впиявились в меня, точно колючие иглы. От этого взгляда дрожь пробежала по коже, и я моментально почувствовала себя маленькой, ничтожной и убогой перед могущественной силой зла. Мои конечности тут же налились свинцом, а тело стало непослушным и тяжелым.
— Убьешь? — В холодном взгляде черных, как бездна ада, глаз на мгновение мелькнула озорная заинтересованность. — Попробуй, Рита. Посмотрим, как у тебя это получится, ведь когда-то ты отдала мне свою кровь, чтобы я, никчемный верующий смертный мальчик, жил вечно. Спасибо тебе. Без тебя я был бы все таким же жалким, убогим человечишкой. Теперь-то я вижу, почему ты не желала со мной дело иметь. Я, действительно, был глупым, малолетним юнцом в глазах такой женщины. Но эта версия меня первую тебя вполне бы устроила. С таким мной вольготно гореть в аду рядом…
Из сна меня выдернуло так же резко, как и внесло туда. Перекатившись с боку на бок и с силой выдохнув, я встретилась глазами с мужем, прижимая простыню к груди.
— Двухтысячный? Подземелье?
Я коротко кивнула. Сопоставив увиденное с тем, что являлось мне в кошмарах, я решила задать заинтриговавший меня, но такой неловкий вопрос. — Все было, как я сейчас видела?
— Да. Почему у тебя есть повод думать, что было как-то иначе? — Он удивленно приподнял бровь, и я отметила, что все-таки клеймо принадлежности к цыганскому народу прописано у него на лбу.
— Кошмары. Из человеческой жизни. После которых я обратилась к Нолану, а затем жизнь раскололась на 'до' и 'после'. То, что я видела сейчас — цветочки, по сравнению с тем, что являлось в тех снах.
— И что же там являлось? — Ухмыляясь, он приблизился ко мне вплотную, затем вжал меня в кровать всем своим весом и склонился так близко, что пряди его волос коснулись моих щек.
— Там. Ну. Э-э-э… — Внезапно я почувствовала себя смущенной школьницей, которая краснеет, как рак, когда ее более бойкие одноклассницы след от неудобной подушки, отпечатавшийся на шее, принимают за засос. — Ты рвал меня почти что в клочья.
Я отвернулась, не в силах более смотреть ему в глаза. Но моему мужу, как и всегда, морально загибать доставляло невероятное удовольствие. Поэтому Владислав зажал мое лицо накрепко между ладоней, силой заставляя смотреть ему в глаза, пунцовую и горевшую всем лицом и всем телом. — Где, мотылек. Где я рвал тебя?
— Я не… — Я яростно затрясла головой.
— Хватит вести себя, как малолетка, Лора. Отвечай на вопрос. Я прекрасно понял, о чем ты говоришь. Мне нужно, чтобы ты это сказала и прекратила брыкаться. Меня раздражают эти невинные покраснения до такой степени, что мне хочется только морально издеваться и подливать масла в огонь. И это ты тоже знаешь. Плакать начинать вообще не смей. С кем угодно прокатит, но не со мной. Будь человеком слова. Сказала 'а', говори 'б'. Твою мать… Кого я пустил в свою кровать?.. Она ли вообще принудила меня трахаться в церкви, потом проиграла в пари с Кирой и имела меня на площади перед деревней?.. Ну а потом нечто подобное было уже в зарослях осоки на празднике. А сейчас она стесняется свою щель назвать ее настоящим именем. Это что вообще за позорище?! Отвечай, солнышко, иначе я от тебя не отстану. Могу дать тактильную подсказку.
От его не очень-то нежной тактильной подсказки под одеялом, все мышцы внизу моего живота сжались так, что я невольно закатила глаза, обливаясь холодным потом от охватившего все мое тело жара, и углубленно задышала. Похоже, что ему этого было достаточно. Еще раз ухмыльнувшись, он слез с меня и лег на кровать, все еще давя мое эго смеющимся взглядом.
— Значит, рвал говоришь? Грубо, безжалостно и беспощадно?.. Все-таки интересный феномен. Ты делаешь меня гораздо более ужасным чудовищем, чем-то, кем я являюсь на самом деле. Вот сколько людей говорило, что я — беспрецедентный моральный и аморальный урод, а моя жена — идеал добропорядочности. Но почему, скажи мне, никто вокруг нас не видит, что жертва-бедняжка плачет только для вида и поддержания статуса жертвы, а на деле что? Мужская сила и грубость томят ее так дико, что она аж истекает до сладостных ночных кошмаров. Ну было у нас подобное, но когда ты вампиром была и регенерировала. А подсознательно ведь, признайся, грязная сучка хотела этого наживую, будучи слабой и беззащитной смертной девочкой, дабы оправдать статус клыкастой вагины, которой тебя нарекла свидетельница с нашей свадьбы!.. Ты двинулась на эротической фазе.
— Так, все. Ты нарвался своими намеками. Я тоже, знаешь ли, вампир…
Накинувшись на него и вжав в кровать, я оскалила клыки, впиваясь ему в шею. От мертвой крови толку никакого, но нападение я привыкла отражать еще большим нападением, показывая свое превосходство. Даже перед тем, кто значил для меня больше, чем жизнь. Схватив меня за волосы, он, в свою очередь, обрушил меня на спину, срывая с меня простыню.
— Ах ты, мразь… — Слащаво улыбнувшись, я ударила его когтями по груди, оставив три рваные раны. — Ну и что теперь ты сделаешь, королек ты мой, да и то бывший? Может, я тоже не образец мягкости. Хватит выставлять меня безвольной подстилкой. — Я снова оказалась сверху.
— Это буйство твоих гормонов, не моих. — Он отрицательно покачал головой и развел руками, все еще ухмыляясь. — Ты больная напрочь. Мозгом, душой, сердцем и этим самым местом, рвущимся на животные приключения. И я не о пятой точке, дрянь.
Расхохотавшись, я упала на подушки, свернувшись в рогалик.
— Психичка. — Констатировал граф, напуская на себя серьезный и деловой вид доктора, ставящего ужасный диагноз и прописывающего лечение.
— Где работаешь, там и пригождаешься. — Фыркнула я и снова заржала, как конь.
— Курсы контроля над эмоциями. Записать? Говорят, полезно. Бывает, даже помогают. — Ядовито осклабился он.
— Курсы графской любви давят любое безумие. Иди сюда…
Больше в ближайшие два часа мы не разговаривали. А еще через энное количество времени меня разбудил звук разлетающегося на мелкие осколки окна нашей комнаты на шестнадцатом этаже…

***

Спросонья я еще не вполне успела осознать, что происходит. Перевернувшись на другой бок, я обнаружила, что мужа нет рядом. Тем временем осколки со звоном рассыпались по полу, а прямо посреди моей комнаты, когда я снова обернулась лицом к месту происшествия, я обнаружила незнакомого мне мужчину, который втаскивал через окно стальной трос с устойчивым крюком в качестве зацепки, оканчивавшимся четырьмя цепкими штырями. Пока я могла оценить его только со спины. Незнакомец был высоким мужчиной мускулистого телосложения. Его длинные каштановые волосы спускались ниже плеч, а одет он был в темно-коричневый длинный кожаный плащ. Когда он повернулся ко мне лицом, я отметила еще и зеленые глаза на достаточно привлекательном лице достаточно мягких черт со слегка заостренным носом. Под незастегнутым плащом виднелся вязаный серый свитер, кожаные коричневые брюки и длинные сапоги до колена. На голове же его красовалась широкая шляпа с полями.
Чуть ли не исполненный грусти, незнакомец медленно поднял и наставил на меня свой арбалет, пока я, ошарашенная, сидела, не в силах сдвинуться с места, прижимая одеяло к груди, не сводя с мужчины загипнотизированного взгляда.
Прошло несколько мучительных секунд. Может, даже минут. Время остановилось для меня в тот момент, когда средневековое оружие нацелилось на меня. Но ничего не происходило. Я смотрела туда, откуда должна была вылететь серебряная стрела, и, пронзив мое сердце, убить меня, а охотник смотрел на меня. Потом раздраженно тряхнув головой, да так сильно, что его шляпа упала на пол, незнакомец отбросил оружие на пол и воскликнул.
— Проклятие! Я не могу тебя убить!..
Выйдя из состояния ступора, я еще раз окинула его пространным взглядом и тихо произнесла. — Если передумали, тогда хотя бы потрудитесь объясниться, кто Вы, что Вам нужно и какого черта Вы здесь забыли, с Вашими-то дурными манерами. Бить стекла в чужих домах и врываться к обнаженной женщине в комнату не по джентльменскому кодексу.
И пусть я была экс-королевой этого мира, но что-то будто бы не позволяло разговаривать с этим мужчиной на 'ты'.
— Где он? Где твой муж? Если я доставлю в Ватикан голову Дракулы, быть может, мне простят, что я не тронул его жену.
— Владислав уехал по государственным делам. И не вернется домой в течение полугода. Можете не надеяться. — Соврала я, мысленно умоляя высшие и низшие силы не позволить ему в этот самый момент войти в нашу комнату.
— Ну да, конечно. — Фыркнул мужчина, смерив мою фигуру под одеялом многозначительным взглядом. Подняв с пола упавшую шляпу, абсолютно не стесняясь и усаживаясь на край моей кровати в своем не слишком-то чистом пальто, он даже посмел улыбнуться. Из меня наружу просились сотни слов хамства и дерзости в ответ на такую вопиющую наглость, но, учитывая, что всего лишь несколько минут назад арбалет охотника был направлен мне прямо в сердце, я прикусила язык. Тем временем мужчина окинул меня усталым взглядом своих зеленых глаз и пропустил язвенную ремарку с ничего не выражающим лицом. — По тебе аж видно, что далеко он уйти не успел.
— Ладно, мил-добр человек. — Аж вспылила я, даже не заметив, как перешла с ним на 'ты', растеряв этикет где-то по пути между осознанием того, что он смеет вваливаться без предупреждения, бить мои окна, садиться на мою кровать в своем грязном тряпье, когда я сижу, завернувшись в одеяло, в чем мать родила, да еще и у него хватает наглости меня подкалывать. — Сейчас же отвечай, кто ты таков, и что здесь делаешь, иначе я пускаю в ход клыки и когти. И тогда пощади тебя Бог. С другими охотниками я без разговоров поступала так, как сказала. С первой минуты. Но ты, отчего-то, кажешься таким знакомым, хоть я и не помню тебя, что мне как-то даже стыдно нападать на тебя.
— Даже обидно, что ты так легко забыла любовь всей твоей жизни, Маргарита. Мы ведь должны были с тобой пожениться. Все было уже готово, но в последний момент ты выбрала его. И он погубил тебя. Дважды погубил. И третий раз погубит. Ему нельзя доверять. Что же ты сделала с нашей любовью?.. Я же любил тебя, как ни один другой бы не смог. Но сейчас… Сейчас ты выбрала в мужья того, на кого охотилась. Кого только в две тысячи третьем году, по меркам реального мира, пыталась убить за то, как он поступил с тобой, когда тебе было двенадцать.
Догадка посетила мою голову внезапно и осенила меня собой. Сопоставив образ сидевшего на моей кровати, протянувшего ладонь в сторону моего лица, но столь же быстро и отдернувшего ее, мужчины с образом того, кого целовала во сне в вишневом саду в тысяча четыреста сороковом году, переживая фрагментарно жизнь Маргариты Ланшери, я коротко выдохнула, подтянув колени к груди, склонив на них голову и заправив за ухо прядь волос. — Гэбриэл Ван Хельсинг…
— Верно. А вот и ты. — Мужчина выудил откуда-то из-за пазухи увесистую папку и кинул ее на постель к моим ногам.
Это было досье. Полная папка на меня. Открыв ее, я поразилась. В ней было несколько моих фотографий и полная информация о моей жизни. Текст в папке гласил следующее.
'Лора Аделла Уилсон. Урожденная Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль. Дочь Лары Далайны Авиры Рании Шиаддхаль — наследной королевы эльфов Благодатной Долины и крестьянина Крегина. Родилась двадцать третьего ноября тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года в магическом мире. Имеет сестру-близнеца по имени Милиэль Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль. Сразу после рождения была отдана на воспитание в семейство Хранителей Баланса Измерений — Сары и Томаса Уилсонов, в мир без магии, в город Хартфорд штата Коннектикут. Предыдущие перерождения: оригинал — Маргарита Ланшери 1413-1462 г.г. Первая реинкарнация — Аниита Саливан 1802-1820 г. г. О том, в чьем теле проживал дух Лоры Уилсон до Маргариты Ланшери данных нет. Ключевая фигура пророчества о воцарении Ночи, наряду с графом Владиславом Дракулой 1422-1462 г.г., продолжившим существование после смерти в качестве проклятого Богом вампира. В возрасте двенадцати лет, в двухтысячном году, была им похищена и изнасилована. Позже была возвращена в реальный мир, но приняла осознанное решение бороться с силами зла. В две тысячи третьем году, в возрасте пятнадцати лет, была завербована ватиканскими монахами в качестве охотницы на нечисть при опытном наставнике — Гэбриэле Ван Хельсинге, год рождения не известен, предположительно, пятое тысячелетие до нашей эры. После задания в Париже была отправлена в Трансильванию оборотнем со священной миссией убить Дракулу. Потерпев неудачу, была отослана в Рим и подвержена процедуре очищения и стирания. В две тысячи четвертом году, окончив Кулинарный институт и сбежав из дома, в амнезийном состоянии была трудоустроена в Психиатрическую Больницу №14, где снова встретилась с королем мира проклятых. Была забрана им в магический мир, обращена в вампира, взята в жены и коронована. О дальнейшей жизни Лоры Аделлы Уилсон-Дракула, королевы мира проклятых, ничего не известно.'
Подняв на мужчину округлившиеся от шока глаза, я потрясла папкой перед его носом, выпалив всего четыре слова. — Что это за хрень?..
— Такое же досье у меня и на твоего мужа есть. Только там дольше читать придется. Купи полную версию на ибэй. — Съязвил Гэбриэл, но все-таки ответил на мой вопрос. — В Ватикане хранятся папки-досье на каждого человека, который в состоянии повлиять на сеть магических миров и внести в них глобальные изменения. Своих однокурсников по институту ты там, конечно, не найдешь. Рядовых вампиров тоже. Но ты — слишком значимая личность. Несколько раз переродившаяся душа, да еще и ключевая фигура пророчества о воцарении Ночи. Поэтому даже не представляю, почему тебя удивляет, что в архивах потомков авторов пророчества есть данные о тебе. Думаешь, зря ты была отдана на воспитание не абы кому, а Хранителям Баланса Измерений? Они следили за тобой, и все данные о тебе передавали в самое сердце организации, которое, как раз, и находится в Риме. Святой Орден знает о тебе все, Лора Аделла Уилсон-Дракула.
Я смотрела на Ван Хельсинга немигающим взглядом, словно пребывая в оцепенении и все еще не веря в то, что всю свою жизнь я живу, практически, как подопытная крыса, которую свыше дергают за ниточки сильные и властные мира сего. И того. О которой каждая вшивая собака знает абсолютно все… Поборов ступор, я, наконец-то, заговорила.
— И твое задание сейчас — убить нас? Мы же… Последнее время никого не убиваем, за что? Только во имя того, чтобы пророчество не сбылось? Полагаю, бесполезно просить за него, если ты настроен решительно. Я бы могла позволить убить себя без сопротивления, если бы ты сжалился над Владиславом. Пожалуйста, не отнимай у меня мужа. Я не могу так жить… Больше не могу. В твоем досье столького нет… О том, как я жила здесь после того, как приехала. Я прошла через мясорубку и ад. Я была хорошей девушкой, училась в институте и никому не желала ничего дурного. Но потом… Будто все миры восстали против меня и захотели меня уничтожить…
Слезы непроизвольно выступили на моих глазах, и Гэбриэл почти что нежно взял мою руку в свои. — Они говорили, что ты — мерзость. Богопротивное создание мрака. Но я вижу ту девушку, которую когда-то любил. И за все эти века мои чувства к тебе не остыли. После убийства Владислава в первый раз, поспособствовав обращению чистой верующей души к тьме, меня забрали и, как и тебе, стерли память. В Ватикане мне не простили, что именно я низверг душу человека в ад. Пусть он и сам двигался по пути к бездне, но это я был тем, кто толкнул в спину. Лишним будет даже упоминать о том, что именно за этот проступок меня и 'очистили', и 'стерли', и вспомнил я о том, что произошло тогда, лишь недавно. Любовь к цыганке-ведьме — служительнице темных сил, ревность и убийство лучшего друга на почве злобы и ревности далеки от добродетели и божьих законов. Я виноват перед Всевышним не меньше вашего, Лора. Тогда Владислав Дракула забрал мою женщину, а я — его жизнь и его кольцо с символом Ордена Дракона. Правда, лишь на время. Позже оно было утеряно, а сейчас вернулось к первоначальному владельцу. Я хотел его смерти. За то, что Маргарита погибла, войдя в его замок. Но сейчас я не чувствую, что у меня есть право влиять на вас. Я пришел даже не ради этого. Я просто хотел поговорить. С ним, с тобой. Я убил его в состоянии амнезии в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом. Несколько раз, не имея возможности уничтожить, доставлял в твой бывший мир, в тюрьму-убежище для монстров. Упертый сукин сын столько раз сбегал оттуда, что я даже посчитать не в состоянии. Но сейчас, вспомнив все, как было, я, кажется, исчерпал запасы злобы и ненависти. А побывав вервольфом в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, я, кажется, даже понял, каково это быть чудовищем, и уже не так критично отношусь к разнице между людьми и нечистью…
— Память прошлых реинкарнаций возвращается частично. А что касается нас и охоты на монстров и чудовищ я не помню об этом и вовсе. Расскажи, если тебе не сложно. Только прикрой глаза. Позволь, наконец, одеться.
Ван Хельсинг послушно закрыл глаза. Я вылезла из своего укрытия, накинула на себя шелковый бордовый халат, и, туго затянув пояс, скрестив под собой ноги по-турецки на кровати, разрешила охотнику открыть глаза и начать свое приключенческое повествование. Память Маргариты Ланшери, Анииты Саливан, рода Шиаддхаль и первой ночи в подземелье вернулась ко мне через сны. Память о единственном доселе так и оставшимся белым пятном в моем сознании две тысячи третьем годе, который запомнился лишь месяцами обучения в институте и ничем иным, сейчас был готов вернуть мне своим рассказом мужчина, который был первой любовью самой первой версии меня — Маргариты Ланшери…

***

2003 год. Франция. Париж.

В очередной раз вспомнив имя Бога и какой-то там матери, я скрылась за фонарным столбом, одергивая белоснежный узкий подол платья на широких бретелях с вышитым из бисеринок цветком на груди. Это платье ну никак не подходило для бега и физических нагрузок. Тем более, оно не подходило для бега во имя спасения собственной жизни. Обернув голову через плечо, я посмотрела на две массивные каменные статуи чертей-горгулий на крыше собора Парижской Богоматери. Еще только мгновение… Не дай себя обмануть… Где-то неподалеку часы пробили полночь. Внезапно, расправив массивные широкие крылья, адские твари отряхнулись, скинув с себя свое каменное обличие серой стружкой, открыли полыхавшие адским огнем глаза и спикировали с крыши собора вниз. Переглянувшись со своим лучшим другом — Гэбриэлом Ван Хельсингом, я утвердительно кивнула. Получив такой же кивок в качестве ответа, я рванулась с места, на сей раз в обозримое демонам пространство и побежала что было сил в сторону собора. Рванув тяжелые двери на себя, я влетела туда в последнюю секунду. Тем временем одна из тварей уже успела царапнуть меня по открытой спине, и я в очередной раз пожалела, что при отправлении в Париж, город любви, захотела выпендриться и надеть коктейльное платье. Знай я тогда, на каких зверюг предстоит охотиться, мне и в голову бы не пришел подобный бред. Мое сердце гулко стучало о ребра, отплясывая чечетку, пока я продвигалась куда-то вверх. Оказавшись возле окна-розы, я задумалась. Дальнейших указаний о том, что мне делать, от Гэбриэла я не получала. Сам он был где-то далеко позади, с единственным секретным оружием, способным убить горгулий — зачарованным магией клинком. Я же была абсолютно безоружной пятнадцатилетней девчонкой, которую обещали прикрыть. Черт… Это единственное, что я успела подумать, когда окно-роза разбилось от взмаха мощных крыльев демонической твари. Через несколько секунд горгулья предстала передо мной, маша крыльями. Тут-то я ее и рассмотрела. На похожей на чертовскую голове твари красовались звериные загнутые рога, острые когти массивных лап были, однозначно, длиннее медвежьих, а хвост, столь похожий на драконий, яростно сотрясал своими взмахами воздух. Взвизгнув, как ошалелая, я кинулась за один из колоколов, истошно вопя: 'Гэбриэл! На помощь!!!'
Со стороны окна послышался неясный звук, и что-то влетевшее через разбитый проем, внезапно впиявилось твари в спину. Она взвыла, издав практически змеиное шипение, и, через доли секунды, лишилась кожистого крыла. К моим ногам упал разрезавший чудовище тоджо-нож с острым лезвием и остаток крыла. Затем в окне показался Ван Хельсинг, по-быстрому втаскивавший стальной трос за собой.
— Лора, ты в порядке?!
— Лучше не бывает. Только прибей эту сволочь. А-а-а-а-а-а, мамочки!!!
Истекавшая синей кровью тварь все-таки вцепилась мне в волосы. Я отбивалась от нее локтями и коленями, пока мой наставник рубился со вторым демоническим созданием. Зарубив горгулью, проследив взглядом за тем, как она, обмякшая, падает на пол собора, он кинулся ко мне, на ходу выкрикивая, дескать, в прошлый раз в Париже, в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году, с Мистером Хайдом, было куда как проще. Раненой твари, по всей видимости, было уже нечего терять, и она оказалась куда как яростнее своей напарницы. Перекинувшись с меня на нападавшего на нее Ван Хельсинга, горгулья вцепилась в него когтями и вынесла в открытое окно.
— Гэбриэл!!! Нет! — Что было сил выкрикнула я, подбегая к разбитому окну, перегибаясь через него всем корпусом, и случайно раня обе руки о разбитые осколки. Скотина тащила моего друга на себе, коварно готовясь разжать когти, когда пролетит мимо последнего места, где он мог спешиться без опасности для жизни, — ровной площадки крыши. Даже в Ватикане нас предупреждали о том, что горгульи обладают безупречным высоким интеллектом и склонностью уничтожать.
— Черт, черт, черт! Что же делать! — В приступе паники и отчаяния, захлестнувшего меня с головой, я прижала ладони к горящим вискам, отчаянно глядя, как горгулья уже подлетает к краю площадки. Решение оказалось неожиданным и явилось ко мне, как по волшебству. Внезапно мой взгляд зацепил лежавший на полу зачарованный клинок, который Гэбриэл выронил, наверняка, сражаясь с раненым монстром. Без права на ошибку, Лора. Будет лишь один шанс. Один шанс и не более того.
Я перехватила клинок поудобнее и выглянула из окна. Горгулья, не чувствуя подвоха, преспокойненько летела, повернувшись ко мне спиной.
— Прощай, тварь!..
Прищурив левый глаз и вскрикнув для пущей убедительности, я швырнула клинок, точно копье. Заряженное магией оружие в аккурат пробило спину демоническому созданию, пройдя через сердце. Метнувшись в сторону и издав пронзительный визг, от которого у меня заложило уши, чудовище расцепило когти, и Гэбриэл Ван Хельсинг грузно свалился на площадку крыши, а тварь, еще немного полевитировав, спикировала вниз с собора. Закрепив трос в стене, я бесстрашно вцепилась в него руками и, оттолкнувшись от пола собора, через несколько секунд удачно приземлилась на площадку крыши возле все еще лежавшего на ней друга на обе ноги, на каблуки своих белоснежных туфель.
— По законам боевика надо бы подхватить девушку на руки, но я был не в том состоянии. Извиняй. — Ван Хельсинг еле поднялся на ноги, и, надев шляпу, склонился вниз. Я последовала его примеру. На асфальте, глядя на нас молочно-белыми глазами без зрачков, лежала обнаженная юная рыжеволосая девушка, у которой была отрезана рука, и торчал из груди зачарованный магией клинок.
— Господи. — Я перекрестилась. — У этих демониц еще и человеческое обличие есть…
— Думаешь, почему меня по всему миру называют убийцей?.. Вот поэтому… Потому что практически все монстры и чудовища перед смертью превращаются в людей, которыми когда-то были. А горгульи, служительницы тьмы, — это девушки, некогда продавшие душу Дьяволу. — Выдал, выдохнув, Гэбриэл, не сводя взгляда с трупа убиенной с пробитой клинком грудью.
Ободряюще похлопав по плечу друга, который с грустью скорбно смотрел на погибшую, я отвернулась от края крыши, сдергивая и сворачивая стальной трос, единственный наш шанс спуститься отсюда невредимыми, игнорируя собиравшуюся под стенами собора Парижской Богоматери толпу зевак во главе с полицией, со словами. — Не бери в голову. Эти сучки убили столько людей, каждую полночь превращаясь из статуй в живых монстров, что тебе не в чем себя винить. Может, когда-то они и были людьми, но сами приняли осознанное решение продать душу. Мы с тобой и Святой Орден с древности делаем мир лучше и чище. Не стоит жалеть ее. Рыжая бестия убила бы тебя без сожаления. Идем. У нас много дел. Кардинал Джиэнпиро дал нам всего трое суток на убийство горгулий, иначе к следующему заданию, если задержимся, у нас останется на отдых всего день вместо положенных трех. Тоже мне Париж. Я-то представляла сердечки, лямур, тужур, абажур и же не манж па сис жур, а тут надо бегать на каблуках и летать через разбитые окна на тросе в узком платье. Всем теперь буду говорить, что видала их Париж. Ничего особенного.
Я коротко фыркнула и направилась к противоположному краю крыши, громко стуча каблуками по ней, уже слыша недовольные вопли полиции о том, что Ван Хельсинг и Уилсон — убийцы.
— Вот и спасай их шкуры от проклятых существ. Год от года одно и то же. — Закрепив трос на крыше, Гэбриэл покачал головой и обнял меня за талию, пока я приглаживала каштановые кудри, спутавшиеся от погони и сражений. Не предупредив меня, он спрыгнул вниз. Я же успела только взвизгнуть…
Наши лошади были привязаны в близлежавшем лесу. С трудом оторвавшись от погони, запутав следы и ступив под кроны сосновых деревьев, мы уже увидели своих мирно пасшихся гнедых. С облегчением выдохнув, я практически подошла к лошади вплотную, как вдруг мелькнувшая рядом со мной тень напала на меня и вцепилась прямо в горло. Надо отдать должное Ван Хельсингу, среагировал он моментально, и, уже через несколько секунд, у моих ног лежал застреленный серебряной пулей из пистолета, незнакомый мне, мертвый и достаточно симпатичный юноша лет восемнадцати в клочьях облезшей с него бурой шерсти.
Зажав рукой кровоточившее горло, я просипела. — Это ж какого черта вообще оборотень забыл в Париже? Они же здесь не водятся! Хорошо еще, что смеха ради прихватили антивервольфовское оружие, иначе сейчас было бы не сдобровать…
Ван Хельсинг же, задумчиво окинув взглядом юношу, тихо произнес. — Неужели у Анны все-таки был ребенок?.. Как же парнишка похож на юного принца цыганского рода из девятнадцатого века, ее брата…
Оправив на себе свой коричневый кожаный плащ и шляпу, он кинул на меня помрачневший взгляд. — Не имеет значения, откуда он здесь. Ты инфицирована. Если не получишь антидот до первого полнолуния, которое будет уже через неделю, после двенадцатого удара часов процесс будет необратим. А после твоего окончательного оликантропивания Орден заставит меня убить тебя, как бы мне ни было тошно от одной подобной мысли…
Еще не придя в себя от боли, в состоянии шока и аффекта, я уставилась широко открытыми и полными ужаса глазами на легендарного борца с нечистью всех времен и народов.

***

Путь до Ватикана в Риме, уехав в восход, мы проделали, молча, в седлах своих гнедых. Я лишь изредка постанывала от боли, причиняемой расползавшимся все шире укусом, и зажимала горло рукой… В конце концов, Ван Хельсинг, промыв сперва водой из какого-то пресного источника, встретившегося на пути, место укуса, перетянул рану оторванным куском от своего серого вязаного свитера…
Наша уютная, но небольшая комнатушка при Ватиканском соборе вмещала в себя две спальные койки, две прикроватные тумбочки и небольшую книжную полку над одной из кроватей. Это было наше с Гейбом место для отдыха. Здесь, зализывая раны, точно животные, мы за пару дней приводили себя в чувство и вновь отправлялись на борьбу со злом.
Я снимала изрядно надоевшие туфли, а Ван Хельсинг, понурый и озлобленный, не желая общаться даже со мной, разлегся на койке, в чем и приехал, гадая кроссворд, когда дверь в комнатушку приоткрылась, и на пороге возник хмурый кардинал Джиэнпиро. Я была совсем посеревшей: и лицом, и настроением, под стать другу. Надо сказать, что когда Гэбриэл появился в моей жизни, на пороге моего дома, посланный Хранителями Баланса Измерений и ватиканскими монахами, чтобы вовремя поставить меня на путь добра, пока я еще не скатилась в тьму, согласно какому-то их невнятному пророчеству, я была даже рада покинуть родителей навсегда, устав от невыносимых материнских религиозных замашек, но сейчас казавшиеся ранее захватывающими авантюра и приключения охоты на монстров и чудовищ опостылели. Особенно теперь. Когда я без недели оборотень, без двух — мертвый оборотень, а антидот не факт, что существует; не факт, что его можно достать; не факт, что даже если и достанешь — сработает.
— Ван Хельсинг и Уилсон! — Громко воскликнул Джиэнпиро, всплеснув руками. — Окно-роза! Опять! Лору это наименее касается, но ты, молодой человек, был предупрежден уже, кажется, лет сто назад! Сколько можно?!
— Хватит играть в кардинала Джинетт. — Огрызнулся Гэбриэл, точно это он уже был готов превратиться в оборотня, а не я. — Я осведомлен об окне. Мне, что, нужно было горгулью за хвост тащить, каким-то чудом оказавшись в воздухе, чтобы она не влетела, куда собиралась?!
— Да на вас обоих лица нет. — Только сейчас кардинал соизволил заметить наши понурые серые лица. — Что стряслось?..
— Ваша некомпетентность подвергла одного из ваших служителей смертельной опасности. Вы не давали нам информации о том, что в Париже водятся оборотни. Мы были не готовы к нападению, и Лору укусили. Теперь она обратится через семь дней. Нам нужен антидот. Срочно!
— Что ж. — Лицо кардинала Джиэнпиро просветлело, и он внезапно не в тему улыбнулся. — А это весьма хорошие новости, молодой человек! Лора не получит антидот сейчас. Она получит его по факту выполнения нового задания. Ее трансформация нам на руку. Теперь, став оборотнем, она сможет покончить с жизнью ее и твоего смертельного врага номер один. Ты его помнишь. Граф Владислав Дракула. Его имя висит в списке тех, кого нужно убрать по заданию Хранителей Баланса Измерений, первым номером, но у нас не было ни малейшего шанса сделать это, а теперь Мисс Уилсон — наше единственное решение и спасение. Через три дня я собирался отправить вас в Норвегию, охотиться на гремлинов, но теперь, раз уж нам так повезло, вы отправитесь на восток. В Трансильванию. Гремлины подождут. Король проклятых должен упокоиться раз и навсегда.
С самодовольной улыбкой Джиэнпиро кинул на койку Гэбриэла фото объекта. Вернее будет сказать, три фотографии на одной. Фотография мужчины при жизни — в широкополой шляпе с длинными распущенными полувьющимися волосами в золотых одеждах, фотография после смерти — в черном камзоле с забранными в конский хвост волосами, фотография в обличии страшнейшего чудовища с длинными зубами-иглами, высокими висками, звериными багровыми глазами и чешуйчатой кожей. Мужчина с первого снимка был серьезным, со второго — нагло ухмылявшимся, а его черные глаза: холодные, мертвые, страшные и невыносимо пугавшие… Я отвернулась от фотографии, давя приступ паники, но было уже слишком поздно. Перед глазами предательски почернело, дыхание сбилось, сердце пустилось в залихвацкой пляске галопом, а дышать стало совсем невозможно. Я уже задыхалась в приступе панической атаки со слезами на глазах. Когда хватило сил, я выкрикнула так, что было, спорю, слышно на весь собор.
— Да будьте вы прокляты так издеваться надо мной! Этот ублюдок уничтожил мое детство! Он изнасиловал меня, когда мне было двенадцать лет! Маленькую, беззащитную девочку! Он терзал мое тело, пил мою душу! Почему нельзя других выбрать на это задание?! Почему я, Господи? Я боюсь его! Я его ненавижу! Не смейте меня туда отправлять! Не смейте! Гэбриэл, не позволь им! Гэбриэл…
Через несколько секунд я почувствовала успокаивающие объятия. Прижавшись к груди друга, я сотрясалась от невозможных мучений в беззвучных рыданиях. Мысль о том, что снова придется встретиться лицом к лицу с этим исчадием ада и самой тьмы порождала во мне единственное желание. Оказаться мертвой прямо сейчас, на этом самом месте.
Ван Хельсинг поднял взгляд на холодно смотревшего на нас кардинала Джиэнпиро, гладя меня по волосам. — Вы разменяли свою совесть где-то между походами по барам в ночное время и съемом шлюх. Раньше у кардиналов был кодекс чести и сочувствия. А сейчас… Вы понимаете, на что отправляете пятнадцатилетнюю девчушку?.. Вам мало того, что она практически стала вервольфом, ведь Вы не желаете ни в какую давать антидот! Так теперь еще и отправляете ее на встречу с тем, кто разрушил ее жизнь, поломал ее психику…
— Я Вам советую, Мистер Ван Хельсинг, прикусить язык по поводу моей личной жизни. — Холодно перешел на официальный тон кардинал. — Вы оба расплачиваетесь за свои страшные грехи прошлых лет. И учитывая то, кем она была в пятнадцатом веке, ей еще мало досталось от Господа Бога нашего. Скажите спасибо, что я вообще пустил под свою крышу перерождение ведьмы, продавшей душу тьме. Чтобы очиститься от своих грехов, она должна убить того, кого выбрала в прошлой жизни и обратила к мраку. Так и только так она получит прощение. Я отдам антидот. Но Вам, Гэбриэл. Вколете ей его на двенадцатом ударе часов, но только после того, как она прикончит Дракулу. Не смотрите на крокодиловы слезы. Не смейте ей доверять. И, упаси Вас Бог, проявить сочувствие и отдать противоядие ей. Посмотрите, как быстро она скинет личину волка до убийства графа-вампира, лишь бы не причинять ему боль. Вы просто не осведомлены, молодой человек, о силе любви, за которую оба продали душу. Гладить ее по головке, бедную, плачущую, конечно, можно довольно долго. Но готовьтесь к тому, что сейчас проклиная его, увидев и поговорив с ним пару минут, она, как продажная девка, раздвинет перед ним ноги, забыв и об изнасиловании, и о детской психологической травме. Не стоит доверять малолетней наркоманке. Так было из века в век. В любом ее перерождении он так ее влечет, что она моментально теряет голову.
— Лора не обязана отвечать за поступки Маргариты. В ней нет больше той тьмы. Тьма развеялась после сожжения первой ее версии на костре. Она — обычная девочка, Джиэнпиро. — Так же холодно ответил Ван Хельсинг, отрицательно покачав головой.
— Пока что обычная девочка. — Лицо кардинала неприязненно исказилось. — Тьма на то и тьма. Она может побрать на любом отрезке пути жизни даже внешне кажущиеся невинными души. Вы предупреждены, Мистер Ван Хельсинг. Через два дня жду Вас у себя за получением антидота. Монахи займутся его изготовлением уже завтра. Отдадите его ей, пожалев ее, раньше срока, и лишитесь работы и крыши над головой. Здесь Вас больше не примут, Гэбриэл. Вы на пути очищения от тьмы, в которую добровольно себя толкнули практически шесть столетий назад. Не испортите все. Вы выезжаете на третий день. Никаких возражений…
Кардинал Джиэнпиро нарочито громко хлопнул дверью нашей комнатушки, оставив меня, зареванную на плече друга и наставника, и Ван Хельсинга, в гнетущем душу молчании и в тишине…

***

2003 год. Бистрица.

— А мне уже начинает нравиться Румыния. — Я сделала над собой невероятное усилие и попыталась выкинуть из головы две разъедавшие мое сознание мысли. О том, кем мне суждено стать уже завтра, и о том, с кем завтра же придется встретиться лицом к лицу. Не без труда, но даже получилось, пока я, заинтригованная и уже подпавшая под обаяние этой невероятно мистической страны, оглядывала гостиничный номер одного из недорогих отелей Бистрицы.
— Не привыкай. — Коротко отозвался на мои восхищенные возгласы Гэбриэл, и, поставив сумку со святой водой, серебряными кольями, распятиями, чесноком и прочими орудиями против нечисти (дескать, неизвестно, кроме Дракулы, на кого еще придется здесь наткнуться, ибо в девятнадцатом веке он жил не один, а с невестами), на пол, отбыл в душевую. — Мы здесь только ночь перекантоваться. Затем — прямиком в Трансильванию. Положим конец жизни безобразного растлителя малолетних, ты получишь свой антидот и забудем обо всем, как о ночном кошмаре, свалив отсюда по-быстрому.
— Почему я не могу держать его при себе? — Разнылась я, падая на один из белых диванов. Таких их здесь было аж целых два, и они образовывали собой аккуратный полукруг. Небольшой черный камин в стене с полосатым паласом возле него я приняла решение зажечь уже сейчас, благо зажигалку мой друг носил всегда с собой во внутреннем кармане сумки, потому что выкурить пару сигар в день был совсем не против, и, слушая, как весело потрескивают поленья, уставилась мечтательным взглядом в большое окно с видом на цветущий сад, предварительно аккуратно раздвинув нежный белый тюль и поправив ламбрекены на темно-серых бархатных занавесках.
Меня невероятно изумляло наблюдать за тем, как в этой комнатке модерн витиевато переплетался с вычурными узорами мебели стиля викторианской эпохи, из общего шаблона которого выделялись разве что два этих белоснежных дивана. Остальная мебель радовала привыкший к эстетике вкус: три стула, кровать, стол с резными ножками цвета красного дерева. Все-таки, что ни говори, а путешествие отвлекало даже от самых мрачных мыслей. Загадочная и таинственная Румыния же и вовсе манила своей красотой, мистицизмом и ощущением грядущих приключений.
— Вот бы остаться здесь жить навечно. — Тихим, но отчетливым, весьма мечтательным голосом почти пропело подсознание, но голос внутреннего 'я' тут же испортил всю романтику.
— Под теплым боком у маньяка, лишившего тебя детства? Ополоумела совсем или уже скучаешь по его холодным и грубым рукам?..
Язвительный голос этой противной субстанции во мне всегда так делал. Портил мне настроение и отравлял жизнь. Отчего-то смутившись и покраснев, я тихо выдохнула. — Заткнись.
— Ты что-то там сказала? — Раздался голос из душевой. Гэбриэл Ван Хельсинг сбривал щетину, наросшую за несколько дней поездки.
Пытаясь отмазаться, чтобы меня не приняли за сумасшедшую, ведущую беседы с самой собой, я свела разговор в другое русло. Наиболее терзавшее меня. — Да, сказала. Спросила, когда ты отдашь мне антидот.
— Ты слышала, что сказал Джиэнпиро. Я вколю его тебе, когда ты убьешь эту скотину. У тебя разве есть причины не доверять мне? Я всегда тебя прикрывал. Как бы ни было ужасно то, что с тобой произошло, но кардинал прав. Это наш единственный и, возможно, последний шанс. Никто из охотников особо рьяно не желает обращаться в вервольфа, а как иначе убить короля проклятых нам пока не известно. — Отозвался Ван Хельсинг, что-то напевая под нос.
— А как же напарники, друзья и товарищи? Как же доверие? Не тебе обращаться на этот раз в блохастую тварь. Я как бы все равно немного переживаю, что антидот не у меня в такие ужасные для меня в ожидании превращения часы. — Обиделась я, сев возле камина, скрестив ноги по-турецки под собой, тщетно пытаясь согреть ледяные из-за плохого тока крови руки, подставив их теплым огонькам и потирая. Взглянув на настенные часы, я отметила, что уже пробила половина шестого вечера.
— Да и правда. Как же напарники, друзья и товарищи? Ты вот сейчас подумала о себе, а о том, что меня лишат крыши и работы, если что-то пойдет не так, даже не упомянула. Тебе не о чем переживать. Я не оставлю тебя в трудную минуту и не позволю превратиться в чудовище.
В ту же минуту волей-неволей мне пришлось отвлечься от перепалки и размышлений, потому что сноп искр весьма неожиданно вылетел из камина и обрушился на палас.
— Твою мать! Черт! Так недолго и гостиницу спалить!
Вскочив с места, я кинулась на выручку к полосатому коврику, но затем что-то заставило меня остановиться. Может, потому что это был не просто какой-то сноп искр, а потому что здесь и сейчас, в эту минуту, в комнате творилась магия.
Медленно и монотонно искры огненными змейками ползли по паласу, выводя на нем буквы. Сделав несколько витков и завитушек, они погасли, как и не было. Зато на паласе готическими черными буквами, ровным почерком, оказалась выведена до чертиков напугавшая меня фраза.
— Тебе не сбежать от своей судьбы…
Выжженные на темно-красном коврике буквы внезапно выгнулись дугой и начали танцевать бешеный макабр. Тонко вскрикнув, я прижала руку к губам. Тем временем в пламенных отсветах камина я увидела смотревшие на меня черные, хищные, холодные и озлобленные глаза. Отводить взгляд оказалось абсолютно бесполезно. Теперь, куда бы я ни посмотрела, я всюду видела эти глаза — на полу, потолке, стенах…
— Господи, помоги мне! Хватит, молю. Пусть это прекратится… — Приняв единственное возможное в таком безвыходном положении решение, я без сил опустилась на колени на пол, лицом вниз, закрыв глаза руками. Не имея никакого представления о том, сколько времени я пробыла в таком состоянии, я подняла голову и открыла глаза только тогда, когда почувствовала, что надо мной стоят.
— С тобой все в порядке? — Вытирая белым махровым полотенцем свою длинную шевелюру, Гэбриэл Ван Хельсинг растревоженно и озадаченно смотрел на меня в упор.
— Да. Я в порядке. — Попыталась совершенно искренне солгать я. Не будучи уверенной в том, на какой по высоте балл претендует прирожденная актриса во мне, я задала дополнительный вопрос. — С чего ты взял, что что-то не так?
— Ну, знаешь ли. — Знаменитый охотник на нечисть окинул меня пространным взглядом и продолжил. — Люди, у которых все в порядке, обычно не лежат на полу лицом вниз, накрыв голову руками.
Поняв, что нет смысла больше отпираться, я тяжело выдохнула, присев на диван и уставившись неживым, полустеклянным взглядом в пол. — Я ошибалась, восхищаясь Румынией. Здесь, кажется, даже воздух пропитан безумием, ядовитым, заражающим своими миазмами сумасшествием. Я видела его. Он снова звал меня к себе… И, самое страшное для меня, наверное, то, что к своему ужасу, мне начинает казаться, что кардинал Джиэнпиро прав. Он меня никогда не оставит в покое, а я начинаю бояться, что вскоре я и не захочу бороться с этим…
Крепко обняв меня и прижав к своей сильной груди, пахнущей лавандой и другими приятными на запах травами, Гэбриэл гладил меня по голове, держа в руке мою нервно дрожавшую ладонь и тихо шепча на ухо. — Джиэнпиро — игрок, бабник и алкоголик, из последних сил строящий из себя наместника Бога на земле. Он ничего не знает о тебе. На днях твой мучитель будет мертв. Он не получит тебя никогда. Вскоре все закончится. Только потерпи еще чуть-чуть, помоги мне, и ты вырвешься из кошмара, терзающего тебя по ночам, обещаю.
Заварив мне чашку согревающего кофе, он нежно положил мою голову на свою грудь. Мы прилегли на один из белых диванов и, засыпая, я чувствовала себя защищенной, как никогда. Едва утренние лучи пробились сквозь темно-серые шторы с ламбрекенами, мы были уже на ногах. Владелец гостиницы промышлял еще и продажей лошадей, и, прикупив парочку незаметных серых стройных красавиц, мы покинули Бистрицу верхом, взяв курс на Трансильванию, чтобы раз и навсегда покончить с королем не-мертвых, графом Владиславом Дракулой.

***

У высоких ворот неприступного мрачного замка Дракулы я перевела дыхание и крепко стиснула теплую и сильную ладонь Гэбриэла в своей. Моя нервозность мало помалу передавалась и ему. Сжав мою руку в ответ, он вопросительно посмотрел на меня. Я же лишь еле выдохнула из себя.
— Я не уверена, что готова переступить порог этого замка, Гэбриэл.
— Все будет в порядке. — Зеленоглазый охотник на нечисть слегка улыбнулся мне, пусть и грустной, едва заметной улыбкой. — Уже половина двенадцатого. Нам нужно задержаться здесь всего на пятнадцать минут. Выстоять пятнадцать минут. Это ведь не так и долго. Ровно в полночь Луна полностью выйдет на небосклон, и ты обратишься. Целься укусом в шею. Перегрызи ему горло. И все будет позади навсегда. Вот. Держи.
Гэбриэл протянул мне шприц с красновато-багровой жидкостью в нем, и я благодарно посмотрела ему в глаза. Приобняв меня и поцеловав в макушку, Ван Хельсинг тихо прошептал мне на ухо. — Плевать, что там сказал Джиэнпиро. Я тебе доверяю. Я знаю, что ты не обманешь и не подведешь меня, Лора. Полгода мы уже охотимся вместе, и, честно говоря, не смотря на то, что внешне ты — всего лишь пятнадцатилетняя девчонка, твоей силе, мудрости, куражу и готовности прийти на помощь и выручить из беды, как было в Париже с горгульей, любой взрослый позавидовал бы.
Коротко кивнув и ощущая, как беспрерывно стучат зубы, не то от страха, не то от лютого трансильванского холода, я стиснула руку друга и наставника еще сильнее. — Покончим с ним!
Мы медленно шагнули к воротам проклятого замка, все еще раздумывая, что сказать стражам, чтобы нас пропустили, но у входа в замок их почему-то не оказалось. Ван Хельсинг напрягся всем телом, приготовившись к ловушке, вытащив из заплечной сумки арбалет и крепко зажав его в руках. Двери в само жилище короля не-мертвых отворились сами собой, и на пороге возник слегка ссутуленный почтенный седоволосый старец в черном лет пятидесяти-шестидесяти на вид. Гэбриэл уже вскинул арбалет, чтобы застрелить вампира серебряной остроконечной стрелой прямо в сердце, но заставший нас врасплох голос не позволил ему закончить начатое. Я содрогнулась всем телом. Этот голос являлся мне в каждом ночном кошмаре, звенел в ушах, не отпуская часами. Это он… Я еще не могла видеть владельца замка из-за плеча моего высокого и мускулистого друга, но даже его проклятого голоса хватило, чтобы повернуть назад. Я дернулась к дверям, но они тут же со скрежетом затворились прямо у моего носа. Стиснув зубы, я обернулась в его сторону, дрожа всем телом. Чокнутый маньяк не сводил с меня взгляда своих черных, будто сама ночь, глаз и коварно ухмылялся, отчего его вполне заслужившее называться красивым лицо становилось злобным и хищным. Точно личина Ворона в человеческой интерпретации.
— Зачем же прибегать к насилию и убивать ни в чем не повинного Роберта, дорогие гости?.. Зайдите лучше на чашку чая.
Я бросила вопросительный взгляд на Ван Хельсинга. Тот в ответ же лишь пожал плечами, и мы двинулись вслед за графом по узкому и длинному коридору, по высокой лестнице, мимо статуй демонов, терзавших прекрасных и светлых ангелов, поднимаясь все выше и выше, пока, наконец, не достигли девятнадцатого этажа. Внутри замок оказался намного светлее и ярче, нежели я представляла, а описать всю его красоту и величие, пожалуй, не хватило бы человеческих слов. Вскоре мы оказались в просторном и светлом зале, освещенном десятками свечей и огромных размеров великолепной люстрой из хрусталя. Напрочь забыв, что сюда нас сопровождает злодей всех времен и народов, гиблый маньяк, я широко открыла рот, глядя на все это великолепие, словно девочка, которая мечтает быть принцессой. Хотелось оказаться здесь не в дорожной одежде: джинсах и свитере, а в каком-нибудь прекрасном средневековом платье с тугим корсетом…
— С бокалом кровавой Мэри в руках и в объятиях гребаного садиста-маньяка. Ага, ага… — Злобно подметило внутреннее 'я', исчерпывая мое терпение и свои запасы сарказма. Стиснув зубы и шикнув на разбушевавшуюся субстанцию в голове, я опустилась на золотистое покрывало дивана за спиной Гэбриэла.
Я кинула взгляд на настенные часы. Двадцать три часа пятьдесят две минуты. Оставалось потянуть всего восемь минут. Восемь минут, и я убью разрушившее мою жизнь и побравшее мое детство проклятие.
— Ну да, ну да. Убьешь. Тоже мне, валькирия сыскалась. — Презрительно фыркнуло внутреннее 'я'. Подсознание, на удивление, молчало…
— Все никак не можешь успокоиться, м? — Прищуренные глаза графа испытующе воззрились на Ван Хельсинга. — Да брось ты, Гэбриэл. Мы это проходили, кажется, уже сотни раз. Любое твое оружие бессильно против моей сделки с Дьяволом. Ты не сможешь убить меня. Хотя, я все еще не могу понять, чем мешаю тебе.
Дворецкий, названный Робертом, принес две чашки с чаем и бокал крови для вампира и, затравленно, с неприязнью поглядывая на Ван Хельсинга, поспешно удалился. Тем временем граф продолжил. — Мне всего лишь нужна кровь, ну и, разумеется, продолжение рода. Я научился жить, не убивая без особой надобности. Но вот если первое еще можно достать с горем пополам, то второго нынче днем с огнем. Нынешнее поколение девочек, вроде как и не против, и подпадает под мое природное обаяние, а давать все равно боится. Или после раздувает целую драму и трагедию, хотя, я прекрасно чувствую, что сопротивления нет и не было. — Усмехнувшись, он покрепче зажал бокал крови в удлинившихся когтях и окинул меня столь выразительным и намекающим взглядом, что я не выдержала. Двадцать три часа пятьдесят восемь минут. В приступе ярости трансформация началась раньше, и зверь из меня полез наружу до обозначенного времени. Упав на колени возле дивана, я судорожно взвыла. Мои конечности несколько раз выгнулись то в одну, то в противоположную сторону, и я кинула затуманенный болью взгляд в окно. Полная желтая хищная Луна вышла на небосвод, бросая яркие лучи света в зал. Несколько судорог и конвульсий прошло по моему телу, и все закончилось. Я лежала на полу, все еще в человеческом обличии, хватая ртом воздух, не до конца оправившись от боли, пока граф пару раз хлопнул в ладоши и рассмеялся. Трансформация почему-то была прервана. Бросив взгляд в окно, я увидела, что мутно-черные тучи застлали собой ночное светило. Губы графа скривила самодовольная усмешка, и из-под верхней его губы показались клыки. — Ей-богу, вы, как дети. Этот фокус стар, словно мир. Неужели ты надеешься, что единожды, сто с лишним лет назад убив меня именно таким образом, тебе удастся проворачивать этот номер снова и снова, Гэбриэл?.. Луна сегодня не выйдет из-за туч, а Лора не обратится. Вы оба — ничто против меня, а сейчас…

@темы: Трансильвания: Воцарение Ночи 2016

---

Глава 23 - Воцарение регины и проклятие рода Саливан

VI. БЫТЬ ОХОТНИЦЕЙ

ГЛАВА 23 — ВОЦАРЕНИЕ РЕГИНЫ И ПРОКЛЯТИЕ РОДА САЛИВАН

Он загубил таких, как ты, не одну,
Словно куклою в час ночной,
Теперь он может управлять тобой.

Графа Константина Вольфа посвятили в короли. После этого ритуала четверо вампиров в длинных черных мантиях встали вокруг Анны и ее мужа, торжественно напомнив моей дочери преклонить колени. Мы стояли поодаль, в сторонке. Я, склонив голову на плечо мужа, он — приобняв меня за плечи…
— Дщерь Владислава Дракулы Первого, ты встаешь на колени в последний раз в своей жизни. Отныне все остальные будут стоять на коленях пред тобой или познают гнев твой во всем его могуществе. Принимаешь ли ты власть супруга своего, короля мира нашего, Константина Вольфа Первого, сына Люциана, признаешь ли ты его королем своим, единственным истинным правителем мира нашего и всея Трансильвании, чтобы стать королевой его вовеки веков? — Произнес падре, и Анна внимательно уставилась на него немигающим взглядом своих изумрудных глаз.
— Я принимаю его власть, как власть единственного истинного короля вовеки веков, чтобы стать его королевой. — Звучно произнесла моя дочь уже заученную реплику.
Что ж, в отличие от меня у нее было немалое преимущество — время подготовиться и выучить текст. Мне же нашептывал его в голове мой супруг, а я, в свою очередь, с запинками и заминками выжимала реплики из себя. Я улыбнулась, глядя, как Анна Валериес-Тедеску целует перстень рода Константина и припадает к нему лбом.
— Смеешься? — Раздался голос у меня в голове. Мне даже не нужно было поворачивать голову, чтобы знать, что Владислав улыбается полукривой ухмылкой.
— Трудно поверить. Только что я также стояла на коленях перед тобой, касаясь твоего кольца губами и лбом. — Крепко сжав его руку, на которой красовался перстень с изображением символа Ордена Дракона, я окинула его взглядом через плечо. — Наша девочка — уже женщина. Как же быстро летит время…
Затем, как по шаблону, моей дочерью, как в свое время мной, занялись старейшины.
Елизар коснулся окровавленной ладонью лба Анны, одетой в торжественное и горевшее золотом платье, нараспев произнеся. — Кровь Елизара даст Вам Мудрость. Да здравствует Ее Величество, мудрая королева Анна Вольф Первая, дщерь мира нашего.
Аластар оставил кровавый отпечаток ладони на левой руке регины, звучно произнеся. — Кровь Аластара подарит Справедливость. Да здравствует Ее Величество, справедливая королева Анна Вольф Первая.
— Кровь Велиара дарует Щедрость. Да здравствует Ее Величество, щедрая королева…
Звуки голоса третьего старейшины потонули в грохоте отворившихся в зал дверей, и на пороге возникла фигура в доспехах и алом плаще, развевавшемся за спиной посетителя. Лязг моих челюстей, казалось, разнесся по всему залу и был слышен даже за его пределами.
— Не смейте даже прерывать церемонию коронации. — Прошипела я мужу сквозь плотно стиснутые зубы. — Я ликвидирую этого клоуна.
— Лора, не смей. Он не стоит того. Один раз он тебя уже убил. — Владислав решительно крепко стиснул мое предплечье, окинув меня ледяным взглядом своих черных, как ночь, глаз.
Ненавязчиво вырвав руку, я бросила на него лишь один короткий взгляд. — Проследи, чтобы Анна стала королевой. В прошлую нашу встречу я еще не была вампиром. Сегодня же Валерий-завоеватель сложит свою голову к моим ногам.
— На поляну к лесу. — Рявкнула я Валерию-завоевателю, выходя из зала коронации, с силой захлопнув двери, чуть приподняв руку и используя знак 'Гравитацио', чтобы тащить бывшего короля Валахии за собой, как щенка на поводке. Не отпуская своего свекра ни на шаг от себя, весь путь из замка до поляны удерживая магическим знаком возле себя, я приняла свой меч из рук дворецкого на первом этаже, воззвав его несколько секунд назад зычным голосом, единственной фразой: 'Мой меч, Роберт!'. Милый Роберт сердечно пожелал мне победы, я же в ответ только коротко кивнула.
Предоставив отцу мужа возможность сражаться и использовать свой меч, я хищно усмехнулась ему, высоко подняв оружие, подаренное Дэнеллой Тефенсен, над головой. Мы рубились со скоростью света, вращаясь в вольтах и пируэтах, и я, в конце концов, признала, что воин из него, в принципе, не такой уж и плохой. Но он выдохся. И довольно быстро, потому что я была неутомимым бессмертным и проклятым созданием. Дыхание седовласого и седобородого виновника всех моих бед стало учащенным, движения замедлились с очередным оборотом вокруг себя, с каждым вольтом, финтом и пируэтом он все больше иссякал, когда я, наконец, приставила кончик клинка к его горлу, вздернув им голову Валерия-завоевателя кверху. Обреченность тяжелой тенью залегла в его глазах.
— Интересно только одно. — Сладко пропела я с неприкрытой угрозой в голосе, не сводя взгляда с пожилого узурпатора. — На что ты рассчитывал, прерывая коронацию моей дочери?.. Выжить? На то, что я проявлю милосердие и отпущу тебя, пару раз пнув под дых и плюнув в спину? Ты сжег меня заживо. Из-за тебя моя дочь повесилась. А мужчина, который стал для меня всем в жизни… Его ты изуродовал больше всех остальных, потому что ломал его психику, начиная с детства. Шрамы, побои и ссадины на теле шестилетнего ребенка. Так со своим чадом может вести себя только чудовище. А потом ты гнал и травил его веками, сговорившись со всеми профессиональными охотниками и Святым Орденом в Ватикане уничтожить его в девятнадцатом веке, при всем том, что он не портил тебе жизнь, а жил со своими невестами, пытался воскресить своих детей, и все на этом! Из-за тебя погибли мои настоящие родители, и я росла нелюбимым и нежеланным подкидышем. Ты поспособствовал смерти моей бабушки, перерезал мне глотку. На что ты надеялся, скажи мне?!
— Я устал бежать, ведьма. — Сухо и холодно отрезал Валерий-завоеватель. — Я мог бы скрываться так вечно, даже не пробуя вас уничтожить, но вот вы… Как ты и говорила на том столбе. Больше не люди. Но снова все в сборе. Владислав, Маргарита и Адриана. Как и в пятнадцатом веке. Бремя тяжкой любви позволяет ей мучительно возрождаться вновь и вновь. Вы все переродились. Все в добром здравии. А моя Алианна гниет в земле почти шесть столетий. Я не боюсь смерти. Убей меня, цыганская безродная бесноватая сука! Ты не изменишь себя никогда. Хоть десять раз переродись, хоть выучись на педагога и пройди курсы любви и всепрощения, ты все равно останешься продажной тварью своих темных духов и подстилкой вырожденного моей любимой щенка, который до сих пор так и не стал мужчиной. Он стал еще большим закомплексованным животным за века, все инстинкты которого твердят ему прятаться под юбкой у своей суки, которую он уже шесть веков забыть не может только потому что она лишила его невинности и отсосала, когда было необходимо. Что же ты медлишь, цыганская тварь? Давай, руби!
С силой надавив на клинок, я с удовлетворением проследила, как тонкое лезвие входит под кожу на горле узурпатора и хищно ухмыльнулась. — Это еще не все, Валерий. Назови. Мое. Настоящее. Имя. Глядя мне в глаза. И тогда я охотно подарю тебе смерть.
Его лицо исказилось такой гримасой ненависти, что эта самая гримаса была, пожалуй, в состоянии напугать и заставить отшатнуться любого смертного. Но я этим смертным уже не была.
— Маргарита Ланшери, проклятая…
Договорить он не успел. Издав нечеловеческий вскрик, я рубанула наотмашь. Голова Валерия-завоевателя мягко откатилась к одному из деревьев нашего хвойного леса. С улыбкой вытерев окровавленное лезвие меча о подол своего торжественного малинового платья, я бросила через плечо, крутанувшись на каблуках и направившись в сторону замка. — И я — не безродная цыганка, тупое чмо. Я — гражданка Соединенных Штатов Америки…

***

Пока чета Вольф постепенно вступала в монархические обязательства и была загружена государственными делами и проблемами, мы с мужем, ныне бездельники и тунеядцы, праздновали смерть узурпатора Валерия-завоевателя, но не всем замком, а узким кругом собравшихся. Кроме нас за столом восседали Милена, которую я насильно вытащила из ее мира, начисто забыв о ревности, потому что сестра заслужила эту минуту торжества, как и все мы; наш дворецкий, Роберт, и, разумеется, вездесущая Дэнелла. Сначала пили, потом рассказывали истории. Моему многострадальному супругу досталось на этот раз от моей подруги погоняло 'чма в ботах', но, если бы мы каждый раз яростно реагировали на каждую саркастическую ремарку Тефенсен, мы загремели бы в больницу с нервами уже через пару часов. Об этом заявил наш уже не вполне трезвый дворецкий Роберт. Смеялись все, включая девушку-дракона. Затем Владислав рассказал всем присутствовавшим, что наши чувства настолько многовековые и непоколебимые, что восходят корнями к третьему тысячелетию до нашей эры и к Древнему Египту. История любви фараона по имени Сэти Третий и его наложницы Нафрит, заколотой кинжалом правителя в его же постели при загадочных и мистических обстоятельствах, реплика от реплики становилась все более загадочной и витиеватой в хитросплетениях и интригах, обрастала все новыми и новыми филигранными подробностями, уже подозрительно похожими на пьяную ахинею. Так что пятнадцать минут спустя самые трезвые из компании я и Дэна, закатив глаза и переглянувшись, сошлись на мнении о том, что водка с примесью крови, действительно, оказывает дурной эффект на мозги моего суженого, заставляя его против его же воли нести околесицу. Рассудительно, пока Владислав не видит, я убрала зловещее пойло со стола себе под ноги, а он, к моему удивлению, даже не заметил и не возмутился, к концу ужина просто склонив голову мне на плечо и сладко уснув. Выслушав кучу нескончаемых пошлых дерьмопотоков Дэнеллы о том, что пьяных и сонных всегда насилуют, и чтобы я зря время не теряла, а начинала приступать к черному и такому любимому делу уже сейчас, дескать, ибо его длинные томные ресницы и мерно вздымавшаяся во сне грудь за пару секунд уже довели меня до бесстыдных развратных фантазий в моем протравленном мозгу, которые ей видны невооруженным взглядом, я лишь с укоризной посмотрела на не умевшую униматься и затыкаться Тефенсен и, воспользовавшись силой и обличием бестии, доставила сонного экс-короля в спальню.
Прикорнув на краешке кровати, чтобы случайно не разбудить любимого, я погрузилась в сон, который пробудил вторую ступень памяти, возвращая мне недоступные ранее воспоминания из девятнадцатого века…

***

1820 год.

Рыжеволосая девушка закрыла глаза и погрузилась в воду с головой. Через пару минут она вынырнула, заправила за уши свои намокшие длинные волосы и откинулась спиной на край ванной. Теплая освященная вода с приятным запахом елейного масла ласкала кожу, и юная Аниита Саливан позволила себе понежиться в ней еще минут десять. Затем, однако, она встала, завернулась в белое махровое полотенце и вышагнула на холодный кафель. Сегодня ее ждало ответственное задание. Каждая минута была дорога, поэтому больше восемнадцатилетняя охотница не могла тратить время попусту, даже на приятные человеческие необходимости. Потрепав рукой свои распрямившиеся от воды длинные рыжие волосы, она подошла к зеркалу, решительным движением руки стерла с него запотевшую пелену и встретилась с глубоким и пронзительным взглядом своих зеленых глаз. Почему ее глаза обладали таким изумрудным оттенком, сама Аниита дать себе в том отчета не могла. Ее семья со стороны отца обладала вполне себе нордической холодной внешностью. Почти у всех представителей старинного рода охотников были небесно-голубые очи. Со стороны же матери встречались лишь кареглазые шатены. А она была иной. Зеленый цвет ее глаз был каким-то манящим, зачаровывавшим своей глубиной. Сбросив полотенце на кафель и окинув придирчивым взглядом свою стройную фигуру: длинные ноги, узкую талию, широкие бедра и высокую грудь, нарушавшую все законы гравитации, девушка закусила губу практически до крови, когда услышала негромкий голос Тани Лианны Саливан из ее комнаты.
— Аниита, поторапливайся! Чай остывает. Не нагрянешь же ты в замок вампира, злодея номер один последнего тысячелетия, к ночи, чтобы он осушил тебя на месте…
Послушно кивнув своему отражению, охотница покинула ванную комнату и, войдя в свою комнату почти что нос к носу столкнулась с низкорослой, худощавой, коротко стриженной шатенкой лет тридцати пяти. Со своей матерью.
— Ты понимаешь, какая ответственность возлегла на твои плечи, Аниита? Понимаешь, что права на ошибку у тебя не будет? Понимаешь, что миссия твоя священна, а долг перед Господом Богом не позволит отступить? — Спрашивала дочь Таня Саливан, затягивая тугой латексный коричневого цвета корсет на груди дочери. Заплетя ее волосы на манер французской косы, женщина коснулась ладонью лица Анииты.
— Понимаешь? — Еще раз спросила она.
— Если честно, не совсем. Что позволит ему, если, как ты говоришь он — бездушный и беспринципный монстр, не убить меня в тот же момент, как только увидит? Как вообще подобраться к королю вампиров и ликвидировать его, оставшись в живых? Или вы с папой на заклание меня отправляете? — Нахмурила брови юная охотница.
— Он не сможет поднять на тебя руку, каким бы бездушным чудовищем ни был. Ты — реинкарнация его жены, за которую он продал душу. Смотри.
Таня достала с самой высокой полки книжного шкафа потрепанный старый дневник предков семьи Саливан. Открыв его и переложив ляссе на другую страницу, женщина взяла в руки небольшую фотографию и протянула ее дочери, которая, едва окинув снимок взглядом, вздрогнула и прижала ладонь ко рту в состоянии шокированности.
Фотография была немного выцветшая и выполненная в алых и темно-коричневых тонах. В самом углу ее значилась дата. Тысяча четыреста сорок второй год. Снимок запечатлил юношу в бархатном алом плаще с длинными полувьющимися распущенными волосами с перстнем-печаткой, изображавшим дракона, на среднем пальце правой руки. Рядом с ним, практически прильнув к юноше, стояла черноволосая женщина с длинными кудрями в черном платье до пола с красными оборками на подоле и черной шалью с алыми цветами на плечах. Женщина улыбалась в напряженном полуоскале.
Фотография выпала из задрожавшей руки охотницы и еще бесконечное количество времени приземлялась на пол. Подняв на мать увлажненные от слез глаза, Аниита глухим и надломленным голосом задала всего лишь один вопрос. — Почему я так на нее похожа?..
— Потому что в сговоре этого чудовища с силами тьмы, он заключил сделку. Его душа в обмен на воскрешение его жены. И ее дух поселился в тебе, Аниита. Пользуясь своим внешним сходством с ней, ты сможешь его убить. Будучи человеком, он любил эту женщину. Но даже став бессмертным злом, его тяга к ней непреодолима. Пока он раздумывает, что с тобой делать, бей колом в грудь. Вкладывай всю силу. Если у тебя ничего не выйдет, беги и не расстраивайся. Мы попросим уничтожить Дракулу друга семьи — Гэбриэла Ван Хельсинга. Он имел опыт одержания победы над многими жутчайшими чудовищами. Но, все же, я хотела бы, чтобы это была ты, дочь. Этим подвигом ты бы возвысила наш род и позволила всем Саливанам остаться записанными в историю в качестве великих борцов со злом. — Улыбнувшись, мать вложила в руку дочери серебряный кол и застегнула на ней коричневый кожаный плащ. — Коснуться тебя он не сможет, ибо пуговицы твоей одежды серебряные, а ты омыта освященной водой. Пить твою кровь тоже. Святая вода есть и в твоем организме. Ты в безопасности настолько, насколько охотник вообще может быть на подобном задании. Помни только об одном. Он умеет воздействовать на разум. Развращать, подчинять. Держи свое сознание чистым. Не позволяй гнусным манипуляциям смутить твой разум и пошатнуть твою веру. Ступай. Я люблю тебя, Аниита.
Поцеловав дочь на прощание, Таня небрежно смахнула набежавшую слезинку…
Замок Дракулы оказался таким, каким его и представляла юная охотница на нечисть. Высокий, неприступный и темный, шпилями разрезавший затуманенные и затянутые грозовыми тучами небеса. Рыжая охотница миновала пост стражи, лишь сказав, как учила мать, что Маргарита Ланшери вернулась. Она слегка дрожала, ожидая встречи с графом-вампиром. Но дело было не только в предстоявшем ей ответственном задании. Было что-то еще… Томление… Мать сказала, что она — реинкарнация погибшей жены графа Владислава Дракулы, и, хоть и девушка не помнила ничего из прошлой жизни, но эта встреча все равно ее волновала.
Юная Саливан переступила порог замка и направилась по лестнице, на которой тут и там виднелись неоконченные статуи злобных демонов и чертей, пытавших добрых и светлых ангелов, наверх. Достигнув шестнадцатого этажа, она замерла, увидев в коридоре обращенный к ней спиной силуэт мужчины в черном с забранными в конский хвост золотой заколкой волосами. Медленно, без опрометчивых движений он обернулся в ее сторону. Одного взгляда в его черные, как ночь, глаза хватило, чтобы головокружение захлестнуло ее с головой. Внезапно барьер в ее голове пал, одарив ее невыносимой головной болью. Но эта боль стоила того. Она все вспомнила. Церковно-приходскую школу монастыря 'Бистрица', прогулки в вишневом саду, первый поцелуй, первое занятие любовью, как родилась их дочь, как она сгорела на костре. Глаза Анииты наполнились слезами, но она все еще стояла неподвижно.
— Рита… — Прохрипел он, вытягивая руку в ее сторону, словно желая коснуться рыжих, будто само солнце, волос.
— Владислав… — Она кинулась к нему на грудь, вдыхая запах его парфюма с сандалом, роняя слезы на его черные одежды. Охотница мало помалу пришла в себя, вернувшись к реальности только несколько продолжительных мгновений спустя и обнаружив себя в спальне вампира. Вжав ее в стену, граф расплел ее косу и уже расстегивал застежки ее коричневого плаща, при каждом прикосновении к ее одежде морщась от боли. Кожа его рук шипела и плавилась. Серебро оставляло ожоги на пальцах, разъедая их до крови и маленьких язвочек.
— Конфетка в ядовитой обертке. — Это было первое, что она услышала из уст мрачно улыбавшегося Владислава.
— Чтобы невозможно было распаковывать, смаковать и есть. — Аниита оскалилась в полуулыбке, глядя на завораживающие прикосновения вампира к серебру, которые обжигали его кожу.
— Воспринимаю это как приглашение. — С выражением застывшей муки на лице улыбнулся в ответ граф. Шипение и потрескивание язвившихся ран сердцебиением отдавалось в ее ушах. Не в силах более выносить это кошмарное зрелище, Аниита взяла руки мужчины, которого знала уже больше четырех веков, в свои. Коснувшись губами каждого пальца поочередно, она тихо произнесла всего лишь два слова.
— Позволь мне…
Ее руки наскоро пробежались по застежкам и лентам корсета. Расправившись с собственной одеждой, она прильнула к вампиру всем своим организмом, начиная заниматься его плащом. Полностью обнаженная, она все еще причиняла ему боль телом, омытым святой водой. Сняв с шеи распятие и скинув его к ногам, она коснулась его губ. Через мгновение она уже сцеловывала кровь с шипевших язв его уст. Он был полубезумен. Графа не останавливала мука. Как он страдал без этой женщины все эти годы знали только ад и небеса. Они оба стали огнем. Температура его становилась выше под воздействием боли, расплавлявшей его руки и тело каждым прикосновением к охотнице. Кровь и ожоги. Боль и сладострастие. Все слилось воедино в мириаде вечности, которой стали их сплетенные тела. Аниита почти молила любимого не причинять себе боль, но он не слышал ее. Его жажда в данный момент была впервые за все время с самого начала его существования сильнее его. Эта жажда не могла сравниться даже с жаждой крови. Она выжаривала его изнутри. Невыносимое желание любви. Ее любви.
Склонившись к шее Анииты Саливан, вампир оскалил клыки, обвив ее сильной рукой за талию и прижав к себе.
— Не пей. — Полушепотом со свистом захватывавшего и ее вожделения прошептала охотница. — Моя кровь отравлена святой водой.
— Значит, я позволю себе отравиться тобой. — Прошептал он, и клыки, нежно коснувшись бьющейся жилки на ее шее, аккуратно пропороли плоть. Легкие Владислава растлевал огонь. Ему казалось, что он пьет не кровь, а раскаленное пламя, пока новая версия Маргариты Ланшери умоляла его остановиться, целуя его израненные руки, лоб и веки. Он окинул ее, обнаженную и трепетавшую в его руках, словно бабочка на языках огня, полуголодным и изможденным взглядом своих побагровевших глаз. По губам вампира стекала кровь.
Она боялась его. Боялась того, что он может с ней сделать. К ее восемнадцати годам он был ее первым. Прошептав ему на ухо, что ей страшно, она получила такой же тихий ответ с полуприкосновением к ее уху почти теплых от причиненных мучений губ о том, что он не будет с ней грубым.
Мягко разведя ее колени и поглаживая ладонью гладкую татуировку в форме змеи, опоясывавшей собой розу, на ее плече, вампир вжался в нее всем телом. Ноги Анииты и Владислава переплелись, и юная охотница даже успела позабыть о страхе, который терзал ее сознание всего пару мгновений назад. Желание заполонило каждую клеточку ее организма, пока она отказывалась отводить взгляд от его черных глаз.
Перед самым пробуждением я увидела Анииту Саливан в луже крови с торчавшим из груди ножом. Над ней возвышалась исполненная презрения Таня Лианна Саливан, с обезумевшим взглядом, сжав губы в тонкую полоску и вытирая окровавленные руки о подол безвкусного цветастого платья.
Я вынырнула. Уже без крика, но тяжело дыша и хватаясь за грудь, переживая фантомные боли в сердце снова и снова. Кто-то крепко обнял меня и коснулся губами моей макушки.
— Аниита… — Констатировал он. — Дальше будет не так болезненно. Самые ужасные кошмары позади. Больше ты не умирала. Возвращающаяся память рода эльфов по сравнению с этим — ерунда. А воспоминание из подземелья — минимальная неприятность. Больше тебе не придется проживать свою смерть, бабочка. Все позади.
Крепко сжав мои руки в своих, Владислав крепко обнял меня.
— Но почему родная мама ее убила? — Чуть ли не плача, спросила я.
— Аниита была беременна от меня. И не смогла этого скрыть. К сожалению, союз вампира и человека может подарить ребенка, пусть это и огромная редкость. Один случай на миллион. Охотница попала в этот список, потому что Адриана мне тоже была обещана Дьяволом, как и жена. Дети людей и вампиров развиваются в утробе матери очень быстро. Через неделю у юной Саливан уже был живот беременной как минимум четыре месяца. Таня все поняла. Она любила свою дочь, но мало того, что была охотницей, так еще и была причислена к Хранителям Баланса Измерений. Она не могла позволить родиться нашему ребенку. Неземной твари. А я… Понял, что случилось только после смерти первой реинкарнации Риты. Слов не хватит описать, насколько вина захлестнула меня и снова повлекла на дно. Моя женщина умерла опять, потому что не смогла преодолеть чувства ко мне и убить меня, как должна была. А Валерий-завоеватель был рядом. Он нашептал Тане, что ее дочь не убила вампира отнюдь не потому что сил не хватило, а потому что захотела его всем организмом, да еще и понесла чадо от него. Быть может, сама Таня, как мать, и не дошла бы до такой жестокости. Но мозги ее уже были промыты моим гребаным папашей. Он воздействует на сознание. Он внушил ей, что убить Анииту — ее священная первостепенная миссия. А она очень легко поддалась внушению… Поспи еще, мотылек. Ты устала. Новые воспоминания не должны нахлынуть так быстро после старых. Восстанови силы.
Я уткнулась в грудь мужа, свернулась калачиком и сладко задремала, через несколько часов проснувшись побитой, но все-таки не столь уничтоженной, как при пробуждении от двух своих смертей, и констатировав, что Владислав был в корне не прав. Память рода Шиаддхаль вернулась за эти пару часов сна. Я своими глазами увидела любовь матери Аланы и вампира, правление Аланы, печальную долю своей прапрабабки Кармины Шиаддхаль, потерявшей мужа совсем молодой, правление гордой и величественной Изиды, выданной замуж за Иваниуса Шмидта так рано, побег Лары Далайны Авиры Рании Шиаддхаль из замка династии, ее роды и ее смерть на виселице. Вместе с этим я стала безмолвным свидетелем того, как отрубили голову моему отцу — Крегину, единственной и несчастной трагической любви моей покинувшей наш бренный мир столь рано матери…

@темы: Трансильвания: Воцарение Ночи 2016

---

Глава 22 - К истокам реинкарнации. Возвращение регины

V. БЫТЬ ВЕДЬМОЙ

ГЛАВА 22 — К ИСТОКАМ РЕИНКАРНАЦИИ. ВОЗВРАЩЕНИЕ РЕГИНЫ

Смерти нет. Есть только переход между мирами.

1428 год. Валахия. Монастырь 'Бистрица'.

Узкие плечи худощавой пятнадцатилетней девчонки дрогнули, и она вся сгорбилась под пристальным взором долговязого седовласого мужчины с впавшими глазами, острыми скулами и длинным крючковатым носом в черной рясе до пола. Тряхнув длинными, до пояса, черными локонами, она пронзила его яростным взглядом своих изумрудных глаз, и ее лицо исказила такая дикая полубезумная гримаса, что от этого взгляда уже давно не молодеющего священника взяла оторопь, а по телу его побежали крупные мурашки. При этом скулы девушки, и без того выдающиеся, стали не в меру заостренными. Пожилой Айозиф дрогнул и провел нервно дрожавшей рукой по серебристым волосам, пока эта облаченная во все черное маленькая ведьма прожигала его кипящей волной ярости и ненависти. Собравшись с мыслями, выдохнув и вернувшись к идее о том, что мелкое, пусть и цыганское отродье, бояться не стоит, Айозиф нарочито громко выпалил.
— Рита Ланшери, еще один поворот головы в сторону остальных детей и, в частности, в сторону маленького князя, и я накажу тебя плетьми. Я предупреждал уже трижды.
Услышав свой голос со стороны, он даже не поверил. Звучал тот не в меру громко, хрипло, дребезжал и был таким противным, что половина детей, сидевших за грубо сколоченными деревянными столами школы при монастыре 'Бистрица', позатыкали уши.
— Прошу прощения. — Ледяным тоном произнесла юная Маргарита. — Но я никому не мешала.
Обернувшись, она окинула взором маленьких мальчиков, среди которых оказалась. Все они, включая упомянутого священнослужителем и учителем, по совместительству, князя — маленького худощавого мальчишки с завивавшимися черными вихрами, озорными черными глазами на худом лице со слегка заостренными скулами, были на вид шести-семи лет. Не старше. Как сюда попала пятнадцатилетняя безграмотная девица, дочь ромалэ из кочующего табора, никто не задавался особым вопросом. По прошествии нескольких месяцев ее обучения в церковно-приходской школе монастыря Валахии для мальчиков, этот вопрос стал практически закрытым. Ну взяли и взяли. Девчонка и девчонка. Оборванка, да, но куда деваться, если УЖЕ взяли. Дикая, не поддававшаяся ни дрессировке, ни наказаниям. Сам Айозиф, порой, не прочь был отходить ивовой плетью своенравную нахалку, которая постоянно срывала занятия, особенно связанные с чтением Библии и богословием, но пятнадцатилетняя Рита была слишком необузданной. Она напоминала скорее звереныша, чем человека, потому что, если остальные дети боялись ударов и начинали плакать, едва только Айозиф упоминал о наказании, то она смеялась во время оного, даже если ее отхлестать до крови. Дикарка и общения-то толком с детьми не знала. От нее умудрялись плакать даже мальчики. Был, по правде говоря, один, который не плакал и не боялся. А бояться, действительно, стоило. Роза Ланшери, ее бабка-цыганка, была ведьмой. Той самой, как из сказок, у которой варятся в котлах кости черных котов, лягушачьи лапки и многие другие противности. И ведьмой она была самой всамделишной. Стоило ей только посмотреть недобрым взглядом на беременную, и та теряла ребенка. Стоило ей проклясть в спину, и жди беды. Смерть не пройдет мимо твоего дома, если Роза Ланшери встала на твоем пути. От мелкой ее внучки бед не ждали, но, памятуя о том, из какой семьи эта не вполне благополучная девчонка — из семьи, где каждая женщина колдовала, все же стремились не особливо связываться с ней. Мать Риты была знахаркой. Вот Луну Ланшери любили все и каждый. Эта светлая женщина помогала каждому болевшему, нуждавшемуся, любой недуг излечивая магией. Даже нынешний правитель Валахии — король всех цыган и полководец, Валерий-завоеватель, закрывал глаза на то, что ведьминский дар процветает в Валахии, и на то, что вроде бы и надо довести до сведения епархии, сжигавшей еретиков, о том, что ведьмы колдуют, не скрываясь, да наблюдая за тем, как Луна лечит раненых воинов, вернувшихся с войны против неверных, врачует их своими отварами и вылечивает, едва коснувшись рукой, король только был рад, что вроде бы все в порядке. И овцы целы, и, как говорится, волки сыты.
Но Рита пошла не в мать, а в бабку. Замкнутые в своем тесном пространстве, пауках и плесени, варившие дурманные травы-отвары-отравы, бабушка и внучка провозглашали ненависть к миру и всему сущему, в отличие от своей доброй и отзывчивой, кому дочери, а кому матери. Резюмируя вышесказанное, можно было добавить лишь то, что у Маргариты Ланшери не было друзей вообще. Кроме одного единственного друга. Сына того самого короля всех цыган — Валерия-завоевателя. Айозиф не мог припомнить, с чего началось их общение. Но, с тех пор, как оно получило свое право на существование, юный Влад Дракул Третий, которого еще именовали Цепешем, за особенно жестокие меры, принимаемые в расправе над военнопленными его отцом, начинал отбиваться от рук. Порой, шестилетний мальчик, уже вступивший в Орден Дракона, и пятнадцатилетняя черная ведьма-подросток, вместо того, чтобы посещать занятия по богословию, часами болтали в вишневом саду, сидя на земле. Влада интересовала эта взрослая и для его возраста, пожалуй, умная девушка, а Рите же хотелось, порой, просто поговорить хоть с одной живой душой, не исполненной ненависти к ведьмам.
— Бесовская тварь. — Обреченно вздохнул Айозиф, на минуту отворачиваясь от нее и всех присутствовавших. Напрасно. Истерически взвизгнув от ярости, девочка запустила чернильницу учителю прямо в голову. Свежие чернила ударили ему в глаза и растеклись по рясе противными кляксами. Айозиф громко вскрикнул от боли. Остальные мальчики вдавили головы в шеи, напрасно пытаясь спрятаться за своими столами, опасаясь расправы, зная, что когда священнослужитель в гневе, страдают все, кто попадаются ему под руку. В воздухе же звучал, исходя переливами и заполняя всю церковь, смех безродной и безграмотной дикарки Маргариты и юного князя Цепеша, для которых ни закон, ни правила никогда ничего не значили…
— Меня исключают из церковно-приходской школы. Чернильница стала последней каплей. Сомневаюсь, что Луна Ланшери сможет отстоять мое право обучаться там и дальше. Наша магия, в надежде, что я получу хоть какое-то образование и смогу научиться читать и писать, как великие и умные люди, и без этого происшествия держалась на ниточке. А теперь все кончено.
Маргарита сидела под вишневым, цветущим розовыми цветами деревом, рассеянно гладя по черным взъерошенным волосам мальчика, склонившего голову ей на колени.
— Ты такая добрая. Ты — волшебница. И красивая. И… Как бабочка. Ты мне, как это говорится там, похожа, как бабочка. Такая… Красивая. И еще волшебная. Вот. — Юный Владислав улыбнулся, и морщинки на детских щечках в уголках его смеющихся черных глаз сделали его и без того веселое лицо еще озорнее. — Ты — моя волшебница. Наколдуй мне замок красивее моего. И чтобы я был… Это. Как там говорится. Счастлив. И чтобы у меня было мно-о-о-ого-о-о игрушек. Деревянных. Хочу лошадку. И. Вот столько игрушек. Ага.
Мальчик, не поднимаясь с колен девушки, широко развел руки, дабы показать, сколько именно игрушек ему требуется, а Маргарита только улыбнулась, устремляя взгляд к блеклому и пожухлому, словно опадавшая осенью в саду листва, солнцу.
— У тебя будет все, что ты только пожелаешь, юный князь. Красивый замок, много игрушек, мечи, кубки, а со временем и прекрасные женщины возле твоих ног. Я вижу твое будущее. И я еще не понимаю вполне, но чувствую, что оно связано с моим. Это странно, но… Бабушка Роза о таком не говорила… Недавно я видела и тебя, и себя через двести лет. Через пятьсот. Надо спросить у нее, что это значит. Как знать, быть может, мы изобретем эликсир бессмертия. — Потрепав мальчишку по лбу и темным завитушкам, девушка в черном глубоко задумалась.
— Папа говорит, что однажды у меня будет меч. И конь. Свой настоящий, представляешь? И жена. А я не хочу жениться. Это. Как его там. Скучно. Наверное. Чего мне с этими девчонками делать?.. Вот ты — другое дело. Ты — волшебница. Давай, ты будешь моей мамой. Или женой. Ну. Потом. Как-нибудь. Я не хочу другую жену. Эти девчонки. Они глупые. И смешные. И так морщатся, когда я говорю о сражениях, словно увидели гадюку.
— Не гневи Всевышнего, маленький князь. Тебе за него еще сражаться и не раз. Я — цыганка. Я — никто. А ты скоро станешь королем всех цыган и королем Валахии. У тебя будут такие девушки, о которых ты и помыслить не мог. Твоя судьба определена, малыш. Моя тоже. Тебя ждет замок. Меня — чистое небо и мой табор. А мама у тебя уже есть. Сомневаюсь в том, что леди Алианна будет в восторге, если ее решит кто-нибудь заменить.
Девушка крепко зажала в руке маленькую ручку мальчика с тяжелым для него увесистым кольцом с символом Ордена Дракона, и внезапно юный князь Влад совсем неподдельно расплакался. — Папа бьет меня. Мне больно. Я прошу его этого не делать, но он. Злой. Он. Он. Он нехороший. Он говорит, что хочет это. Как его… Воспитать дух какой-то. Чтобы я князем стать. Ой. То есть стал. Но я даже сидеть не могу, и спать мне больно. Мама пытается поцелуями лечить меня. Но. Она хорошая, но у нее не получается ничего. Мама жалеет, а папа нет. Папа не любит Влада. Папа любит мечи, вино и разных теть, а меня - нет. И маму любит все меньше. Рита, мне так больно.
Девушка силой повернула мальчика на живот у себя на коленях и задрала его рубашонку. Влад не лгал. Вся его спина и чуть ниже была покрыта шрамами, запекшейся кровью, синяками и кровоподтеками. В ужасе, нахлынувшем на цыганку, Рита попыталась вспомнить что-либо из тех редких минут, когда Роза рассказывала ей о целебной, а не о зловредной магии, но попросту не успела.
Возле них, тенью над девушкой и мальчиком навис высокий и статный черноволосый и чернобородый молодой мужчина лет тридцати на вид, в доспехах с красным плащом, развевавшимся за его спиной. Глаза его горели пламенным огнем. Эти хищные глаза, в которых сама ночь плескалась в его яростным взгляде. Длинные волосы угрожавшего всей своей позой и страшного мужчины трепал ветер. Тот самый, что разбрасывал лепестки розовых цветов вишни по саду.
— Его Величество, Валерий-завоеватель. Чудовище. — Прошептала Маргарита, все еще крепко сжимая маленькую ручку Владислава в своей, бросив взгляд, исполненный презрения, на мужчину, который даже бровью не повел.
— Цыганская безродная шваль. В который раз ты уже отираешься возле моего сына. Я, кажется, уже говорил тебе не касаться его. Но ты упрямая. Сатана ликует в тебе. На тебе в одиннадцать лет выжгли его метку.
Король Валахии дернул на себя девчонку с такой силой, что маленький Влад упал с ее колен. Развернув ее к себе спиной, он рванул на ней платье, обнажая ее клейменный ожог на плече в виде змеи, опоясывавшей розу. — Люди боятся неизведанного. Люди боятся всех Ланшери. Твоя мать вроде бы другая, но все вы — ведьмы, одинаковые, по своей сути. Слуги Сатаны. И змей на твоем плече как раз и символизирует библейского змея-искусителя. Последнее предупреждение, шваль. Держись подальше от моего сына. А ты.
Валерий-завоеватель перевел взгляд с девушки на вжавшегося со слезами на глазах в ствол дерева маленького мальчика. — Быстрым шагом домой. И если посмеешь еще раз пожаловаться Алианне, после чего жена будет меня на коленях умолять не трогать тебя, знай, ты у меня получишь сто ударов ивовой плетью. Живо в замок. Еще раз увижу тебя в обществе клейменной Сатаной ведьмы, убью своими руками.
Валерий-завоеватель развернулся к детям спиной, горделиво зашагав в сторону замка, пока его красный плащ волочился следом за ним по земле. Утирая слезы на глазах, мальчик прошептал подруге последнее 'пока', а затем, не оборачиваясь, поплелся, низко склонив голову и всхлипывая, за своим отцом. С тех пор цыганка по имени Маргарита Ланшери и князь Владислав Цепеш Третий не виделись целых двенадцать лет…

***

Присев на тумбочку трюмо с раздвижными зеркалами, я мерно покачивала ногой, обдумывая сновидение прошлой ночи. Что-то случилось со мной за последние дни. Голова начинала проясняться. Я даже четче помнила то, что происходило в реальности, а сон, который меня поверг в состояние задумчивости, до сих пор не давал мне покоя. Это не мог быть сон. Слишком четким он был. Словно бы воспоминание. Словно память прошлых жизней медленно и верно пробивалась сквозь оболочку запретов, разрушая блоки, поставленные в моей голове Хранителями Баланса Измерений, наверняка, когда я была еще совсем ребенком. Учитывая, что Сара Уилсон, как я недавно узнала, также была членом их сообщества, ничего удивительного не было в том, что она им это позволила. Пребывая глубоко в своих мыслях, я даже не заметила, как дверь в комнату открылась, и вошел мой муж. Подойдя ко мне вплотную, он слегка приобнял меня за талию, и, склонившись к моей шее, коснулся ее губами в том месте, где у живых бьется жилка.
— И пусть в реальном, твоем мире, с тех пор прошло лишь два года, в этом мы с тобой прошли через настоящую мясорубку за наши двадцать лет. С днем нашей встречи, Лора. Двадцать второе мая. Эта годовщина значит для нас даже больше, чем день нашей свадьбы — первое июня.
— Я не забыла. — Улыбнулась я, касаясь руками спины Владислава и крепко сжимая коленями его бедра. От состояния нервного возбуждения мои верхние клыки непроизвольно заострились. Запустив руку в его волосы и придвинувшись ближе к его губам, я тихо прошептала. — Может, ну его. Этот бал. Идем в кровать. Я не настроена на танцы и приемы гостей. Ты знаешь, как я без ума в кавычках от общения с внешним миром.
— Ты знаешь, что с точки зрения твоей одержимости мной, тобой заинтересовались бы сразу экзорцисты, психиатры и сексопатологи? — Он слегка улыбнулся, сверкнув клыками и дразняще отстранился, а я совершенно искренне улыбнулась в ответ.
— Что ни говори, а я люблю находиться в центре внимания. Мне льстит, когда обо мне говорят. Даже если говорят в палатах с мягкими стенами. — Впившись в его рот губами, я отстранилась секунд через сорок и задала, наконец, терзавший меня с раннего утра вопрос. — Ты в детстве… Мы знали друг друга, когда тебе было шесть?
— Да. А что?
— Я видела… — На секунд двадцать в комнате воцарилось ничем не нарушаемое молчание. — Как мы сидели под деревом. И эти шрамы, из-за которых ты плакал. А потом пришел твой отец… Вы с ним ушли, а потом сон оборвался.
— Тогда оборвался не только сон, бабочка. — Его лицо мгновенно стало задумчиво-серьезным. — Тогда оборвались и мы. С тех пор мы не виделись двенадцать лет, а когда снова встретились, ты относилась ко мне, как к младшему брату, которого у тебя не было. Ты ни в какую не желала строить со мной отношения, хоть я и тянулся к тебе, как одержимый. Ты не хотела отношений, потому что они у тебя уже были. Ты встречалась с Гэбриэлом Ван Хельсингом, а надо мной даже, бывало, посмеивалась.
— Сейчас трудно это представить. — Я задумчиво смотрела в пустоту за его плечом.
— Вероятно, Рейни, покопавшаяся в твоей голове и покинувшая ее, слава нечистой силе, оказала все-таки благотворное влияние. Пережив штурм своего сознания чужеродным, с отторжением Рейни пал и барьер, мешавший тебе вспомнить прошлые жизни, установленный в твоем сознании Хранителями Баланса Измерений. Теперь, постепенно, шаг за шагом, ты вспомнишь все. Сначала Маргариту Ланшери, затем — Анииту Саливан, к тебе вернется память предков Шиаддхаль, воспоминание о нашей первой ночи в подземелье, а, затем, то, о чем ты даже не подозревала. Не только в жизни Маргариты Ланшери участвовал Гэбриэл Ван Хельсинг, но и в жизни Лоры Уилсон тоже. Вы были лучшими друзьями в две тысячи третьем году. Даже явились по мою душу, но когда ты не смогла меня убить, в Ватикане тебе подчистили память. Снова. А ведь Сара Уилсон возводила большие планы насчет твоей свадьбы с Гэбриэлом, когда ты достигнешь совершеннолетия, надеясь, что из тебя выйдет неплохая охотница на нечисть. Но нечисть из тебя, по правде говоря, получше получилась, чем когда-либо могла бы получиться охотница. Воздыхая по монстру, особенно хорошую карьеру борца с нечистью не построишь. Только потом уже, когда Ван Хельсинг исчез, когда тебя снова сделали послушной девочкой без памяти, твоя мать перекинула ставки на Хранителя Баланса Измерений по имени Дэвид Теннант. В первой своей жизни же ты была слишком дикой, чтобы жить. И слишком редкой, чтобы умереть. Отпечаток безумия Маргариты Ланшери наложился и на тебя нынешнюю. Милена более спокойна, нежели ты.
— Ты решил в нашу годовщину говорить о моей сестре? — Я окинула его полузлобным взглядом.
— Не ревнуй. — Граф, король, вампир слегка улыбнулся и отстранился. — Выбери, что надеть. Ты идешь на бал, мой ленивый мотылек. Никакие возражения не принимаются. Танцуем тарантеллу и пасадобль. Так что выбери что-нибудь подобающее. Буду ждать тебя в зале, где состоялось наше бракосочетание. Гости уже подтягиваются. Даже Тефенсен пришла. Сказала, что не в силах пропустить круглую дату брака, который ей не удалось разрушить, хоть она и очень старалась.
Последним, что он увидел, перед тем, как вышел из комнаты, было мое картинное закатывание глаз.
Сделав выбор в пользу эффектного красного платья, начинавшегося корсетом от плечей и заканчивавшегося подолом с бесконечным количеством ало-черных воланов и оборок, а также с элегантным разрезом до бедра справа, повесив на шею кулон в форме единорога, подарок от Айнид Глайн, я окинула себя придирчивым взглядом в единственное зеркало в золотой раме, способное отражать вампиров. Завитые кудри, забранные от висков, спадали на плечи. Идеальное платье обрисовывало тонкую и изящную талию, подчеркивало грудь, до неприличия облегало бедра и визуально удлиняло ноги. Завершив обзор, я втерла духи от Шанель в ямочку на шее и снова бросила короткий взгляд в зеркало. Мои некогда пепельные волосы теперь обрели свой иссиня-черный цвет. Зеленые глаза, бледная фарфоровая кожа… Я снова выглядела, как тогда. Когда только прибыла сюда и была обращена. Я была похожа на ту злобную, кровожадную и мелочную Лору Дракула двадцатилетней давности. Да вот только в глазах было что-то иное. Опыт или мудрость… Я не могла сказать, что именно я увидела в своем отражении. Но я изменилась. Сейчас убить ребенка просто потому что его крик режет уши, казалось мне кощунством, и о том инциденте я вспоминала с омерзением к самой себе. Лишь человеческие чувства, сострадание, эмоции делали меня собой. Настоящей собой. Девушкой, которой я была до обращения. Владевшей собой, защищавшей заведующего Алана Стэнфилда, который несколько минут назад сподвиг всю больницу убить меня, и делала я это только потому что так было правильно. В отличие от поступков, которые совершала безумная, сходившая с ума версия меня после обращения в вампира. Разделившие вампиршу-психопатку и вампиршу с состраданием девочка под влиянием Дэнеллы Тефенсен — Корина и некто по имени Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль, наследница своей бабушки, которая то короткое время, что была жива, показала, каким человеком нужно быть, навсегда отдалили меня от Лоры двадцатилетней давности. И хоть выглядели мы и одинаково, я знала, чего я хочу, и чем никогда не поступлюсь. Исчезло во мне, как никому не нужный атавизм, стремление убивать, причинять боль и наслаждаться этим, исчез во мне подростковый максимализм. Я занимала трон королевы вампиров и королевы эльфов. Я была вампиршей с эльфийской кровью в организме. Я была ведьмой. Женой своего мужа и матерью своих детей. Это все, что мне было нужно для жизни. Тихонечко прикрыв дверь за собой, приподняв пышный подол и крутанувшись на каблуках своих алых, словно кровь, туфель и оставляя ту Лору далеко в прошлом, я направилась в зал для танцев, в который медленно и верно уже собирались десятки, сотни и тысячи гостей.

***

Удар каблука по гладкому паркету и лихой задорный ритм тарантеллы. 'Кружатся жизни, и кружатся скрипки' поет исполнитель этой прекрасной музыки. С озорной улыбкой совершаю несколько оборотов вокруг себя, не сводя взгляда со своего короля. Вся толпа вампиров видит это, и видит это Дэнелла Тефенсен, а мне плевать. Я забавляюсь, дурачусь, и мои чувства возносят меня к шпилям моего замка в залихвацкой пляске. Я жалею несчастную шестнадцатилетнюю Манон, негодую из-за лейтенанта, который так жестоко обошелся с девушкой, для которой он стал всем в жизни.
Кружатся жизни, и кружатся скрипки, кружатся и уходят.
Подскоками на каблуках описываю круг и попадаю в его руки. Мой муж в парадном черно-золотом камзоле поднимает меня выше себя, крепко обвив руками за ноги, и под надрывный звук скрипки 'Кружатся жизни, кружатся жизни, кружатся и уходят' медленно опускает на паркет, не сводя взгляда с моего лица, пока я мягко опускаю руки ему на плечи, все еще раздумывая о судьбе несчастной Манон. Наши лица всего в сантиметре друг от друга, и у меня перехватывает дыхание. Я еле держусь, чтобы не покраснеть. Моя реакция неизменно, год от года, одинаковая. Я реагирую на этого мужчину, и ничего не могу поделать с собой. Он — плен мой, любовь моя. Темные пряди его волос ниспадают на заостренные скулы, а в черных глазах полыхает самый настоящий пламень. Пламень ночи. И от этого огня я горю сама, словно ведьма на костре. Я хватаю его за руку, и, в быстрых подскоках, мы продолжаем ритм тарантеллы, продвигаясь по всему залу, пока она, наконец, не сменяется пасадоблем.
Музыка без слов, 'Le Plant Sambrero'. Испанская, быстрая. Возложив руки Владиславу на грудь, медленно поднимаю голову снизу вверх, взглядом окидывая его шею, подбородок, губы, затем нос и глаза. Проведя рукой по его виску и щеке, резким движением заведя ее в волосы на его затылке, я слегка отклоняю голову назад, и он, лишь на мгновение склоняется к моей шее. Оставив на ней никому не оказавшийся заметным поцелуй, он заставляет меня распрямиться быстрым рывком на себя. Закинув мою ногу себе на бедро, он скользит пальцами уже где-то намного выше воланов и оборок моей юбки от нижней стороны колена вверх, пока я забываю о том, как дышать, полыхая в адском огне. Красное и черное. Ночь и пламень. Как и тогда, в тот вечер, когда я потеряла девственность после танца на битых стеклах, на поляне у леса. Ритм и напряжение неизменны. Их нисколько не меньше в этот раз по сравнению с предыдущим. А затем, также рывком, он буквально отшвыривает меня от себя, не отпуская моей руки в красной перчатке. Пасадобль начинает править нами. Наши движения похожи на отрывистые стаккато в музыке. Далеко и снова близко. Некоторые из вампиров даже свистят и громко аплодируют, а ведь это еще далеко не конец. Он ведет меня, словно свою тряпичную куклу. Отшвыривая, но не отпуская, привлекая к себе и касаясь, где только возможно, опрокидывая почти навзничь и вращая вокруг меня самой и вокруг себя. В танце он — Дьявол и Бог. Не зря хореографию, особенно такую, именуют вертикальным воплощением горизонтальных желаний. А уж учитывая, насколько он по-страстному маньячен в сексуальных отношениях, не приходилось удивляться, что импульсы вожделения правят им с той же успешностью и в танце. В очередном повороте припадаю головой к его плечу и вижу, как усмехается Дэнелла Тефенсен, не сводя с нас пристального и почти что хищного взгляда, словно ожидая момента, когда ей снова станет дозволено подвергать нас пыткам. Нарочито истомленно закрыв глаза и потершись левой стороной головы о его руку, я открываю их, коротко ей усмехаюсь и показываю только одной Дэне видимый фак, широко улыбаясь и оскаливая клыки. Не сдерживая недоброй усмешки, золотоволосая девушка-дракон с таким же истомленным взглядом нежно проводит когтем под подбородком, визуально показывая мне харакири, только на горле. Покачав головой с усмешкой, я вжимаюсь в супруга всем телом со взглядом: 'Ну-ка выкуси. Что ты нам теперь-то сделаешь.' На этот жест она недвусмысленно демонстрирует сначала рвотный позыв, а потом, давя смешок, также жестами, намекает на позу шестьдесят девять, предварительно изобразив пальцами по воздуху побег из зала наружу. От наглости этой драконьей сучки я аж багровею, не зная, как бы жестами ей досадить, а издевающаяся сволочь тем временем утирает фантомные слезки на щеках кулаками, изображая меня, обиженную пикировками. Сжав губы в тонкую полоску и окинув ее мстительным взглядом, я чувствую, что музыка подходит к концу. Последний оборот, и я падаю на колени к ногам Владислава. Красные и черные воланы и оборки моей юбки расстилаются полукругом за моей спиной, словно лепестки роз цвета ночи и огня. Тяжело дыша, я упираюсь лбом в его колено и обвожу взглядом собравшихся вампиров. Тишина в зале стоит гробовая, ничем не нарушаемая, и только через долю секунды зал вампиров начинает взрываться овациями. Рукоплещет даже стерва, чье второе имя — сарказм. Все потому что кто угодно может ненавидеть нас по отдельности, и даже вместе, но отрицать, что наша химия живого с ног свалит, а мертвого из гроба поднимет и то, что мы танцуем, словно рабы дьявольской скрипки, не станет никто. Побоится наказания от всевышних за богохульство…
Прихватив два бокала красного вина с подноса одного из наших слуг и приобняв мужа, другой рукой я сцепила Тефенсен, и мы отошли в уголок.
— Какого черта?.. — Возмущенно выдохнула я.
— А чего ты вообще от меня ожидала? Вы танцуете так, что с доброй руки очень хочется вам постельку расстелить прямо на танцполе. Да ладно тебе. Не злись на подколы. Даже у такой сволочи, как я, мурашки по коже побежали, когда он тебя на руках плавно опускал на пол. — На этот раз искренне улыбнулась Дэнелла.
— Как там Аарон? — Я благоразумно решила сменить тему.
— Все с ним в порядке. С его семьей тоже. Не помню, говорила или нет. Я сама его метку свела. И отпустила домой к родителям.
— Вот так просто? — Я удивленно приподняла брови, пригубив бокал вина и крепко сжав его рукой в красной бархатной перчатке.
— Я полна сюрпризов. — Пожала плечами Дэна. — Я прекрасно знаю, что ты казнила моих девочек на побегушках, и ничего. Вы с мужем как-то живы, и все в порядке. Что тебя удивляет в том, что я не тронула Уиллоби Виллипета, учитывая, что Владислав Дракула несколько минут назад буквально ощупывал тебя под юбкой в танце, а я стою и мило с вами разговариваю, вместо того, чтобы на цепь сажать и одного кастрировать, а другую заставлять смотреть на это?.. Да-да. Не смотри на меня так. Кто угодно мог не заметить ваших брачных игрищ на публике, но не я. Так что делайте выводы, раз уж его руки все еще на месте… Вы знали другую Тефенсен. А эта ироничная версия меня только шутит. Причинять кому-то физический вред я не хочу. Больше не хочу. Да не особо хотела и раньше, просто выбора не оставалось. Считай, что года сделали меня мудрее. Это единственная рабочая версия, которую тебе стоит знать. — Резюмировала она, когда нас бессовестно прервали. Двое мужчин и девушка возникли в поле моего зрения. Один был блондином с длинными завивавшимися волосами и темно-голубыми глазами, облаченный в светло-голубой камзол, в скрывавшей верхнюю часть его лица голубой с золотом карнавальной маске. Широко известный в вампирской среде Лестат де Лионкур. Другой носил темный плащ, даже не пытаясь приодеться к празднику и выглядев дежурно среди вампиров в золотом, наполнявших зал. В этом темноволосом и голубоглазом мужчине, даже в белой маске на половину лица я без труда признала одного из своих врагов. Константин Вольф. Сын Люциана. Подстрекатель оборотней на восстание.
Как и всегда, не в меру пафосно, Лестат поклонился, слегка показав клыки, и, взяв мою правую руку в свои, картинно коснулся ее губами, протараторив. — Ваше Величество, Вы как всегда выше всяких похвал. Танец был на высоте, ма шери. Вы же не обидитесь на такую фривольность? 'Моя дорогая' без всяких пошлых намеков означает степень моего вдохновения и восхищения Вами, леди Лора Аделла Уилсон-Дракула! Ах да. Совсем забыл впопыхах. С двадцатилетием брака, Ваше Величество!
— Мне невероятно льстят Ваши слова, мсье Лестат. Надеюсь, графство де Лионкуров процветает, и леди Хелена де Лионкур в полном здравии, а торговля землями приносит высокий доход. — Весьма холодно ответила я, не склонившись даже для реверанса, не сводя взгляда с ухмылявшегося Вольфа, процедив напоследок. — И кто только пускает в королевский замок всякий сброд.
Подтолкнув Владислава под локоть, Дэнелла кивком головы указала отойти подальше, дескать, намечается буря. Я отпустила их, благоразумно надеясь, что в зале, переполненном вампиров, она не станет совершать покушение на их короля. Лестат быстро ретировался вместе с ними, увлекая за собой девушку, которая, вероятно, пришла сюда с Вольфом вместе. Я гневно свела брови дугой и молчала, обливая энергетическими волнами презрения вамполикантропа с головы до ног. Потом все же нарушила молчание первой, не сдержавшись и процедив сквозь зубы.
— Как жаль, что дворцовый этикет не позволяет растереть гостя в порошок.
— А ты на 'Вы'? — Ухмыльнулся нахал, осклабив ровные белые зубы. — Когда вжимала меня в стену замка, кажется, использовала слова и погрязнее.
— Мы на людях. Не обольщайтесь, мсье Вольф.
— Да будет тебе уже. Всем в этом зале, посмотри… — Чуть приобняв меня за спину, он обвел рукой присутствовавших здесь вампиров в масках, которые дружественно общались, пили кровь и вино из золотых фужеров, обмениваясь комплиментами. — Знают, кто в доме хозяин. Смысл строить из себя всесильную, готовую крушить и убивать валькирию? Даже в танце ты доказала, что подчиняешься мужу во всем. Твоя голова на его колене. Мило, романтично? Нет. Скорее уж порочно. Из глубин твоей души прорывается твое желание подчиняться ему. Ты вот видишь, что я — жалкий полукровка. А позволь мне показать тебе, что вижу я. О твоей беспощадности, когда ты сюда только приехала и обратилась, были наслышаны все. Резня в церкви в медовый месяц. Убийство невинных. А сейчас что? Королева чуть ли не ходит по деревням, разнося милостыню. А знаешь, откуда берется человеколюбие, леди Лора? Приехав сюда, ты еще любила себя, чувствовала себя человеком, и, пусть и называла мужа своей Вселенной, но ты знала, кто ты есть, не позволяя над собой издеваться, уходя на поиски новой жизни к человеку, который будет любить, уважать и ценить тебя. А сейчас что? Я невооруженным взглядом в этом прекрасном открытом со спины платье вижу рубцы, оставленные раскаленным серебром. Он так мило сейчас беседует с заклятым врагом. Посмотри на мужа. Разве не говорила ты совсем недавно, что теряешь самоидентификацию без него, становишься ничем, становишься его безвольным приложением, не чувствуешь себя отдельно от него? Не оттуда ли мягкость и сердечность? Униженной вещи хозяина уже не до себя, в ней нет ни капли самоуважения. Она не протестует против насилия. Ее все устраивает. Потому что ее психика разложилась. Некогда она была личностью. А теперь она — никто и ничто без своего темного мастера.
Он говорил долго и гипнотически. Я начала подпадать под его чары и впадать в транс, не сводя взгляда с тихо и мирно беседовавших Владислава и Дэнеллы, когда, внезапно, что-то внутри оборвалось, и я пришла в себя, с силой скинув его руку со своей спины и прошипев так, чтобы слышал только он. — Не твое песье дело, скотина. Почему-то каждая мелкая и никчемная сошка начинает думать, что может читать мне лекции и нотации о том, как жить и быть психически здоровой. Придержи свои советы для кого-нибудь другого. А если захочешь снова пообщаться… Не ищи меня больше. Удовлетвори свое социолюбие общением с кем-нибудь, себе подобным.
— То есть тебя даже не удивляет, что я читаю твои мысли? — Нагло улыбнулся эгоистичный хам.
— Ты вообще меня мало волнуешь. — Я развернулась и уже собиралась принудить его сообщить всем, что королева покинула праздник по причине дурного самочувствия, когда Константин снова подал голос.
— А как насчет кое-чего другого, более интересного? Полагаю, ты не успела обратить внимание на мою спутницу и узнать в ней зеленоглазую девочку, которой давным-давно лишилась. Что скажешь, Лора, по поводу возвращения своей регины?
У меня просто отвисла челюсть, и я даже не успела ничего ответить на его похабную реплику о том, что скоро долг заставит его называть меня милой тещей, и что, дескать, он уже говорил, что моя дочь - его, а я просто не сообразила, что он имеет в виду, и какая именно дочь. Тем временем, к нам медленно подошли Владислав и спутница Константина Вольфа. Вот теперь я обратила внимание на девушку. Выглядела она года на двадцать два. По вампирским меркам, как дитя нежити, она не могла постареть больше ни на день, заморозившись именно в этом возрасте. Будто бы договорившись со мной, девушка тоже была в красном платье в пол, разве что без черных и вообще каких-либо оборок. Платье было строгим и облегавшим ее красивую и изящную фигуру. Длинные черные локоны были уложены в высокую прическу, а ее лицо было не просто красивым или же привлекательным. Оно было безупречным. Большие изумрудные глаза, обрамленные длинными черными ресницами, и как я раньше этого не заметила, выдавали с потрохами ее принадлежность к эльфийской крови и роду Шиаддхаль.
Пытаясь из последних сил сдержать эмоции, я с шумом выдохнула одну фразу, которая прозвучала столько же глупо, сколько пафосно. — Владислав, почему ты до сих пор не представил мне это прелестное создание?..
Юная регина, еще вероятно не догадываясь о том, кем она является, присела в реверансе и тихо ответила мелодичным, словно перезвон колокольчиков, голоском.
— Анна Валериес-Тедеску. Поздравляю с годовщиной, Ваше Величество.
Анна… Как мой первенец. Совпадение было случайным, но травмировало меня не меньше, чем если бы оно было намеренным.
— Лора Аделла Уилсон-Дракула. — Не найдя, что ответить, представилась я. Во мне как-то на подкорке записался этот способ представляться. В вампирском мире я именовала себя только так, и не иначе. Когда же я находилась в Благодатной Долине, напротив, я забывала об этом имени. Там меня звали Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль. Иногда я позволяла себе добавить 'Дракула' в конце, после фамилии королевской династии, что, пусть и резало слух эльфам, но мне было все равно. Я гордилась своим браком, и мне не было никакого дела до того, кто что скажет о нем. Или о нас. Я попыталась улыбнуться, и, к моему удивлению, Анна улыбнулась мне в ответ.
Удерживая себя от распиравшего грудь хамства, я осмелилась спросить. — Вы прибыли сюда в сопровождении мсье Константина Вольфа?
Скромно потупив глаза, Анна тихонько молвила. — В Трансильвании я оказалась волей случая, бежав из реального мира, мира без магии, раненой. Я чуть не погибла. Мой господин, то есть мсье Вольф, нашел меня и спас мне жизнь, поселив у себя…
Да уж. Дело принимало еще тот оборот. И не в мою пользу. Я никак не могла смириться с тем, что полукровка окрутил юную наследницу нашего с Владиславом престола, и сейчас меня почти что бессильно трясло от ярости, едва я только бросала взгляд в сторону успевшего ретироваться вамполикантропа, стоявшего поодаль с бокалом крови в руке, премило беседовавшего с вампиршей в золотом платье и такой же золотой маске.
Наконец, я задумчиво изрекла. — Характер мсье Вольфа оставляет желать лучшего и напоминает ветер в поле. Терпения Вам, мадмуазель Анна.
Натянуто улыбнувшись, я заметила взгляд Анны, обращенный в мою сторону. Она смотрела на меня, как на королеву или на богиню, или на сошедшую с полотна музу. Да. Юная регина видела во мне кого угодно, кроме собственной матери. Это удручало настолько, что я даже не стала препятствовать мужу, который пригласил Анну Валериес-Тедеску на медленный вальс, потому что никакого ответа на вопрос о том, что сказать дочери, которую видишь впервые совсем взрослой, у меня не было. Грянула медленная музыка венского вальса, и я задумчиво отпила из бокала красное вино, глядя на отточенные и правильные движения в танце супруга и изящную фигуру в красном в полуобъятии короля вампиров. Фигуру его родной дочери, о чем он еще, вероятно, даже и не догадывался.

***

1440 год.

В саду зацветала вишня. От легкого порыва весеннего, ставшего почти что летним ветра белые и розовые лепестки срывались с веток пробужденных природой деревьев и улетали в сторону юга. Юный восемнадцатилетний князь в белых, расшитых золотом одеждах, задумчиво прогуливался по саду, глядя на вишни и не замечая ничего вокруг себя. Казалось, даже деревья здесь хранят память о той, с кем ему было так хорошо в детстве, но о которой он ничего не слышал двенадцать долгих лет. Он коснулся белоснежной, заметенной цветами, точно снегом, ветви и обреченно усмехнулся. Судьба играла с ним злую шутку. Валерий-завоеватель и Алианна подыскали ему выгодную партию. Княжну Элизу Вестфальскую из княжества 'Вестфалия' на границе Валахии. И она была красивой, светлой и набожной девушкой. Последнее имело огромное значение, так как князь Цепеш веровал в Бога и его сильную длань, способную защитить любого нуждавшегося. И все же… Чего-то ему не хватало в Элизе… Чего?.. Он и сам не мог дать ответа на этот вопрос. Заправив слегка влажную и завившуюся от недавно прошедшего дождя черную прядь распущенных волос себе за ухо, юноша услышал тихий и непринужденный разговор двух голосов: мужского и женского. Спрятавшись за деревом, он выглянул из-за ствола и окинул взглядом беседовавших. Сердце его онемело в груди. Он знал их обоих. На мужчине был темно-коричневый плащ. Его распущенные каштановые волосы спадали на его плечи, а зеленые глаза так и улыбались цыганке, закутанной в черной шали с длинными кистями и с вышитыми на ней яркими красными розанами и купавками. Она изменилась за эти годы. Не стала менее дикой, но стала более женственной. Влад не мог отвести взгляда от ее стройной талии, закутанной в черное, а ее волосы, локонами, точно змеями, струившиеся ниже лопаток, казались на вид почти что шелковыми. В который раз он поймал себя на мысли, что хочет их коснуться. Одернув себя, он снова взглянул на пару, слившуюся в поцелуе. Черты ее лица не стали мягче. Пожалуй, только заострились за эти двенадцать лет. Острые скулы и хищные зеленые глаза. Что-то снова маетно дернулось в груди юного князя и, тяжело дыша, он отвернулся. Его лучший друг — Гэбриэл Ван Хельсинг. И Маргарита. Его Маргарита. Он не имел никакого представления о том, когда начал называть ведьму своей, но уже желал ее всем организмом, всей кровью, закипавшей в венах. Как его друг мог так поступить с ним? Он же доверял ему. Рассказывал, что ищет исчезнувшую много лет назад цыганку, которая ему не безразлична. Пожалуй, даже настолько, что он был готов ослушаться Валерия-завоевателя и мать, и сделать ее своей княгиней вместо Элизы Вестфальской. А Гэбриэл, его лучший друг, нашел ее и забрал себе. Ярость охватывала его все сильнее с каждой минутой, и, когда он уже был готов выйти из укрытия и бросить вызов лучшему другу, князь увидел, как тот попрощался с молодой ведьмой и направился в сторону замка Валерия-завоевателя. Маргарита Ланшери осталась одна в саду. Тяжело вздохнув, она сползла по стволу вишневого дерева на землю, и, положив голову на сплетенные пальцы рук, о чем-то глубоко задумалась. Тогда он решил, что скрываться нет больше смысла и потихоньку, чтобы не напугать ее и не выдернуть из мыслей, вышел из-за дерева. Неплохо зная цыганский язык, благодаря цыганскому происхождению, он прошептал первое, что пришло на ум.
— Яв кэ мэ, чиргенори. Нанэ ада вавир прэ свето. (Приди ко мне, звезда моя. Нет больше таких на свете. /цыг./ — примечание автора).
Молодая цыганка подняла голову и улыбнулась.
— Владислав. — Нараспев произнесла она. — Не ожидала тебя здесь увидеть.
— Где ты была все эти годы? Я искал тебя. После того, как ты исчезла, мне покоя не было. Последний раз мы виделись еще детьми, но наша с тобой связь тянула меня все то время, что я тебя не видел, как безумие тянет больного человека в пропасть. Маргарита. Прошу. Скажи мне, что ты тоже меня искала. Бабочка, пожалуйста… — Черные глаза юноши пылали огнем страсти и боли. В них плескалась боль через край.
Хищно оскалившись, цыганка попыталась честно и искренне улыбнуться. Не вышло. — Я никуда не пропадала, Владислав. Да, мы дружили в детстве, ну и что с того? Все прошло и кончилось. Не терзай себя, мальчик. Я с Гэбриэлом. У нас все серьезно. Может, даже вскоре я рожу ему ребенка.
Поднявшись с земли и плотнее закутавшись в черно-красную шаль, Маргарита отвернулась от князя, собираясь уходить в ту же сторону, где мгновениями ранее растворился в линии горизонта Ван Хельсинг. Но Влад Цепеш не собирался так просто ее отпускать, только что отыскав. Схватив ее за шаль, он рванул цыганку на себя, сорвав и ее и случайно порвав черное платье на ее плече так, что стало видно безобразное выжженное клеймо в форме змея, окольцовывавшего розу. — Бога ради. Чем я тебя не заслужил? Чем я хуже его?
Он зажал ее лицо между ладоней, с горечью глядя на то, как она отворачивается и даже не смотрит на него. Тяжело выдохнув и преодолев себя, Маргарита все-таки подняла на него взгляд своих холодных и колючих зеленых глаз и посмотрела в его глаза, черные, словно ночь. — Этим. Именно этим, милый Владислав. Правда в том, что я никогда не любила тебя. Есть лишь Гэбриэл. Смирись. Он мрачный. Он со мной одного поля ягода. И он — мой ровесник. А ты что? Посмотри на себя. Милый, невинный мальчик. Я не вижу в тебе мужчину. Ты для меня всего лишь мальчик. Мне двадцать семь, тебе восемнадцать. Ничего не получится! Послушай себя, ты сказал: 'Бога ради'. Кому ты это сказал? Ведьме, которая поклоняется и отдает свою кровь темным силам. У меня почти все руки и ноги в шрамах. Сила, которой я служу, регулярно просит моей крови в обмен на знания о зельях, ядах и темных заклинаниях. Только поэтому я так сильна. Потому что плачу демонам высокую цену за способность колдовать. Когда я настолько измучена, что уже не в силах причинить себе вред, меня режет бабушка Роза, а я, стиснув зубы, терплю. Чтобы неугодные мне умирали в страшных муках. Недавно трагически скончался Айозиф. Наверное, ты помнишь этого недалекого священнослужителя. И я даже не скрываю, что это дело моих рук. Из-за чернильницы меня выгнали из школы при монастыре, и я лишилась возможности получить образование. А я не могу смириться со своим провалом и не отомстить. Куда ты лезешь в мою тьму? Неужели такой жизни ты хочешь? Я же испорчу тебя, а я не хочу тебя портить. Все в тебе хорошее станет дурным и безобразным. Карма твоя к чертям полетит, если ты свяжешь свою судьбу со мной. Ты познаешь такую боль, о которой и не мыслил, если тебя коснется и захлестнет тьма. В тебе столько света, юный князь. А я не хочу заменять его скользким мраком. Женись на Элизе. Да. Мы не виделись много лет, но это не значит, что я за тобой не следила. Ты, как брат мне. Младший брат, которого у меня никогда не было. Ты единственный дал мне шанс, когда никто не давал. Ты сделал меня своей подругой, когда остальные закидывали камнями и готовы были убить. И я хочу отплатить тебе добром за добро. Хочу, чтобы ты был счастлив. Со мной этого счастья ты никогда не получишь. У тебя свой замок, отец, мать и богатство. Корона Валахии ждет тебя. А меня ждет мой табор и мои ромалэ. Иногда я сплю на голой земле. Я — нищенка, по сути. У меня ничего и никого нет. Даже мать отказалась от нас с бабушкой и ушла, сказав, что не в силах больше выносить нашу тьму. Куда тебе. Светлому, невинному, набожному, восемнадцатилетнему мальчику лезть в нее?
Она не грубо, но настойчиво убрала его руки со своего лица. — Быть со мной — нет доли горше. Никому хорошему я этого не желаю. А тебе не желаю больше всего. Я сказала, что ты мне, как брат. Так знай, что на этом все. Больше у меня нет никаких чувств. И они не появятся. Не надейся. Живи дальше.
Тогда, повинуясь некой безумной силе, Владислав склонился вплотную к Маргарите и коснулся ее губ своими, прошептав, что не боится ее ни капли, и его не пугает ее тьма, а даже влечет. Цыганка не препятствовала, углубив поцелуй и заведя руку в его распущенные длинные волосы. Отстранившись почти что через минуту, она оскалилась в улыбке. — Теперь ты успокоишься? Этого достаточно?
Не дожидаясь ответа, Маргарита почти что грубо отпихнула его в сторону и пошла прочь, покидая вишневый сад и с раздражением чувствуя, как огонь томления уже начинает лизать ее тело изнутри. Но, сделав глубокий вдох и выдох, она открывает глаза спокойного и мертвого душой человека, безобразной и гонимой людьми ведьмы. Разные дороги и разные судьбы. Не имеет никакого значения, что хочет она, и чего желает юный князь. Параллельные прямые никогда не пересекутся… А белые и розовые лепестки цветов летели и летели с по-весеннему благоухавших вишневых деревьев, когда Владислав смотрел ей в спину и видел, как уходит навсегда Маргарита Ланшери. Его единственная любовь на всем свете и во всех мирах…

@темы: Трансильвания: Воцарение Ночи 2016

---

Глава 21 - Одержимая

ГЛАВА 21 — ОДЕРЖИМАЯ

У меня ее лицо, ее имя,
Никто не заметил подмены.

Миновало по меркам времени нашего мира с момента, как я разделалась с Леонардо Боггартом, около года. За все это время Валерий-завоеватель так и не объявился. Зато в моей жизни объявились неоднозначные и странные симптомы, которые я списывала сначала на последствия ПТСР после убийства палача матери, когда думала, что нам с Владиславом не пережить эту битву, но, в конце концов, я уже больше не могла продолжать закрывать глаза на проявления этих странностей и перестала. С трудом разлепив веки, я взглянула на новые часы, доставленные Робертом нам в комнату совсем недавно, уныло примостившиеся на такой же новой прикроватной тумбочке. Они показывали пять утра… Но, не смотря на это, спать отчего-то совсем не хотелось, хоть я и ощущала себя измотанной до предела. Шея побаливала, причин этому я не знала и не помнила, но и не уделяла этой боли особого внимания. Последние несколько дней происходящее вокруг меня странным образом от меня ускользало. Выпадали определенные моменты жизни. Я не могла вспомнить, по крайней мере, половину из того, что происходило вчера. Списывать на склероз было рановато, хотя, быть может, последствия моей смерти и воскрешения с помощью Цитадели Чайки и оказали на меня определенное влияние… В любом случае, провалы в памяти, разумеется, не могли не досаждать, но до этой ночи я относилась к появлению в наличии черных дыр в своем сознании очень халатно и спустя рукава. Не пугало меня даже то, что возвращаясь в сознание из глубин непонятного и неприятного небытия, я могла оказаться где-нибудь посреди коридора с какой-нибудь вещью в руке, абсолютно не помня, как я сюда попала, и, собственно говоря, вообще зачем… Начиналось все с одного слепого пятна в неделю. Но, честно говоря, последнее время провалы в бытие занимали уже часы вместо минут, а в последний раз — день вместо часов. Да. Все верно. Я не помнила ничего из того, что со мной было вчера.
В приступе подкатывавшей к горлу тошноты от паники безысходного, давившего на меня своей неясностью, состояния, я перевернулась на другой бок, и в этот момент что-то острое уперлось мне в руку. Приподняв вещь в руке, поднеся ее к глазам и покрутив несколько секунд в пальцах, я поняла, что это был ошейник. Кожаный ошейник с шипами. Но, не торопитесь говорить, что представили эту вещь правильно. Шипы были не изящным украшением снаружи. Они располагались на внутренней стороне этого садомазохического приспособления. И, как я поняла, к этой вещице, вероятно, прилагалась цепь, потянув за которую, ошейник на шее жертвы затягивался плотнее, а шипы вырастали и вцеплялись в ее горло, влезая под кожу. В мое горло… Только сейчас, не смотря на вампирское зрение, мне удалось рассмотреть, что с острых зубьев стекала полузастывшая кровь. Передернувшись от чувства неприязни, я прижала руку к шее. В этот миг один из моих пальцев ощутил под собой на коже глубокую впадину. Через долю секунды я почувствовала, что он внезапно стал липким и мокрым. Кровь. Какого черта?..
Я все еще крутила в руках ошейник, пребывая в состоянии транса и полного недоумения, когда дверь в спальню распахнулась, и мой муж образовался на пороге. Да. Я не была нормальной никогда. Я терпела его побои, я позволяла ему слегка удавливать меня на его же ремне, бить, отдавала свою кровь, но такое… Единственной рабочей версией сейчас было то, что этот маниакальный до одури доминант с помощью гипноза претворяет на мне в жизнь свои уродливые мечтания. Такие, на которые даже полубольная я не пошла бы.
Я окинула Владислава взглядом, впервые за все время нашего существования вместе, полным неприязни. Я смотрела на него, как угодно, но так… Никогда еще раньше. Переступив через порог в брюках с расстегнутым ремнем и в расстегнутой рубашке, открывавшей вид на его сильные и мужественные грудь и плечи, он закрыл за собой дверь и улыбнулся мне, обернувшись в мою сторону.
— Не спится в пять утра, бабочка? — Его улыбка была неподдельно искренней. Ну сейчас я покажу этому больному ублюдку, где раки зимуют. Он еще вспомнит, как я прикончила его шлюху, Гейл, и как вышвырнула полыхавшее постельное белье после нее в окно.
— Да как тут уснешь, когда в твоей жизни творится черт знает что, да еще и против твоей воли, когда ее подавляют, сжимают в кулак, выжигая тебе мозги, чтобы делать гадости безнаказанно. Запрещала я тебе что ли причинять мне боль? Да я молила о ней. Лишь, чтобы ты был счастлив. Я не люблю боль. Я ее не выношу. Только недавно я выдрессировала свой болевой порог до состояния, в котором можно терпеть хоть какую-то боль. Так ты платишь мне за покорность и желание терпеть невыносимую муку, если любимому человеку ее лицезрение доставляет удовольствие? Я существую ради тебя, потакаю твоим извращенным желаниям. Такова твоя благодарность? Что это вообще такое? Предупредить и договориться о введении в обиход такой игрушки сложно было?
Я изогнула правую бровь дугой и приподняла на указательном пальце пыточный ошейник. Во взгляде Владислава ничего не дрогнуло. Будто бы он был готов к подобной беседе и только ждал случая, чтобы поговорить на эту тему.
— Дурная. — Бескомпромиссно покачал головой он. — Что с тобой вообще стало? Вспоминай, что вчера было. Ты сама притащила эту ерунду и умоляла удавить тебя на ней. Если ты шальная, и уже и половины своей жизни не помнишь, зачем перекладывать свое беспамятство на других, еще и взывая к совести?..
— Врешь. — Взвилась я. — Такое невозможно забыть. Я бы помнила, если бы подобное имело место быть. Ты влияешь на мое сознание. Я не помню, что было вчера.
— Так смотри. — Он пошире распахнул рубашку, и, к своему ужасу, я увидела свежие отметины, оставленные ядом серебра через всю его грудь и живот. — Ты — сумасшедшая. И, дойдя до грани в психозе, память тебе отказывает. Моими руками ты затянула ошейник на своем горле так, что шипы до конца въехали в горло. А потом… А потом… У тебя оказалась посеребреная плеть в руках. И силы в тебе было больше, чем обычно. Я не смог справиться с твоими руками. Я. Пятисотлетний бессмертный вампир. Ты оставляла мне шрамы этой плетью с улыбкой на лице, затем вылизывая образовавшиеся язвы, пока из твоего горла фонтанировала кровь в местах ран от шипов. И глаза твои не были изумрудными. В них горело синее пламя. Вскоре нам придется навестить твоего личного психотерапевта, любовь моя, ибо твое поведение уже слишком даже для меня…
В состоянии отвисшей челюсти я даже не нашлась, что сказать, пока Владислав лег на кровать, повернувшись ко мне спиной. Что-то, определенно, было не так. Не зря последнее время мне было так дико и тревожно, словно меня предупреждали какие-то звоночки об опасности. Теперь же становилось страшнее. Намного страшнее…

***

— Все плохо. — С половину минуты мой личный психотерапевт смотрела мне в глаза с фонариком, а потом обреченно выдохнула, выключив его. — Ты больна неизлечимо. Гадом, который даже почву под своими ногами отравляет, не говоря уж о человеческих душах. Воронье, по которому ты чахнешь, сохнешь, дохнешь, когда-нибудь все же сведет тебя в могилу. Я предупреждала тебя.
— Тема закрыта. Давай по существу, без своих гадких ремарок. — Злобно огрызнулась я. — Чего мне ждать от этого состояния? Будут ли провалы в памяти становиться еще чаще? Кто может гарантировать, что я не потеряю однажды контроль над своим телом?
— Да никто. — Девушка-дракон снова раздраженно включила фонарик и, удерживая меня за подбородок, начала всматриваться куда-то вглубь моих зрачков. — Ты знала, что у тебя две радужки глаз? Одна твоя — зеленая, а вторая, что находится за ней, — ярко-голубая.
— Я не говорю на сложном драконьем языке. Что это значит? — Я бодренько спрыгнула с тумбочки, на которой проходил глазной осмотр, и пересела на кровать к мужу.
— Это значит, что ты одержима. — Пожала плечами Тефенсен. — К сожалению, подобное происходит довольно часто с подверженными эмоциональным стрессам людьми, а ты с первого дня жизни здесь себе покоя не находишь, да и в общем-то даже и не ищешь. Пользуясь ослабленностью людей, эти твари, которых в простонародье называют сущностями, проникают в твое тело, подменяя твое сознание своим, а когда твой дух начинает становиться сильнее и выталкивает субстанцию, как инородное тело, ты, конечно же, приходишь в себя, но, увы, ничего не можешь вспомнить из того, что делала последнее время. По той простой причине, что делала не совсем ты. И даже совсем не твое сознание. Как правило, сущности никогда не являются с добрыми намерениями. Они дикие, свирепые и бездушные. И живут они своими единственными не атрофированными желаниями. Желаниями причинять душевную и физическую боль. Тебе и всем, кто находится в твоем окружении.
— В первую очередь, тем, кто находится в ее окружении. — Раздраженно подметил мой муж, а Дэнелла Тефенсен усмехнулась одними уголками рта.
— А ты не думал, что тебя как раз и стоило проучить? Может, и нет смысла убирать сущность, если она выполняет мои функции за меня, пока я не у дел.
— А, может, тебе стоит уже научиться манерам общения с королем, пока ты все еще жива? — Полуяростно прошипел Владислав, оскалив клыки.
— А, может, вам обоим сейчас стоит заткнуться и подумать обо мне? — В голос рявкнула я, закатив глаза. — Годы идут, а вы, идиоты, никак не наладите контакт, и в моменты встреч, кроме как о грызне друг с другом, не думаете ни о чем и ни о ком вообще. А кто из нас троих в самом дерьме? Правильно. Не стоит поднимать руку. Подсказка. Это я!!! Если сущность явилась убить меня, она сделает это и за ценой не постоит. Стоит мне только отключиться, и она может вонзить кол мне в сердце. Или моему мужу. Или кому-то из моих детей. Или кому угодно. Даже тебе, Тефенсен.
Дэнелла снова усмехнулась. — Я бессмертна, Лора.
— Очень за тебя рада. Мои поздравления. А я - нет. Поэтому, думайте, мать вашу. У вас обоих, вместе взятых, больше опыта общения со всякими разными существами, в отличие от меня. Как изгнать сущность? С каждым днем я все меньше принимаю участие в своей собственной жизни. Я теряю минуты, часы, а, последнее время, даже сутки, пока в моем теле бесится неведомая тварь.
— Есть один отвар. — Дэнелла выпустила коготь и, с оглушительным скрежетом, задумчиво провела им по прикроватной тумбе, оставляя на ней след. — Он не изгонит сущность, но позволит тебе оставаться в сознании и наблюдать за действиями иного сознания со стороны. Контролировать свое тело ты не сможешь все равно, но, хотя бы, будешь знать, чем занимаешься в неподвластные твоему контролю минуты своей жизни. Ни одно снадобье на свете не поможет избавиться от подобного. Лично я, за все время пребывания слугой природы и алхимиком, панацеи от одержимости не встречала. Остается лишь ждать и надеяться, что в критический момент твое сознание, оказавшись сильнее насильно вторгшегося, вытолкнет его с концами. Но, по правде говоря, для этого должен состояться хотя бы парад планет. Ну или же… Знаешь, почему ты не в состоянии изгнать чуждое тебе сознание? Тебе давно уже плевать на себя, Лора. Ты не воспринимаешь сущность угрозой для себя. Потому что напугать смертью ту, что я лично из петли вытаскивала… Даже смешно. Другое дело - он. Я уверена, что если бы чуждое сознание всерьез грозило твоему неповторимому номеру один, ты бы уже одним щелчком пальцев избавилась от балласта. Сейчас же, как мне кажется, ты не противодействуешь, потому что не больно-то и хочется. Твоя жизнь — отстой. Единственный живой родственник, бабушка, умерла, а ты даже из-за дел попрощаться не смогла. Дом, в котором остались твои отец и мать. Там все считают тебя чужой, а родители не понимают и никогда не понимали твою тонкую душевную организацию, от того и не выносили на дух. Ты держишь в страхе людей этого мира, чтобы спрятать под маской несокрушимости своих внутренних демонов. А твоя единственная вера, надежда и оплот, вспоминает о том, что ты нужна ему, раз в неделю, да и то потому что служанки не отозвались мыть ножки королю.
— Это ты сейчас сказала, чтобы заставить меня почувствовать себя хуже? Знаешь же, что со мной этот номер не прокатит. Я никогда не пылала желанием быть одной из счастливых человеческих душонок. Ты знаешь, как они мне омерзительны. Да. Я — не человек. Я — дикая тварь. Но я рада быть ею. Другой я быть не хочу. Потому что принадлежать к роду человеческому… Для меня смерть была бы не такой тяжкой карой. — Я упрямо тряхнула волосами, и черные локоны рассыпались по моим плечам.
— Я завела эту тему не для того, чтобы сообщить тебе, что твоя жизнь — отстой. Ты и без меня об этом знаешь. Все дело в том, что сущности чувствуют потерянных и вцепляются в них мертвой хваткой. Доживи до вечера. Я принесу отвар, и ты сможешь пусть и не контролировать себя, но хотя бы наблюдать за собой со стороны.
С этими словами Дэнелла Тефенсен растворилась в моментально открытом ей портале.

***

Девушка-дракон сдержала свое слово, дав мне выпить принесенную ею гадость уже ближе к ночи. С неделю после этого я наблюдала за моим подозрительным квартирантом. Сознание у визитера было женским. Никакой взаимосвязи и закономерности между ее появлениями и исчезаниями я не выявила. Она приходила, когда ей вздумается и уходила точно так же. Первое, что я узнала о своем нежданном госте — было ее имя. Съемщицу бесплатного жилья в моем мозге звали Рейни. Точнее даже нет. Она сама себя так называла.
Путем хаоса и террора, а также путем убийства бессчетного количества ни в чем не повинных людей, Рейни заставила себя бояться не только моих слуг, но и даже дворецкого. Милый, бедный Роберт. Не хватит никаких слов, чтобы описать, как мне было его жаль, но что я могла поделать?.. В такие минуты, запертая на задворках своего же сознания, я могла лишь наблюдать, но не действовать…
Тяга Рейни ко всем грехам во всех мирах превысила лимит, и она очень быстро подсадила мое тело на наркотики, вкалывая шприц с эйфорическим ядом, присланным Айнид и принимаемым мной только в моменты нещадных болей, прямиком мне в вену. Бесчувственная тварь истязала моего мужа безжалостно и заставляла его истязать себя. Подыгрывая мне, он все еще делал вид, что не замечает подмены, и звал ее моим именем… Необходимо было срочно принимать какие-то меры, ибо возвращалась я в себя с каждым днем все реже и реже и на очень короткие промежутки времени, словно квартирантка моя на это время выходила погулять. Рейни становилась полноправной владелицей моего тела день ото дня, все больше попирая мои права на свою собственную оболочку. Приходя в сознание, к своему ужасу, я все чаще приходила к мысли, что уже не Рейни — незваный гость в этом теле, а я сама. Ибо с замиранием сердца я ожидала выталкивания собственного сознания из собственного тела в любую секунду, и каждый раз мои ожидания оправдывались.
В очередной раз потеряв пульт от управления собой, я наблюдала этим вечером за немой сценой, которую нарисовала мне Дэнелла, за что я сейчас безмолвно проклинала ее, на чем свет стоит, тем днем, когда принесла волшебный отвар. Повод был пустяковый и не стоил сцен. Но мой муж долгим терпением никогда не отличался. Ни в чем. Рейни и Владислав серьезно поссорились, а он выпалил, что знает, что это не я. Один раз попытавшись, но потерпев поражение, потому что я 'всплыла' вовремя, в убийстве вампира серебряным колом, Рейни уже точно знала, что в следующий раз она не остановится. Ее существование в моем теле внезапно оказалось под угрозой. А с угрозой мириться и сосуществовать в мире она не желала. И теперь она планировала ликвидировать моего супруга, которого, видимо, злобной кармой мне было прописано спасать от всего и всех на протяжении эонов лет…
Рейни стала прямой угрозой человеку, которого я любила. С этим срочно было необходимо что-то делать… Да только как можно что-то сделать, если не являешься хозяином своего тела, в принципе?..

***

Дабы воплотить свои черные планы в жизнь и не вызвать подозрений, моя незваная гостья предложила Владиславу прогуляться верхом до Карпатских гор.
Это было странно и изнурительно. Уже который день не владеть собственным телом, не отвечать за свои поступки, не иметь возможности предупредить его и помочь, увидеть, где заканчиваюсь я, и начинается Рейни. Поняв, что ее раскусили, стерва прибегла к трюку, раздобыв черт знает где контактные линзы с цветом моих глаз, и предусмотрительно ведя себя спокойнее и непринужденнее.
Солнце ушло на закат. Величественный горный хребет Карпат, неподвластный мирам и временам растянулся на километры вперед в закатном алом мареве. Мы оба были в черном. Разве что от меня в данный момент было лишь пятьдесят процентов. Только тело. Чуждый же разум, успешно подавивший мой собственный, натянул поводья, которыми я никогда сама не изводила своего единорога, и Звездочка презрительно фыркнула, полусмиренно закусив узду.
Она чувствует. Единственная из нас всех, сохранившая разум, ощущает… Бросив испытующий взгляд на мужа, я заметила, что он отстраненно, отвлеченно и вполне расслабленно, не ощущая подвоха, смотрит на макушки гор каким-то религиозным полузатуманенным взором. Темные волосы ниспадали на его лицо. Прекрасное, но изувеченное душой создание. Над тобой снова навис домоклов меч. Очнись же. Ну. Это не я!!! Я вопила и пиналась изнутри своего тела, просясь наружу. Тем временем снаружи моего фасада не происходило ничего примечательного. Разве что Рейни проверила, при ней ли оружие, подаренное Дэнеллой Тефенсен — кинжал Хранителей Баланса Измерений.
— Сука. — Мысленно выругалась я.
— Так предупреди! — Прошипело мне прямо в ухо подсознание голосом Владислава.
— Гениальный план. Я не могу. — Злобно отозвалась я.
— Глубокий вдох и выдох, Лора. Еще немного, и конец узурпатору, который только недавно затягивал кожаный ошейник с шипами на твоем горле, а ты даже себе не принадлежала в тот момент. Если ты такая слабачка, то позволь Рейни оказать всем во всех мирах необходимую услугу. Мир только вздохнет свободно. Полной грудью. — Резонно и спокойно подметило внутреннее 'я'.
— Заткнись, скотина. — Взвилась я на дыбы. Внутри себя самой бунтовать не только против своего тела было, по меньшей мере, странно. По большей, не очень-то и удобно.
Пока внутри меня велась борьба с самой собой и своими не затыкавшимися ни на минуту в моей жизни тараканами, Рейни предложила подняться на самый верх.
Велес шел рядом со Звездочкой копыто в копыто. При всем этом моя кобылица с рогом чувствовала себя нервно, неуверенно, раздраженно. Конь же Владислава вел себя флегматично и полубезразлично. Сделав привал на извилистом плато и спешившись, мои пятьдесят процентов и мой муж бросили взгляд на догоравшее в последних золотых лучах алое солнце, уже не опасное для вампиров.
— Красиво тут. — Подметила Рейни, глядя на предзакатные лучи.
— Кто ты такая? — Спокойно выдохнул король всех вампиров. — Неужели ты надеешься, что, нацепив контактные линзы, ты сможешь меня обмануть?.. Мы с Лорой почти двадцать лет вместе. Я знаю ее, как себя. Ты не та, за кого себя выдаешь. Один вопрос. Зачем?
— Почему ты думаешь, что я тебе отвечу, вампир? — Рейни обернулась к моему мужу, удивленно вздернув брови.
— Ну-у-у. Быть может, тогда я тебя не убью…
На стороне Владислава была скорость. Не ожидая моментальной реакции вампира, Рейни оказалась сбита им с ног и прижата к скалистому выступу. И если ее (мое?) тело лежало на этом самом выступе, то голова была свешена в пропасть. Я знала, что муж не причинит мне вреда, не убьет меня, но блефовать, и я в этом была абсолютно уверена, он будет жестоко. Мы с ним как раз об этом и договаривались. Сила страха за свою жизнь могла заставить ее покинуть мое тело, потому что будучи частью меня, а значит, обладая телом вампира, гостья, однако, не могла использовать мои силы и мои крылья. Чужому разуму подобное было неподвластно. Так что она являлась почти что человеком в сверхмощной оболочке вампира.
Опасно сверкнув глазами и оскалив клыки, Владислав еще больше свесил меня над пропастью. — Не владея силой Лоры, как думаешь, что с тобой будет, если ты сейчас полетишь вниз? Мы сейчас на высоте, на которой у тебя нет никакого шанса выжить. Только кости долетят до места назначения. Отвечай, тварь, какого Дьявола тебе понадобилось от моей жены? Проваливай из нее немедленно!
От безмятежного выражения на лице сущности не осталось и следа. В глазах ее блеснул опасный огонь ярости, и она полусдавленно прошипела.
— Ты не причинишь вреда своей жене. Убьешь меня — убьешь и ее тоже. А я полностью владею сейчас ее телом и контролирую его. Твоя девочка не вернется к тебе больше никогда!
— Ну это мы еще посмотрим. — Презрительно усмехнувшись и скривившись, он мыском сапога пнул ее в колено, не отпуская запястий из своего захвата, и Рейни оказалась свешенной в пропасть уже до спины. — Не просчитала ты свой план, милочка. Если Лора заперта внутри тебя до такой степени, что до нее уже не достучаться, то почему меня должно волновать то, что станет С ТОБОЙ? Находясь в последний раз в здравом уме, она просила прикончить ее, если я только замечу, что она потеряна навсегда. Ну так что, свалишь или проверим, как ты умеешь летать без крыльев? Как знать, быть может, разбившись вдребезги, сдохнет в ее теле лишь твое сознание, а моя жена, как бессмертная, регенерирует и снова обретет контроль над собой? Последнее предупреждение, Рейни. Нового не последует.
Мое тело свесилось в пропасть уже на три четверти. Случайно посмотрев вниз, в зияющее дно, Рейни яростно взвизгнула.
— Давно уже надо было от тебя избавиться. Ты, как заноза в заднице, вампир. Зачем я заняла ее тело? А ты слишком туп, чтобы понять? Мы — квартиранты. У нас нет собственных тел. Мы лишь — энергетические сгустки, которые всю жизнь ищут необходимого хозяина, в котором можно жить и которым можно питаться. Твоя супруга — непостижимо идеальный вариант, благодаря своей ущербности. Она такая… Ходячий комплекс. Так отчаянно в тебе нуждается, что перестала себя идентифицировать в отдельности от тебя, считая себя твоим приложением. И, знаешь, к твоему неудовлетворению, это не только ее садомазохически радует, но и печалит, одновременно с этим. Она агонизирует и оргазмирует от мысли о том, что боги дали ей шанс быть твоей тупой, безмолвной и безгласой вещью, но потеря самоопределения навевает на нее такое ощущение безысходности, что она уже много раз жалела, что родилась на этот свет.
Вложив всю силу в ногу и нанеся удар моему мужу этой ногой в живот, Рейни оказалась сверху, вжимая его бедрами в землю и проворно вытаскивая из сапога кинжал Хранителей Баланса Измерений.
— Кажется, твоя супруга именно так чуть тебя не убила. Прощай, Владислав Дракула. У меня рука не дрогнет.
Кинжал двигался к его сердцу. С каждой секундой он становился все ближе к заветной цели. Не смотря на вампирскую силу сопротивления, отчего-то моя гостья, видимо, в ярости, на этот момент оказалась сильнее. Раз… Оружие Хранителей Баланса Измерений разрезало его рубашку. Два… Вошло под кожу. Три… Изнутри я издала пронзительный визг, и изображение перед глазами внезапно и как-то резко померкло…
Не знаю сколько времени прошло. Я очнулась. На этот раз снаружи, а не изнутри. Тяжело дыша, я приподнялась на локте, издав нечеловеческий стон. Точно сотни маленьких и мерзких ос впиявились мне под кожу на голове. Если так всегда ощущается проникновение чужого сознания в свое тело, прошу мои деньги обратно. Что-то мешало видеть. Зрение утеряло четкость, и перед глазами поплыли полосы зеленоватой ряби. С долей плохо скрываемого раздражения я вытащила контактные линзы из глаз и побросала их на землю, отерев пену с губ судорожным движением руки, и только после этого обратила внимание на мужа, который невозмутимо лежал на земле, подложив руки под голову, пялясь в темное ночное небо.
Обернувшись в мою сторону, он иронично улыбнулся. — Ты — это ты?
Вместо ответа я развернула белые, как снег, крылья, и после этого он притянул меня к себе, склонив мою голову на свою грудь и молчаливо указав на звезды. Без слов я тоже посмотрела вверх.
На плато было тихо, гармонично и бесшумно этой ночью, которую мы вплоть до рассвета провели в Карпатах.
Поутру я подала сигнал Тефенсен и, покинув свой мир на полчаса, девушка-дракон констатировала после детального осмотра, что со мной все в порядке. Никаких радужек иного цвета в моих глазах более не обнаружилось. Я была свободна. Тогда на моей коже она выжгла метку, не позволявшую сущностям проникать в мое сознание и занимать мое тело. Теперь Рейни, даже если бы очень захотела после изгнания вернуться в «дом», который уже привыкла считать своим, постигло бы жуткое разочарование…

***

Как-то раз повезло мне попасть в один из залов, в который я давненько не заходила. То ли судьба, то ли Его Величество Случай привели меня сюда… На самом деле причина была до безобразия проста. Через несколько дней в нашем мире должно было грянуть двадцать второе мая, и, по совместительству, двадцать лет с нашего знакомства с мужем. Я хотела лично убедиться, что дворецкий распорядится обставить наш замок к этой дате в лучшем виде, торжественно украсив главные залы. Задумчиво проведя рукой по стене, я подошла к огромному покрывалу, скрывавшему нечто от пола до потолка. Да. Я много раз натыкалась на накрытое сооружение. Но только сегодня у меня хватило не то вдохновения, не то наглости, чтобы сдернуть завесу.
Глазам моим предстала огромных размеров картина с женщиной, написанной маслом. С ТОЙ САМОЙ ЖЕНЩИНОЙ!
В нижнем левом углу непритязательный художник вывел краской дату, не поставив даже своей подписи, вероятно, желая остаться инкогнито для будущих поколений. Картина была датирована тысяча четыреста пятьдесят восьмым годом. А в нижнем правом — значилась подпись. 'Княгиня Маргарита Ланшери-Цепеш'. Я уже видела оригинал себя, мое первое воплощение, в доме цыганки Баваль на неизвестно откуда взявшейся в те годы цветной маленькой фотографии над кроватью нашего потомка. Но, не смотря на это, портрет поразил меня куда как больше. Женщина, как две капли воды похожая на меня, отличавшаяся лишь более резкими чертами лица и более выпиравшими скулами, взирала с портрета свысока, горделиво подняв голову. Ее изумрудные глаза своим яростным огнем, казалось, были в состоянии дотла испепелить любого, на кого она посмотрит. Любого, кто окажется в немилости оказаться возле ее портрета. Спина цыганки, точно натянутая струна, была пронзительно ровной. Женщина, полагаю я могла называть ее именно так, потому что стать, взгляд и осанка не позволяли назвать ее девочкой или даже девушкой, была одета в узкое черное платье, а вьющиеся черными змеями локоны собирались в высокую прическу. Если бы между нами с ней не пролегло шесть столетий, я бы просто сказала, что не помню, кто и когда имел честь писать мой портрет…
И все же, что-то отличное выделялось даже для невооруженного взгляда. Хищность и гордость. Да, как я недавно узнала, я и сама была не просто человеком, как думала свои долгие почти что семнадцать лет. И все же. В моем нынешнем облачении — зеленой парче и бархате, можно было с натяжкой сказать, что я являюсь реинкарнацией Маргариты. Но наоборот… Сказать, что эта женщина могла бы быть студенткой Кулинарного института в Хартфорде… Непостижимо, и ни в коем случае.
Милена помнила о прошлом наших родителей и всей линии рода Шиаддхаль. А меня так раздражало то, что мне была недоступна не только эта память, а и память предыдущих воплощений. И была ли в том вина Хранителей Баланса Измерений, или же чья-либо другая, сейчас не имело значения. Ведь я так мало, по сути дела, знала о настоящей себе.
Покачав головой и оставив женщину с более заостренными, волевыми и доминирующими чертами лица, нежели мои собственные, за своей спиной, я раздосадованно вышла из зала. Стук каблуков моих замшевых зеленых и остроносых туфель эхом разнесся по всей территории моего дома. Я направилась к лестнице, ведущей в главную башню замка Дракулы…

@темы: Трансильвания: Воцарение Ночи 2016

---

Глава 20 - Мир в багровых тонах для Чайки

ГЛАВА 20 — МИР В БАГРОВЫХ ТОНАХ ДЛЯ ЧАЙКИ

Дух леса был призван установить гармонию в природе и сохранить баланс.

После казни Каролины и прочих из тусовки Дэнеллы Тефенсен, по обязанностям наследницы трона Изиды Шиаддхаль, я была вынуждена около двух недель прожить в Благодатной Долине. Мне отвели новые покои в багрово-черных тонах, достойные королевы, а когда Владислав освобождался от королевских обязанностей дома, он тут же приходил ко мне через портал прямо в мою спальню. За это время я дала Айнид Глайн и совету семерых клятву охранять и защищать природу Благодатной Долины и своего мира. После получения согласия со мной произошли две вещи. Мою энергетику связали с природой моего родного, теперь уже можно было считать его таковым, мира, а также — с природой Благодатной Долины. Теперь я ощущала каждое срубленное дерево, каждое убитое животное на своей собственной шкуре. Через несколько дней устав от этой боли; устав истекать кровью каждый раз, как истекал кровью какой-нибудь загнанный и замученный охотником олень; чудом доживая до момента, когда выпью кровь Владислава, чтобы исцелиться; получив неохотное разрешение от совета семерых только с обещания, что я стану еще сильнее, чем была, для ответственного выполнения своих обязанностей в качестве королевы, я дала согласие мужу на обращение меня в вампира. Добавлю лишь одно: пробуждаться после укуса и сломанной шеи больно во второй раз не меньше, чем в первый. И не менее дико. Разве что к жажде крови, изменениям, постигшим все органы чувств, особенно зрение и обоняние, и обостренным ощущениям на сей раз привыкание наступило быстрее. А после обращения каким-то чудом цвет моих волос снова изменился. Переродившись, я стала первой из Шиаддхаль, возвращенной к жизни при помощи Цитадели Чайки, утерявшей естественный цвет волос и снова ставшей брюнеткой после укуса. Таким образом, теперь я снова была кровососущей и мертвой вампиршей, только вчера бывшей человеческой теплокровной девушкой. И снова пережившей превращение в жгучую брюнетку из так называемого цвета пепельного блонд. Процесс обращения каким-то образом отсылал меня к истокам, возвращая мне идентичное сходство с Маргаритой Ланшери…
Когда срок вышел, я вернулась домой, чтобы стать стражем природы мира, который уже порядка двадцати лет был моим и который я привыкла уже считать своим. А для удобства патрулирования территорий, в подарок, Айнид Глайн от лица совета семерых прислала мне настоящее чудо природы, явление которого пред мои очи я ожидала сейчас, стоя у опушки.
Я улыбнулась, заслышав топот копыт в приглушенных сумерках леса. Солнце уже заходило за горизонт, окрашивая огненным маревом все небо и верхушки деревьев, но у их подножья уже было темно, и по земле стлался белесый туман, словно утверждая свои права в готовящемся неизбежно стать ночным через считанные пару часов лесу.
Среди темных и неприветливых деревьев леса проекции — копии мира Дэнеллы Тефенсен, промелькнула белая тень, и через секунд сорок из глубин дремучей чащи показалась белая голова лошади. Но я заранее знала, что это была не просто какая-то обычная лошадь. Золотая грива восхитительного создания крупными кольцами ниспадала на лоснившуюся белую кожу, а прямо из середины лба животного произрастал витой, такой же белоснежный, как и его носитель, рог. Пару раз ударив по земле копытом, единорог сделал (сделала?) несколько осторожных шагов в мою сторону.
Пока еще не случилось в моей жизни переплета с должностью Хранителя Архивов и последовавшими за ним кошмарными тенденциями, я, еще в бытность первого превращения в вампира, ездила на прекрасной белой кобылице — Лире. Но красота волшебной лошади из королевской конюшни Владислава не шла ни в какое сравнение с великолепием единорога, которую я назвала Звездочкой за полупрозрачную и сиявшую отблесками в свете лунном кожу. Протянув руку, кончиками пальцев я коснулась переносицы кобылицы с рогом. Удовлетворенно фыркнув, в ответ та тряхнула головой и ударила копытом. Поняв, что она принимает меня, без всяких рабских поводьев, седел и уздечек, я вскочила к ней на спину, и мы помчали прямо в глубь леса на скорости ветра, в абсолютную темноту, ибо солнце уже завершило свой путь за линию горизонта… С вампирской моторикой и реакцией тела мне не нужно было бояться, что упаду. Мое тело мгновенно реагировало на каждый поворот, выпрямляясь в струну, да и если бы я начинала падать, ничего бы не помешало мне обратиться в бестию во время падения и взмыть в небо, продолжив путь по воздуху…
Шло время. По прошествии нескольких таких заездов, пока о Валерии-завоевателе, так успешно скрывшемся, испугавшись расправы, что никто не мог его найти, не было ничего слышно, я стала грозой бандитов и мародеров, которые знали меня не под именем Лоры Уилсон-Дракула, и даже не Лары Изиды Кармины Эстеллы Шиаддхаль, а под кличкой, символизировавшей перевод моего имени с греческого — 'Чайка'. Мне удалось заставить негодяев и подонков дрожать от одного упоминания обо мне.
Под горячую руку новоявленной вампирши с эльфийскими корнями, королевы вампиров и королевы эльфов, которой не было равных в рукопашной, в магии знаков и в сражении на мечах, благодаря упорству Дэнеллы Тефенсен, попадали то и дело охотники за сокровищами, разграблявшие драгоценности: золото и алмазы, в недрах пещер у подножия Карпатских гор; лесорубы, рубившие деревья в щепки ради продажи древесины в три красных цены в городах; охотники, забивавшие насмерть животных, а иногда и те, для кого охота была спортивным интересом, а желание пытать невинных живых существ — развлечением.
Порой, изматываясь, даже мое вампирское тело требовало отдыха. Которого, к счастью, не требовалось Звездочке и, заслышав посреди ночи под окнами первого этажа замка топот копыт и нервное ржание острым вампирским слухом, я подлетала на кровати и спешила в лес или к Карпатам на кровавую бойню…
Не смотря на то, что каждая битва заканчивалась буйным кровопролитием, мне порой тоже приходилось не сладко. Все потому что бандиты и мародеры пронюхали, кто выступает против них и теперь оборонялись топорами, секирами, кинжалами, ножами и мечами из чистого серебра, оставляя шипящие язвы в местах ударов, если я не успевала увернуться. Но, как бы то ни было, боль забитых насмерть животных, срубленных и истекавших соком деревьев, стонущей земли и разграбленных ресурсов ударяла по мне сильнее боли, полученной от серебра, заставляя иной раз истекать кровью все мое тело, которое, к счастью, теперь достаточно быстро регенерировало. Связавшись с Дэнеллой Тефенсен и обрисовав ситуацию, как алхимику, я заказала ей волшебный эликсир, который должен был исправить ужасающие последствия энергетической связи с природой края. Она обещала, что искупавшись в нем, я буду чувствовать то, что происходит с ресурсами нашего мира только эмоционально, а тело мое перестанет реагировать и кровоточить, чем всякий раз заставало меня в самые неподходящие минуты жизни. То в моменты совершения сделок купли-продажи земель Трансильвании, то в аккурат во время совещания совета семерых в землях Благодатной Долины. Девушка-дракон принесла долгожданное для меня лекарство через пару дней. На удивление, она не проявила ни агрессии, ни желания вернуть нас с Владиславом в свою комнату для пыток, лишь на прощание перед уходом подтрунив над тем, что первая ночь после освобождения с цепи, наверняка, была феерической в отношении срывания с мужа одежды и удивительно то, как я вообще выжила после нее, ибо, как она утверждала, фонил тряской земли даже ее собственный мир от моей эмоциональной реакции. За это вроде бы беззлобное подначивание она получила кулаком в живот, и, лишь мрачно улыбнувшись, исчезла в портале в свой мир — оригинал моей копии.
А одним вечером случилось то, что весь наш мир поставило с ног на голову. Поздним вечером лежа на груди мужа и слушая рассказы Владислава о том, как он проливал кровь сарацин, обагряя сталь и закат во имя Христа в пятнадцатом веке, а я договорить ему не давала, затыкая поцелуями, я еще и не подозревала, что угроза войны нависла над нами в наше время. Наступил момент, когда оборотни решили выйти из мрака и явить нам свое лицо, потому что впервые они обрели в своем управлении могущественного лидера. О полукровках — гибридах вампиров и оборотней, я слышала вскользь от Киры очень давно, когда выпила яд, убивающий такое создание, но не имела возможности лицезреть ни одного из них воочию. Вамполикантроп, возглавивший армию восставших против вампиров оборотней, звал себя Константином Вольфом. Сыном оборотня по имени Люциан Вольф и вампирши Сони. В одном из недавних разговоров со своей экс-наставницей Селеной, я узнала, что она очень долгое время выступала против Люциана и его оборотней, да так яростно, что несколько раз едва не погибла…
Впервые я встретилась с Константином во время утренней пробежки вокруг замка. Гибрид весьма нахальной внешности с вьющимися темными волосами, холодными голубыми глазами в полурасстегнутой черной рубашке и темном плаще, зная о том, насколько я ненавижу и презираю повстанцев за то, что муж теперь постоянно проводил время на границе, чтобы отстоять битву против врага и успеть отследить их нашествие, каждый день находясь под угрозой жизни и смерти, которые отделял лишь один укус оборотня, не стеснялся тем не менее стоять, подпирая стену моего замка, и взирать на меня с улыбкой.
С лету я буквально пригвоздила полукровку-выскочку к стене, рукой сдавив ему горло.
— Тебе жить надоело? — Нахально улыбнулся Константин, оскалив полувампирские-полуоборотнические клыки.
— Это тебе жить надоело, если хватает наглости отираться возле дома монархов-вампиров. Что ты мне сделаешь, пес? Я выше добра и зла. Я — королева этого мира. Отзови своих людей. Мне плевать, что будет с армией пограничия вампиров, но мой муж там. МОЙ МУЖ ТАМ, ТВАРЬ! Из-за того, что ты подстрекаешь на восстание тех, кто прятался все эти годы, как испуганные щенки. — Мои глаза полыхали изумрудным огнем в отражении льдистых голубых глаз Вольфа.
— Оборотни заслужили быть свободными. Заслужили право скинуть с себя оковы вампирского ига. Все эти годы им просто не хватало лидера, чтобы восстать против вас. Но теперь у них есть я. И мы готовы. Я продолжу дело своего отца. Дело Люциана Вольфа никогда не будет забыто. А твой муж волен бежать к тебе под юбку, где ты вполне имеешь право спрятать его от мира, как труса, а не торчать на границе, если уж ты так переживаешь за его жизнь. Его никто не обязывает выступать на передовой. — Осклабился Константин. Перевес сил произошел в считанные доли секунды, и вот уже Вольф вжал меня в черную стену моего замка.
— Рабы сдохнут рабами. Бесправными, какими и были рождены. — Полусдавленно и полупридушенно яростно прошипела я, вытаскивая из-за спины своего латексного черного костюма, выполненного по той же технологии, что и безнадежно испорченный в день, когда я обязана была выполнить священную миссию Хранителя Архивов и убить короля вампиров, серебряный кинжал Хранителей Баланса Измерений с головой рубиновоглазового дракона, недавно подаренный мной чисто символически, памяти ради, Дэнеллой Тефенсен. Зажав клинок покрепче в руке, я ударила им предводителя вервольфов в живот.
— Я не планировала тебя убивать, Вольф. Возвращайся к своим и передай, что я сотру в порошок каждого, кто посмеет идти войной против нас. Если ты не свернешь восстание, пеняй на себя. Я отправлю тебя в ад.
— Не раньше, чем твоя дочь окажется в моей постели и станет моей женой, Ваше Величество, Лора Дракула Беспощадная.
— Чего ты там пробормотал, поганый гибрид?.. — Будучи настолько шокированной его словами, я даже успела отвлечься. Вырвав из себя кинжал и отшвырнув его на безопасное расстояние, на вампирской скорости Константин сбежал, бросив через плечо лишь.
— Я сказал: 'Мамочка, передавай горячий привет папочке'.
Вольф исчез за деревьями в нашем лесу так быстро, что я даже не успела и глазом моргнуть. Выругавшись отборным матом в адрес гребаного ублюдка-полукровки, я опустилась на землю, тяжело и прерывисто дыша…

***

Я забрала волосы в высокий хвост золотой заколкой в форме лилии. Я была мертвой по всем параметрам, но сейчас моя кожа была даже бледнее, чем у любого вампира. Сказывалась усталость. Яростный макияж из черных теней максимально скрывал синяки под глазами. Я окинула лес пристальным взглядом багровых глаз. Обостренным вампирским слухом я слышала голоса в лесу. Этого было достаточно, чтобы выехать убивать. Просто так погулять туда могла пойти, пожалуй, лишь я, да и то последнее время выбиралась лишь по закону связи с природой края.
Я неосознанно провела рукой по шее. Следы от посеребреной плети на ней остались кровавыми шрамами после того, как Владислав промыл их от гноя и гниения. В голове во весь голос вопили слова, некогда сказанные мне Дизарой.
'Он приучит Вас к боли и свяжет ее со своим присутствием, и Вы сойдете с ума, умоляя его о причинении большей боли, чтобы чувствовать его ближе. И ближе. И ближе. И процесс деградации и падения будет вечным…'
У обреченной не выпутаться из плена порочной любви так, в общем-то, происходило, и уже произошло… Это была та самая нерушимая вечность. В которой год от года становилось только хуже. Я настолько привыкла к боли, которую он причинял мне, что она стала казаться мне потаенной лаской. Я уже не могла жить без пытки моей, у которой черные глаза и имя 'Владислав Дракула'…
Сколько я обвиняла покойную Анну Эронауэр в испорченности и гнилости души, желавшей унижения и боли от рук отца. И куда меня завели эти праведные возмущения? Яблоко от яблони. Чем дальше, тем становилось только хуже. Чувства, как болезнь, обострялись с каждым днем, и теперь то, о чем я и помыслить не могла, когда мы только начинали жить вместе; то, за что я прокляла бы его и ушла на поиски спокойной жизни с каким-нибудь новым Джорджем Ласлоу, — казалось приемлемым. Я уже начинала скучать по его подземелью. Меня манило туда, как мотылька на пламя свечи. Там он лишил меня девственности в двенадцать лет. Там исхлестал до содранной в клочья спины. Я стеснялась попросить, но хотела ощутить что-нибудь еще. Мой полубольной взгляд мечтательно взирал на оплывшие воском канделябры свеч. Одна мысль о том, чтобы он залил меня горячим воском, доводила меня до экзальтированного исступления.
Отвлекшись от мыслей, которые буквально выжигали мое сознание, я окинула себя придирчивым взглядом. Моя черная шелковая блузка с перекрещенными на спине бретелями была украшена узором в виде единорога, вышитого серебряными нитями. С передней стороны же по черному шелку на левой груди ползла серебристая змейка сверху вниз, по правой — снизу вверх. От предплечий рукава блузки фалдами ниспадали до запястий. Черные замшевые перчатки при этом не имели никаких узоров. Поверх них красовалось мое обручальное золотое кольцо в виде переплетенных крыльев двух летучих мышей. На шее висел, поблескивая, еще один подарок Айнид Глайн и совета семерых — цепочка с кулоном в форме единорога. Пояс с пряжкой в виде золотой лилии украшал лосины из черного бархата, заправленные в черные замшевые сапоги на высоком каблуке.
Три.
Два.
Один.
Из леса показалась с каждой секундой приближавшаяся ко мне Звездочка. Для убежденности в том, что мое оружие с собой, я еще раз поправила и без того висевшие ровно ножны с подарком Дэнеллы Тефенсен — мечом, украшенным золотой головой дракона на рукояти. Улыбнувшись, я весьма демонстративно подкинула в воздухе кинжал Хранителей Баланса Измерений и сразу же поймав его, запихнула в сапог. Что ж. Я была вооружена, снабжена всем необходимым и готова к бою… Мой муж знал, как я ненавидела людей. Будучи теперь вампиром с эльфийской кровью в жилах, я бы отдала что угодно, чтобы больше никогда не быть человеком. Как я только умудрилась прожить в человеческом никчемном мирке практически семнадцать лет? Моим домом была Трансильвания. Здесь жил мой король. Здесь жили все мои друзья. Здесь все почитали меня, уважали, а кто-то даже боялся. Человеческому миру без магии никогда было не стать моим домом в том смысле, который я вкладывала в слово 'дом'. И вот сейчас представители рода человеческого, за что я их поголовно и ненавидела — за желание брать даже то, что им не позволено, грабят, разрушают, убивают и издеваются над ни в чем не повинными растениями, животными. Я мрачно улыбнулась. Им даже повезло. Ликовать им осталось не так и долго. Я убью их быстро. Пользуясь тем, что я теперь снова вампир, даже напрягаться особенно не придется. Чайка совершит возмездие.
Легко вспрыгнув на спину единорога я сделала круг под окнами и подняла слезившиеся от наркотика, втертого в десну, глаза вверх. Коробочку с этим даром тоже прислала Айнид. Правда, на сей раз негласно. Зная, что из-за каждого причинения вреда и боли моей природе, я истекаю кровью, она подарила мне вещество, не вызывавшее привыкания, воздействовавшее на ту часть головного мозга, которая посылает импульсы боли к конечностям и телу. Приняв этот наркотик я становилась неуязвима для боли. Я просто ее не ощущала. Как и страха. Наркотик давал такую силу, задавливая все человеческие реакции, что ничего кроме эйфории после приема не ощущаешь. Вот и сейчас раскрасив серые и монотонные краски в острые и резкие тона, он придал мне уверенности в себе. На балконах одного из этажей стоял он, глядя, как я веду Звездочку без седла, стремен, шор и уздечки. Как я не ограничиваю ее свободу, а она платит мне за это покорностью.
— Я в тебя верю, Чайка. — Раздался голос в моей голове. — Уничтожь их всех.
— Никто не спасется. — Я отослала такой же мысленный импульс и, улыбнувшись ему, с помощью знака 'Волатис' заставила фамильный шелковый черный платок с вышитыми на нем золотыми нитями инициалами 'L.S.' подняться вверх до балкона.
Крепко зажав платок в руках, Владислав поднес его к лицу.
— Возвращайся, Лора. Кровавая Мэри будет тебя ждать в бокале до полудня, иначе я отправлюсь на твои поиски сам.
— В среде бандитов и мародеров, сам знаешь, объявлена щедрая награда за мою голову. Поэтому я прощаюсь каждый раз, как последний. Я — вампир. По моим венам огненными волнами летит наркотик, но всегда есть шанс не вернуться. Прощай, Владислав.
Крепко прижавшись к шее единорога, я развернула ее в сторону леса и заставила перейти на галоп, больше не оборачиваясь к дому. В ушах моих свист ветра рассыпался на миллионы тысяч осколков. Эмоции людей, находившихся от меня уже в зоне досягаемости, переплетались друг с другом разными цветами и оттенками, пестря перед моим усовершенствованным вампирским зрением. Слух позволил определить, что все находившиеся на поляне были мужчинами, судя по грубым и хриплым голосам. И людьми — судя по биению пульсов и сердец, а также — по запаху чудесной амброзии, летевшей по их венам. Человеческой крови.
Выехав на центральную поляну леса, я мысленно приказала моей кобылице остановиться. Но, почуяв запах крови забитых до смерти животных, Звездочка потеряла контроль и поднялась на дыбы с бешеным ржанием. Поняв, что уже ничем не смогу ей помочь и успокоить ее мне не удастся никоим образом, я выпрыгнула из седла, на ходу вытаскивая из ножен поблескивавший золотыми отсветами сияния подарок Дэнеллы Тефенсен. Присутствующие, наконец-то, соизволили меня заметить и обернулись в мою сторону, хищно оскалившись и перехватив поудобнее, кто секиру, кто — топорик, кто — кинжал. Кто-то послабее из шайки затравленно прошептал.
— Это Чайка. Нам всем конец!
Но на него тотчас же шикнули, заставив заткнуться, и, отвлекшись от поимки отчаянно зарывавшейся в земляную нору лисицы, бандиты неумолимо направились в мою сторону.
Я смотрела на них непроницаемым взглядом. Слух и зрение, и без того по-вампирски обостренные, под воздействием наркотика стали сильнее встократ. Перед глазами рябило и подрагивало изображение повышенной яркостью и насыщенными красками. Лишь долю секунды спустя рябь сменилась абсолютной четкостью и даже резкостью. Я почувствовала вожделение и чувство мрачного торжества, которые придавал мне наркотик, присланный Айнид без всяких пометок, инструкций и названий, готовясь к бойне. Пробил час. Я была готова убивать и проливать кровь. Медленно вытащив меч из ножен и любуясь произведенным эффектом, я рассекла им воздух, и белое пламя, даже не отраженное солнцем, озарило поляну. Слабые духом моментально обратились в бегство. Более волевые бросились на меня в атаку, используя все, что попадалось им под руку. Секиры, топоры, кинжалы, кирки — все орудия убийств невинных животных, полетели мне прямо в грудь и голову. Отразив несколько из них ударами клинка, отточенным хирургическим движением обезглавив одного из нападавших, вытащив кинжал из обуви и метнув его в другого, я в мгновение ока перекинулась в бестию и напала с воздуха. Мир окрасился всеми оттенками бордового. Несколькими секундами ранее попав в сонную артерию разбойника, мой кинжал заставил его захлебнуться кровью. Оторвав бошки еще нескольким практически голыми руками, (здесь, наверное, стоит читать — когтистыми лапами) я снова приняла человеческую форму и, ловко перехватив свой меч, быстрым движением вытащив его из земли, вальсируя в вольтах и пируэтах, я зарубила еще троих, обагрив свое черное облачение кровью.
Оставшиеся в живых не были дураками, уже успев понять, что выдрессированного изнуряющими тренировками сражений на мечах вампира, невозможно победить. Позорно бежав, за собой они оставили поляну смерти, крови, отрезанных голов и расчлененных тел. Осушив одного из преступников полностью, я отшвырнула от себя обескровленный труп к его полегшим друзьям, отерла черной перчаткой кровь с губ и лица и всадила меч в землю почти что по рукоять. Затем я наклонилась к одному из убиенных и, с нагловатой усмешкой покачав головой, вытащила свой кинжал из трупа, пряча его в сапог.
В этот момент в воздухе повис звук негромких аплодисментов. Вытащив меч из земли резким движением руки, я обернулась в сторону зрителя, заняв оборонительную позицию и приготовившись к сражению.
На гнедом жеребце восседал мужчина, лет семидесяти шести на внешний вид. Его распущенные седые длинные волосы на лбу были стянуты тонкой льняной лентой. Меч за его спиной поблескивал перламутром даже в пасмурную погоду. Одет мужчина был в длинный серый плащ ниже колена, и отличался он ужасной худобой, при всем этом будучи несуразно широким в плечах. Правую щеку статного незнакомца украшал шрам от уха до нижней губы, пересекающий верхнюю. Картину довершали его пронзительные изумрудные глаза и заостренные уши. Склонив голову набок и пристально вглядываясь в мое лицо, он чему-то ухмылялся. Я не стронулась с места, хотя и впервые почувствовала ничем не объяснимый трепет и ужас, от которых мурашки заползали по голове и шее. Если вампир вообще мог в силу своей неуязвимости кого-то бояться, то бессмертной твари ночи стоило бояться именно этого мужчину.
— Браво, Чайка. — Произнес он холодным и скрипучим голосом, который будто бы вещал с самых глубин озера. — Это даже похвально. Почти пятьдесят человек за пару минут. Дэнелла Тефенсен хорошо тебя обучила. Но это не спасет тебя сейчас. Сдохнешь и ты, и твой адский щенок. Здравый ум. Холодный расчет. Отсутствие эмоций. Ты всегда так хладнокровна, или лишь до тех пор, пока сын Валерия-завоевателя в безопасности?.. Любовь губит на протяжении столетий тысячи и миллионы душ. Ты не извлекла урок из истории о своей матери. И сейчас ты повторишь ее участь.
Упоминание о родной матери превратило меня в каменное изваяние. Я замерла, не зная, чего ожидать от мужчины, готовясь в любую секунду превратиться в бестию, накинуться на него и оторвать ему голову. Тем временем он продолжил.
— Она была красивой, мать твоя. Жаль, что такой безнадежно глупой. Согласилась бы на условия Валерия-завоевателя — и осталась бы королевой эльфов. Но у вас, баб, особенно из семейки Шиаддхаль, есть одна такая идиотская черта характера. Вы так печетесь за свою (далее оратор приблизился, приставил клинок меча к моему горлу и назвал не слишком цензурное слово, обозначавшее женский половой орган), желая отдавать ее только одному единственному, что уже которая из вас гибнет, когда можно было поступить умнее.
Седовласый с силой надавил на клинок, проводя по моему горлу. Завороженная его зелеными глазами и тембром речи, я вошла в транс, будучи не в силах даже воспрепятствовать его действиям. Тем временем он оставил шрам и на моей левой щеке. Через все лицо. Он определенно знал, с кем имеет дело, потому что едва клинок коснулся моей щеки и шеи, я почувствовала сильное жжение. Серебро. Оставив отметины, он как-то зловеще усмехнулся и процедил. — Меня зовут Боггарт. Леонардо Боггарт. Это я повесил твою мать, а мои братья отрубили башку твоему отцу. Остались всего лишь две дочки. Последние из рода Шиаддхаль. Грязные полукровки. Плоды от семени 'презренного'. Милиэль я займусь позднее. Сегодня у меня крупная рыбка в сетке. Убить тебя, предпоследнюю наследницу Изиды Шиаддхаль — сплошное удовольствие для меня самого. А прикончить твоего муженька, который пошел за тобой следом, побоявшись, что его бабочке секирами отрежут крылья, огромная услуга для моего лучшего друга — Валерия-завоевателя.
Все еще не выйдя из состояния транса, я не могла заставить себя не слушать его. Заставить себя сломать шею палачу матери и уйти. Но он все говорил и говорил, а я все больше погружалась в монотонный ритм кататонии неподвижности.
— Эльфы всегда презирали людей. Нищих и никчемных людей. После смерти же Лары Далайны Авиры Рании Шиаддхаль, они начали их выслеживать и убивать. Мой друг получил трон, корону эльфов и всю власть над Благодатной Долиной. Все было уже, кажется, в полном порядке. Но потом явилась ты и заняла трон, обратив Валерия-завоевателя в бегство. Я верну его моему другу, чего бы это мне ни стоило.
С великим трудом преодолев этот странный вид подчинения, я усмехнулась, глядя ему в глаза. — Если не сдохнешь первым, тварь.
Расправив белоснежные крылья, я взмыла в воздух над Боггартом, и тут же что-то в этом самом воздухе накрыло меня с головой. Упав на землю, я истерически взвизгнула, моментально возвращаясь в человеческую форму. Серебряная сетка накрыла меня с головой, обжигая кожу и моментально оставляя на ней кровоточащие язвы. Стало трудно дышать. Я попыталась прикрыть голову руками, но каждое движение отзывалось во мне такой болью, что благоразумнее было для меня замереть и не двигаться. Так я и поступила.
— Обожаю анти-вампирские изобретения. — Губы Леонардо Боггарта сжались в тонкую полоску. — Учитывая ненависть эльфов и к вампирам тоже, все наше племя сейчас бы ликовало. А что касается леди Глайн и леди Мерильдо, их нужно гнать взашей из совета семерых. Они запутались в том, на какой стороне они находятся, отдав корону королевы эльфов в руки перспективной вампирши, зная, что ее адское отродье обратит ее всенепременно. Ты — не Шиаддхаль. Ты — позор своей семьи. Мало того, что дитя 'презренного', так еще и жена вампира. Вампирша сама. И сегодня я отрублю твою голову и вручу ее Валерию-завоевателю. Но сначала медленно и верно разлагаясь под серебряной сеткой, ты посмотришь, как подохнет отродье моего лучшего друга.
Корчась на земле от невыносимых мук боли, причиняемых мне серебряной сеткой, краем глаза я увидела, как помощники Леонардо Боггарта вывели под уздцы на поляну черного, как ночь, коня с длинной шелковой черной гривой. Велес. Проклятый ублюдок не лгал. Они поймали моего мужа. Готовая корчиться не только от мук боли, а и от кромешного ужаса, накрывшего меня с головой, я отдавала себе отчет в том, что предложить мне этому страшному, гипнотизировавшему одним лишь взглядом, человеку взамен за жизнь Владислава нечего. Я могла бы предложить свою жизнь в обмен на его, но они и без того меня поймали. Я уже была в их руках. Прощай, Лора Уилсон, студентка Кулинарного института, сбежавшая из дома, ставшая работником Психиатрической Больницы №14 в Чикаго. Прощай, Лора Дракула, безжалостная королева вампиров, устроившая резню в церкви на второй день после свадьбы. Прощай, Корина, успешный боец в рукопашной и на мечах, овладевшая всеми видами магических знаков. Прощай, Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль-Дракула, даром крови ставшая королевой эльфов и наследницей всего рода Шиаддхаль. Прощай, мстительница Чайка. Прощай, Маргарита Ланшери, могущественная ведьма пятнадцатого столетия. Прощай, охотница по имени Аниита Саливан. Мне конец. Серебряная сетка блокировала даже мою магию. Я попросту не могла скинуть ее с себя знаком 'Аарденто'. Я посылала этот знак удара снова и снова, но он даже не долетал до посеребреной упругой сети.
Тем временем еще два помощника палача моей матери выволокли Владислава в центр поляны. Его поймали, как и меня. Все его тело было заковано в серебряные цепи, разъедавшие кожу до струпьев и язв даже через одежду. Взгляд его на меня был агонизирующим, полубредовым и предсмертным.
Больше Боггарт ничего не сказал. Он просто наблюдал за нашими взглядами друг на друга. Полными ужаса, паническими. В глазах Владислава читалось гробовое смирение и ненависть ко всему живому. Я же просто рыдала от бессилия.
— Эй ты, скотина. — Сквозь зубы прошипел мой муж палачу моей матери, сплюнув кровь на землю. — У нас с папочкой свои личные счеты. Давай, убей меня. Она ни при чем. Отпусти ее.
— Серьезно? — Звучным глубоким смехом рассмеялся Леонардо Боггарт. — Чайка — моя цель номер один. Ты — лишь прекрасное дополнение к ее отрезанной головке, как одолжение другу. Мне ты не нужен. Мне нужна она. Считай, что у меня с Шиаддхаль свои личные счеты. Я любил Изиду Шиаддхаль больше жизни. А она отвергла меня и вышла замуж за этого поганого Шмидта, который даже эльфом не был. Просто некто из знати, из человеческой верхушки. Который был старше ее раза в два. Затягивать петлю на шее ее дочери, а сейчас, пусть она уже и не увидит, но и резать бошку ее внучке — честь для меня. Так что заткни свою зубастую пасть и загнивай себе спокойно. Пока еще время есть. Чайка должна увидеть смерть мужа. Легенды ходят о Лоре и Владиславе, закованных в постоянный круг повторений своей боли. Что-то регулярно мешает им быть вместе. Они страдают снова и снова, воскрешая друг друга, латая раны друг другу. Но этот раз станет окончательным. Она вернула его из комы и из преисподней. Он вернул ее с небес с помощью Цитадели Чайки. Вас обоих спасти и вернуть некому.
Зловеще расхотавшись, Боггарт дал знак своим помощникам рубить голову моему мужу серебряным мечом. Он был чертовски прав. Я спасала мужа. Владислав — меня. Нас двоих спасти было, действительно, некому.
— Нет!!! Остановитесь!!! Пожалуйста!!! — Я металась, запутавшись в серебряной сетке, словно раненое животное, изо всех сил пытаясь вырваться и умоляя лучшего друга отца моего мужа криками оставить его в покое и убить меня. Тщетно. Один из его помощников уже приставил клинок к горлу моего вампира, планируя отсечь ему голову, как вдруг он странно и неприятно закашлялся.
Кровью…
Меч просадил тело мужчины насквозь через правую лопатку, выйдя наружу из левого бока, и он повалился на землю, выплевывая кровавые потоки изо рта. За его спиной стояла никогда не унывавшая и улыбающаяся девушка-дракон. Сегодня золотые волосы Тефенсен были собраны в хвост на затылке, а одета она была в приталенную кожаную коричневую куртку и такие же по цвету и материалу брюки. Ботинки с шипами на платформе делали ее намного выше наших врагов. Второй помощник испуганно отступил в сторону, затравленно глядя на девушку, с улыбкой отиравшую кровь с меча об одежду убиенного. По-озорному улыбнувшись мне и подмигнув, Дэнелла обернулась к Владиславу, одной рукой рванув цепи на его груди с такой силой, что они лопнули и осыпались на землю звеньями с глухим стуком, причинив моему супругу такую боль, что он сдержал крик, лишь закусив губу до крови.
— Скучали по мне, мои милые?! — Обратилась Тефенсен во многом к Владиславу.
— Извините, уважаемые господа. — На этот раз Дэнелла уже обернулась к Боггарту и ко. — При всем моем уважении, но я — единственная, у кого есть право пытать этих влюбленных до одурения голубков. А ты, бессонные черноглазые ночи моей патологически зависимой подружки…
Склонившись к Владиславу, девушка злобно ухмыльнулась, взяв его за подбородок. — Если ты и окончишь свое жалкое существование, пусть это будет хотя бы не так глупо. Если кто-то и убьет тебя, то это буду я.
Снова подмигнув мне, девушка сложила пальцы в знак 'Гравитацио' и сдернула с меня сетку силой магии. Влив какой-то эликсир моему мужу в горло, затем она подошла ко мне и проделала то же самое со мной. После чего я отметила, что раны на всем моем и его телах начали стягиваться и бледнеть.
— Я у тебя в долгу за все свои гадости и аморальное поведение. А Тефенсен всегда платит по счетам. Вставай. — Протянув мне руку, Дэнелла бодро поставила меня на ноги.
— Ты же вроде как считала, что поступаешь правильно, и тебя было не переубедить. Насчет нас с ним. — Сказала я, нервно отряхивая фалды блузки и затягивая полурастрепанный хвост на макушке потуже.
— Я и не передумала. Вы омерзительны, находясь наедине в тесном пространстве, но, как я ранее и говорила, ты не знаешь, что толкало меня издеваться над вами, поэтому судить меня у тебя никакого права нет. — Холодно одернула меня девушка-дракон. — Убей этого гада. Валерий-завоеватель будет следующим.
Тем временем застывшие неподвижно и до смерти напуганные помощники Леонардо Боггарта сделали несколько шагов назад, приготовившись к постыдному бегству. Ошеломленный произошедшим палач моей матери взвыл дурным голосом, яростно потрясая кулаком в воздухе. — Что вы медлите, идиоты? Тефенсен — не Богиня. Она не всесильна, как и Чайка. Атакуйте! Убьем их всех троих!
Помощники же в ответ дали стрекача, напоследок через плечо кинув что-то вроде. — Тебе надо, ты и убивай. А нам не очень-то и хотелось. И вообще мы здесь чисто случайно затесались.
Мы с Тефенсен синхронно сделали шаг по направлению к Боггарту и приставили свои мечи к его горлу. Я же в этот миг отметила, что чудесный эликсир Дэнеллы заживил только раны на моем теле. Шрамы же, оставленные Боггартом на шее и лице, никуда не делись. Видимо, его оружие было зачаровано сильнейшей магией, против которой были бессильны даже эликсиры быстрого действия самого сильного алхимика всех миров — Дэнеллы Тефенсен.
С ненавистью и презрением во взгляде я надавила на клинок, и острие моего меча вошло Боггарту в шею. — Где прячется Валерий-завоеватель?
Мой голос звучал холодно и полумертво. Я слишком устала от пыток серебряной сеткой. Настолько, что не желала церемониться и знала, что если он посмеет увильнуть от ответа или хотя бы попытаться солгать, с живым детектором лжи под боком в виде моей подруги (экс-подруги?), которая заметит хотя бы момент неискренности, я просто снесу ему голову, не задав больше ни вопроса.
— Не знаю. — Лицо палача исказила гримаса неприязни. — И даже если бы знал, неужели ты думаешь, что я рассказал бы тебе, жалкой сучке-полукровке?
— Ты оглох или не слышал Лору? Неужели, ты, действительно, хочешь, чтобы тебя пытала я? Ты же целым и невредимым, со всеми частями тела, не выйдешь из моей пещеры. Отвечай, тварь! — Дэнелла надавила на клинок своего меча, и он, как и мой, вошел под кожу Леонардо Боггарта.
— Я сказал правду. Я не знаю. — Прохрипел он, панически взирая округлившимися от страха и кромешного ужаса глазами, на мою подругу.
— Он же бесполезен. — В раздражении я выдернула меч из его шеи и развернулась в противоположную сторону, будто бы приготовившись уходить. С разворота на вампирской скорости я рубанула наотмашь, и седая голова Леонардо Боггарта покатилась в придорожные кусты.
Тем временем, оправившись от шока и боли, Владислав подошел ко мне, взяв меня за руку и не сводя взгляда с отделенной от тела окровавленной головы палача.
— Идем домой. — Тихо прошептал он.
Дэнелла обняла меня на прощание, пожелав нам, тут ее дословно цитирую, извращенцам, неспокойной ночи, и, пообещав сообщить, как только узнает что-либо о том, где прячется отец моего мужа, растворилась в белесом свечении портала.
Затолкнув одной рукой меч в ножны за спиной, я обняла мужа, проводила прощальным взглядом Тефенсен, и мы направились в сторону замка навстречу закату. Вслед за нами послушно шагали, будто бы на привязи, утомленные ездой, но уже успевшие отдохнуть за время нашей схватки с врагами, пофыркивая, Велес и Звездочка…

@темы: Трансильвания: Воцарение Ночи 2016

---

Глава 19 - Новая Шиаддхаль

ГЛАВА 19 — НОВАЯ ШИАДДХАЛЬ

Сердцем печальна и нравом кротка,
Духом войны бесконечной вольна,
Трон королевы получит сполна
И навека воцарится она.

Распахнутые на ночь окна хлопали ставнями. Занималась буря, раскачивая деревья и хлеща ветками по оконной раме. Мне не спалось этой ночью. Игнорируя от ветра трепетавшие простыни и сползавшее одеяло, я обнимала мужа, склонив голову ему на шею и вжимаясь в него всем телом, глубоко задумавшись.
Дэнелла утверждала, что у меня есть весь необходимый арсенал навыков, умений и знаний, чтобы одолеть Валерия-завоевателя. А я, честно говоря, с тех пор, как покинула замок Милены, несколько раз в этом усомнилась. Но вопрос о том, готова ли я к сражению, не значил ровным счетом ничего. Какая разница, что будет со мной, если моя до сих пор живая родная бабушка находится во власти узурпатора, казнившего мою мать и моего отца, травившего и гнавшего моего супруга, подорвав его психику окончательно, практически шесть веков?! За подобное ублюдок обязан был ответить смертью. А кто его убьет кроме меня? У кого еще хватит на это отваги?
— Останься, бабочка. Не ходи в Благодатную Долину. К черту корону. К черту эльфов. Они выбрали власть отца и вполне довольны этим. Не приближайся к нему. Он убил тебя дважды. И оба раза лишь затем, чтобы уничтожить меня. К черту и Изиду. Ты ее даже не знала. Я не хочу снова тебя потерять. Полугода не прошло, как ты вернулась. И уже опять хочешь вляпаться в авантюру, которая не гарантирует твоего выживания после встречи с ним. — Владислав не спал уже несколько минут, тревожно заглядывая мне в глаза своими, беспокойными и черными, как сама ночь.
— Я не могу иначе. Если моя бабушка, мой единственный родственник по крови, жива, я обязана вытащить ее оттуда. Мне не нужна корона эльфов. Но я вырву ее с клочьями волос с головы Валерия-завоевателя, если потребуется. Думаешь, он с ней хорошо обращался после того, как мать повесили? Судя по рассказу Милены, если ей было сорок два в год моего рождения, сейчас ей должно быть около восьмидесяти лет. Думаешь, со старушкой, некогда бывшей королевой, которую свергнул свой же народ, считаются? Думаешь, ее мнение кого-то волнует? Мне нет дела до войн, междоусобиц и корон. У меня уже есть одна диадема. Я — королева мира Дэнеллы Тефенсен и этой проекции. Я — королева всех вампиров. Брать на себя большую ответственность, просто преступление для все еще разбитой Дэной и несклеенной до сих пор моей души. Но… Все мои почти что семнадцать лет я воспитывалась в семье, которая меня, буквально, ненавидела. Отцу было плевать. А мать с радостью бы только перекрестилась, если бы со мной что-то случилось, и я пропала из ее жизни навсегда. Мои настоящие родители мертвы. Но у меня есть бабушка. Где-то там, далеко, под гнетом ненавистной ей власти, но она есть. Понимаешь, почему я должна?.. Я не в состоянии дать тебе стопроцентную гарантию своего выживания. Но я не могу иначе. Я тренировалась в рукопашной, на мечах и в магии больше года. Я сильнее, чем была, когда мы расставались. Я попытаюсь сразиться. И победить…
— Или же мы поступим иначе. — В темноте из-под верхней губы Владислава в хищном оскале показались клыки. — Я обращу тебя, и ты убьешь его вампирскими силами. Просто оторвешь ему его седую патлатую башку. Мой отец бессмертен, но пусть попытается прожить без головы.
Он коснулся пальцами моей шеи. В ответ прикосновению по каждой клеточке моего тела пронеслась дрожь.
— Нет. — Я отрицательно покачала головой. — Если стану вампиром, путь в Благодатную Долину мне заказан. Я как чувствовала, что пока не время для повторного обращения… Вампиры — заклятые враги эльфов. Сомневаюсь, что даже те, с кем я хочу пообщаться: Изида Шиаддхаль, Айнид Глайн и Беатрисса Мерильдо, захотят хотя бы послушать меня, если узнают, что мало того, что дочь Шиаддхаль, как и мать Аланы, совершила непростительный грех, влюбившись в вампира, так еще и сама вампир, с эльфийской кровью, бегущей по венам. Меня казнят с такой же скоростью, как мать. Мне нужно переманить совет семерых на свою сторону. Мне нужно завоевать доверие бабушки. А для этого я должна оставаться человеком. Пока что. Но ты видел, на что я способна в магии. Я не пропаду и не сдамся без боя.
— Почему я не могу сражаться с тобой бок о бок?
Я вжала его плечи в кровать, уткнувшись носом в волевой подбородок. — Я не пущу тебя туда, где он. Я тебя близко не подпущу к нему. Это слишком опасно. Он знает, как тебя убить. Он поставил целью всей своей жизни с тысяча четыреста шестьдесят второго года — стереть с лица Земли того, кому дал жизнь, и запереть его в аду. А я устала. Слишком устала тебя терять. Больше я не отдам тебя смерти. Ценою собственной жизни. У меня даже появился повод сказать Дэнелле Тефенсен 'спасибо' за все, что она сотворила с нами. Теперь я знаю, насколько велика цена счастья. Как дорого каждое мгновение, которое всегда имеет высокую вероятность стать последним. Каждый твой вздох для меня на вес золота. Ты можешь мне помочь. Но иначе. Дай мне свою ладонь.
Он послушно вытянул руку. Проведя указательным пальцем вдоль ладони мужа, я установила контакт с его энергией, посредством знака связи 'Нексус'. И уже через долю секунды нити теплого золотого сияния сначала от его руки, а постепенно, разрастаясь, уже и от всего его тела потянулись к моим ладоням и груди. Наощупь они оказались довольно теплыми, и, проникая под кожу, воздействовали успокаивающе и умиротворяюще. Через несколько минут я прервала контакт, деактивировав знак. Свечение погасло, и я вдохнула полной грудью, внезапно (о, чудо!) почувствовав себя хорошо.
— Так быстро? — Муж удивленно воззрился на меня.
— Я взяла немного твоих жизненных сил, чтобы они помогли мне в сражении. Убивать тебя в мои планы не входило.
— Ты просто не знаешь, с кем имеешь дело, Лора. Я — вампир. Я могу восполнить энергию каким-нибудь недалеким жителем местной деревни. А во время сражения тебе будет неоткуда ее почерпнуть. Твое желание оберегать меня любой ценой уже тысячу раз чуть не погубило тебя. И снова ставит под угрозу… — Владислав, раздраженно махнув рукой на меня, как на безнадежную, улегся в кровать, повернувшись ко мне спиной.
Опустившись с ним рядом, накрепко обвив рукой сильную обнаженную холодную грудь, я коснулась губами линии его позвоночника и прижалась к ней горевшей от температуры грудью.
— Не злись. — Тихо попросила я. — Я, действительно, хочу тебя оберегать, во что бы то ни стало. Ты бы понял меня, если бы я столько же раз умирала и почти что умирала на твоих глазах, сколько ты на моих…
Я прилегла рядом, и несколько мгновений спустя сон смежил мне, полной сил и, впервые за долгое время, идеально себя чувствовавшей, веки…

***

— И по каким параметрам, спрашивается, вообще найти Благодатную Долину? Ее же нет ни на одной карте ни одного из миров! — Я раздраженно откинула от себя карту еще одного измерения, потерпев очередное фиаско, и, закрыв глаза, изо всех сил выдохнула. Раздражение отнимало много сил. Взяв себя в руки, я дотянулась до еще одной, лежавшей на столе в комнате, где мы обычно принимали посетителей и покупателей земель Трансильвании.
— Зачем тебе карта? — В мгновение ока оказавшись рядом со мной на вампирской скорости, Владислав выдернул пергамент из моих рук, отшвырнув его на пол к предыдущим. — Открыть портал и прыгнуть, представив в уме, куда хочешь попасть, для этого карта не нужна. Ну же, Лора. Ты была самой могущественной ведьмой пятнадцатого столетия. Сейчас Дэнелла обучила тебя магии знаков. Может, хватит мыслить разумом человека, которому неподвластно сверхъестественное, м? Ко всему прочему, ты еще и Шиаддхаль. А Шиаддхаль всегда найдет путь в Благодатную Долину. Память крови сильна. Поэтому к Милене вернулись и воспоминания матери, и воспоминания всех живших когда-либо Шиаддхаль.
Он изогнул бровь дугой, иронически смерив меня смеющимся взглядом, что вызвало во мне больше раздражения, чем желания улыбнуться в ответ. Я подходила к точке кипения.
— Ну извини меня, в таком случае, любовь моя. Я — не Милена. И не надо равнять меня на нее, как сестру и как, что еще хуже, свою жену. Я бьюсь с этими картами уже восемь часов без продыху, как проклятая, а ты еще и смеешь говорить, что все зря, и я могу каким-то чудесным образом открыть портал, не прилагая никаких усилий, просто автоматически. Либо скажи что-нибудь стоящее, либо не каркай под руку. Не зря тебя Вороном называли. Накаркиваешь и беду, и ерунду только так.
Я наклонилась, подняла им вырванную из моих рук карту и снова уткнулась в нее, игнорируя мужа, будто его и не существует вовсе.
— Почему ты такая упертая сучка? Я сказал тебе закрыть глаза, подумать о месте, в которое хочешь попасть, поверив в свои силы. ВСЕ НА ЭТОМ! Это не высшая математика, бабочка. — Владислав снова вышиб одним резким ударом карту из моих ладоней. Уперев руки в бока, я посмотрела на него неадекватным полубешеным взглядом и сорвалась.
— Подумать о месте? В котором никогда в жизни не была? Действительно, что может быть проще? Как я могу подумать о месте, которое не видела НИКОГДА В ЖИЗНИ!!! Бесишь. Заткнись и не мешай мне изучать топографию.
— Кое-кто просто раздражен из-за восьми часов пустого коптения над бумажками. Закрой глаза. — Притянув меня за руку к себе, он вдруг внезапно поцеловал меня, а потом, резко развернув спиной к себе, сдавил рукой через платье мои подгрудные ребра, дыша морозным дыханием мне в шею и щеку. — А вот теперь, когда ты на автопилоте расслабилась, отвлеклась от бешенства, и исчезла необходимость тебя прививать от него, как дичь, закрой глаза и просто пожелай попасть в Благодатную Долину. Даже если высадимся не у замка Шиаддхаль, прогуляемся пешком. Портальные погрешности, в зависимости от опыта открывающей их ведьмы или ведьмака, или Хранителя Архивов, или Хранителя Баланса Измерений, которые, к слову сказать, нанимаются для работы из любого народа: людей, вампиров, эльфов, оборотней, гибридов и других, менее известных, созданий, могут кривиться от ста метров до пяти километров. А что касается самих Хранителей Баланса Измерений, твою мать, по моей наводке, поймали представители организации-эльфы. Старые ублюдки, верхушка офиса, выбирают для служения лучших из лучших…
Я закрыла глаза и попыталась сделать так, как он говорит. Сквозь полуприкрытые веки через пару мгновений сосредоточения и погружения я увидела голубоватое свечение и отчетливо громко произнесла: — Доставь нас в Благодатную Долину.
Яркий голубой свет стал невыносим, заставив зажмуриться изо всех сил. Ультразвуковой сигнал, который болезненно ударил по барабанным перепонкам нас обоих внезапно стих, и я почувствовала мокрую траву, щекотавшую мои колени через платье и рыхлую почву, в которой безнадежно увязли мои каблуки.
Открыв глаза, я взяла мужа за руку, заставив его расцепить свое полуобъятие. Мы с Владиславом стояли посреди огромного поля некошеной травы. В воздухе завис запах свежести недавно прошедшего дождя. Пахло мятой, восходом солнца и запахом клевера. Да, посмею вас удивить, он пахнет иначе, чем другие травы…
Солнце медленно поднималось вдоль линии горизонта, озаряя поле и нас своим приглушенным кроваво-алым светом. Притопнув каблуком от раздражения, я тут же поняла, что сделала это зря. Напрочно увязнув в земле, он издал глухой и протяжный грустный звук…
— Как я и говорила. Я — просто мастер приземления черт знает где. Мы стоим посреди романтического, озаренного утренним рассветом поля, и нет никакой гарантии в том, Благодатная это Долина или нет. А между прочим. — Указав указательным (мои извинения за тавтологию) пальцем на обувь, я изогнула бровь дугой, взбешенно глядя на супруга. — Они были от Гуччи… И ключевое слово здесь не 'Гуччи', а 'БЫЛИ'!
— Кому-то прошлой ночи показалось мало. Неудовлетворенность так и закипает. — С недоброй усмешкой констатировал Владислав. — Город эльфов и замок Изиды Шиаддхаль, по совместительству с логовом Валерия-завоевателя, находится следом за деревней, к которой ведет тропинка этого поля, которую ты бы, наверняка, заметила, если бы обратила внимание на что-нибудь еще, кроме своих туфлей, от которых у тебя шкаф ломится. Так что гарантия у тебя есть. В лице меня. Я знаю Благодатную Долину, как свои пять пальцев, столько часов проведя здесь, скрываясь от отца, помогая Ларе сбежать, благо, неограниченный запас времени позволил выучить каждый сантиметр этого места наизусть…
— Хорошо. Если мы на месте, дальше я иду одна. Если, как ты говоришь, замок принадлежит теперь Валерию-завоевателю, тебе к нему близко подходить нельзя. На этом пути наши расходятся. Ожидай меня где-нибудь поблизости. Пару дней. Если не появлюсь в назначенный срок, ступай домой. Значит, я погибла. Это не твоя война, а моя. Мои родители погибли по вине этого урода. Мне и что-то делать с этим…
— Не тебе решать за меня. — Он посмотрел мне в глаза омраченным взглядом. Взглядом самой тьмы. — Или идем вместе, или я открываю портал домой, зашвыриваю тебя туда и никуда не пускаю одну, привязав к кровати и сделав с тобой что-нибудь более изящное и интересное, нежели прогулки по мокрым полям. Ты же — идиотка-самоубийца, добровольно шагающая в лапы тирана, даже ничего не слышав о нем. Я — вся твоя база истории жизни отца. Никто не знает сильные и слабые стороны Валерия-завоевателя так, как их знаю я. Сорок лет я жил с ним под одной крышей. А бежал от него все остальное время до наших дней.
— Как хочешь. В таком случае, это не я иду на смерть, а ты… — Я приподняла подол шелкового золотистого платья, и мы зашагали через поле и деревню по направлению к городу. Он, придерживая меня под локоть, потому что каблуки дорогих туфлей всякий раз норовили скрыться под землей и переломить себя, переломав мне ноги, а я, опираясь на него, чтобы не упасть…

***

Так называемый город эльфов совершенно не поразил масштабом. Замок Шиаддхаль оказался виден с любой его точки, как Эйфелева башня в Париже, хоть с рыночной лавки, хоть с винодельни, а последняя там, к слову сказать, занимала не последнее место.
Замок был белым. Белоснежно-белым в стиле средневекового барокко. Он уходил высоко в небеса и был, как по мне, слишком вычурным. Привыкнув к минимализму своего черного небоскреба, теперь мне странно было видеть построение с невозможным количеством ажурных пилястр, башенок, виньеток, шпилей и зубцов. Являя собой настолько претенциозный внешний вид, замок также создавал для меня впечатление и обо всем эльфийском народе. Да. Определенно, в этом были все эльфы. Сложные, вычурные, живущие по своим правилам, ради которых смерть одной восемнадцатилетней девочки не является проблемой. От того они и старались вносить красоту в свои замки. Чтобы замаскировать внутреннее свое уродство. Притвориться, что они все из себя белые и пушистые, ломая шею своей же королеве петлей, отсекая голову ни в чем не повинному юноше. Я стояла на пороге истоков, где творилась история моего рода, и гадливость во мне боролась с религиозным восторгом ежеминутно. Мой замок и моя земля. Мое наследие, как дочери Шиаддхаль. Милена привыкла к тому, что у нее есть и не хотела большего. Я тоже думала, что не хочу, но отчего-то стоя здесь и сейчас, я понимала, что внутри меня шевелится та самая струнка, которая много раз подводила меня под монастырь. Например, когда я согласилась быть Хранителем Архивов. Что ни говори, а мне всегда хотелось чего-то большего, чем у меня уже было. Быть чем-то большим, нежели я являюсь.
Достигнув ворот, я властным тоном, не заставляющим усомниться в том, кто я на самом деле, обратилась к гвардейцу, охранявшему вход в замок.
— Я прибыла с визитом к Изиде Кармине Эстелле Флоре Шиаддхаль. — Благоразумно не упоминая свою прежнюю природу и то, кем является мой супруг, я представила его, как Владимира Дрейка, ибо его имя здесь было уж слишком на слуху.
— Ее Величество, госпожа Изида не принимает гостей. — Прогудел гвардеец скучным, монотонным, как и у всех охранников на свете голосом. — Она стара и слишком немощна, а кроме этого смертельно больна. Она не встает с кровати. Я могу доложить о вашем прибытии Его Величеству Валерию-завоевателю, если вы представитесь, и, если Его Величество согласится, он сам с вами побеседует.
Тут я потерпела фиаско, в первый раз погладив себя по плечу за то, что взяла мужа с собой. Коротко кивнув Владиславу, я предоставила ему возможность разобраться по-вампирски.
— Дорогой Эльвен. — Схватив в охапку эльфа и заставив при помощи гипноза смотреть ему в глаза через забрало неотрывно, мой муж со стальным нажимом в голосе произнес. — Будь любезен, окажи немного эльфийского радушия для внучки королевы и для меня, впустив нас. Ты не скажешь ни слова о нашем прибытии Валерию-завоевателю и забудешь, что мы здесь, как только мы войдем в замок.
— Конечно, проходите. В Благодатной Долине всегда рады внучке госпожи Изиды.
Эльвен посторонился, пропуская нас. Владислав со словами 'Вот и славно', уже собирался потрепать гвардейца по щеке, но, снова взглянув, на железное забрало его шлема, передумал.
Лязгнули металлические засовы ворот, и мы с мужем оказались на территории замка Шиаддхаль, ныне существовавшего в качестве убежища для животного по имени Валерий-завоеватель.
Как бы ни оказалось больно это видеть, но гвардеец оказался прав. Изида была смертельно больна и угасала с каждой минутой. Достигнув ее покоев, выполненных в неспокойных алых тонах, (похоже, что после смерти дочери для женщины весь мир окрасился багровыми оттенками крови), по пути внушив нас впустить еще десятку стражников, мы, наконец, стояли возле постели немощной бывшей королевы-матери. Живыми остались только зеленые глаза. Но они смотрели в пустоту ничего не выражающим взглядом, и, даже сев возле нее, я понимала, что пожилая женщина меня не видит. Почувствовав глубокую скорбь и сжав руку Изиды в своей, я опустила голову на грудь бабушке, даже в предсмертный час одетой парадно и празднично — в зеленый бархат. По всей видимости, женщина с бледным лицом, заостренными за счет впавших щек скулами, изъеденная болезнью и морщинами призывала смерть уже давно, потому что, открыв глаза и уставившись на меня внезапно осмысленным понимающим взглядом, она прошептала, поднося мою руку к своим губам.
— Мой цветочек. Доченька. Лара… Пришел мой черед, да? Ты вернулась за мной тридцать лет спустя, чтобы забрать? Знаешь, я всегда мечтала уйти именно так. Чтобы моя смерть приняла твое обличие. Тридцать лет и еще несколько, а сколько, я уже не помню, за давностью лет я перестала считать, я мечтаю увидеть тебя снова. Похоже, что Бог все же есть. Если он позволил старухе уйти, как я всегда того хотела.
Я нежно зажала в ладонях немощную, дрожавшую руку Изиды, и, не зная, что ответить, обернулась к мужу в поисках нужного слова. Он коротко ободряюще кивнул мне, крепко стиснув мое плечо рукой. Впервые за долгое время я почувствовала поддержку. Что я не одна на этом жестоком белом свете. У меня был муж, и, кажется, только что я обрела бабушку, пусть и смертельно больную. Это придало мне уверенности, и я тихо произнесла.
— Мне жаль Вас расстраивать, но я — не Ваша дочь. Я — Ваша внучка. Обе Ваши внучки выжили, как бы совет семерых во главе с королем ни пытался нас найти и уничтожить. Я — Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль, и я пришла расквитаться с Валерием-завоевателем.
— Боже мой… — Изида попыталась приподняться на кровати, но не смогла и хрипло раскашлялась. На белый шелк простыни упали капли крови карминного оттенка. — Ты выжила. Но, как? Втайне от Валерия-завоевателя все эти годы я искала тебя и твою сестру, чтобы удостовериться, что мои внучки в целости и сохранности, но мне так и не удалось найти тебя и Милиэль во всей сети волшебных миров. Как ты спаслась?
Я кивнула головой в сторону Владислава, взбив подушку Изиды посильнее и положив ей ее под голову, чтобы старой женщине было легче дышать. — У меня был хранитель моего покоя. Если бы не он, я бы не выжила.
Коротко кивнув, старая женщина тихо просипела. — Так значит, пророчество о воцарении Ночи — не миф. Вы вместе. Но ты не знакома с реликтом, где оно записано. Также в нем говорится, что дочь моей дочери и сын Валерия-завоевателя придут в Благодатную Долину, чтобы избавить нашу чудесную страну от власти узурпатора. Если бы это произошло, мне было бы уже не страшно умереть.
Изида изо всех сил, что еще оставались в ее немощном теле, сжала мою руку в своей. — Покончи с ним, внучка. Он убил мою дочь. Он держал меня здесь взаперти тридцать с лишним лет, угрожая смертью, если откажусь выполнять его приказы. Я ненавижу Валерия-завоевателя всеми силами души. Он отнял у меня все. Мою дочь и мою жизнь. Покончи с ним и займи мое место на троне королевы эльфов. Ты — новая Шиаддхаль. Книга Судеб тебя признает… Верни покой в…
Старая женщина не успела договорить, когда за нашими спинами послышался ледяной, исполненный презрения мужской голос.
— Посмотрим, Изида, как она убьет меня, если сама окажется мертва. — Еще не успев обернуться и посмотреть на занявшего место в дверях, я уже поняла, чей это был голос. Звучал он почти, как голос того, кого я любила больше жизни.
— Отец. Какой неприятный сюрприз. — Оскалившись, Владислав заслонил меня собой. Готова поспорить, глаза его сейчас стали багровыми с вертикальными зрачками.
Прикрыв за своей спиной дверь, седовласый, седобородый, высокий, морщинистый, шестидесятилетний на внешний вид мужчина в доспехах, с развевавшимся за спиной алым бархатным плащом пересек комнату и подошел к нам вплотную.
— Дорогой сын. Леди Маргарита. — Валерий-завоеватель усмехнулся сквозь плотно стиснутые зубы. — Добро пожаловать.
— Валерий. — Прошипела я, обернувшись к узурпатору и встретившись с его черными, как ночь глазами, полыхая в отражении его зрачков своими изумрудными, словно адским огнем самой преисподней…

***

— А знаешь, я наслышан о твоих деяниях, великий и ужасный граф Владислав Дракула. — Валерий-завоеватель практически выплюнул эти слова в лицо моему мужу. — Самоутверждаешься за счет чужих страданий, человеческой боли, прекрасно понимая, кто ты есть на самом деле. Маленький, жалкий щенок, который всего боится. Который в детстве всегда прятался за юбкой Алианны, когда я предлагал ему воспитать в нем мужчину, сражаясь хотя бы на деревянных мечах со мной. Никакая сила не дается без мучений, и, иногда даже, тумаков. Это необходимо, чтобы стать кем-то. Боль делает тебя тем, кто ты есть, и только она. Времена идут, а ничего не меняется. Теперь Маргарита в ее новой реинкарнации — юбка, за которой ты прячешься. Посмотри на себя, во что ты превратился. Безжалостный вампир, пивший кровь на брудершафт с самим Сатаной. А уже половину его жалкого бытия, сбежав из тюрьмы для монстров, его потаскушка отмаливает его жизнь у девчонки-дракона. Таким ты должен был стать? Таким я учил тебя быть? Ты — один большой ходячий комплекс. Проповедуешь бездушность, а как тобой баба вертит, лишь позволяя тебе верить в то, что ты — ее Господин! На деле же это Маргарита Ланшери превратила жалкого щенка еще и в послушного щенка, возносящего дары к алтарю колдовской вагины. Надеюсь, тебе понравится поглядеть, как я заберу жизнь у Лоры Уилсон, или, точнее будет сказать, Лары Изиды Кармины Эстеллы Шиаддхаль-Дракула в веке двадцать первом. Как в веке в девятнадцатом я сообщил родителям Анииты Саливан, что их дочь носит в своем чреве отродье тьмы, и Таня Лианна Саливан сама вонзила нож в ее сердце. Как я отдал приказ, и твою Маргариту Ланшери в пятнадцатом веке сожгли на костре, как еретницу и грешницу. Каково это, сын, снова потерять ее, только заполучив? И снова от руки своего ненавистного папочки, потому что, ей-богу, я не позволю тебе издохнуть, щенок, пока ты не испытаешь всю возможную и невозможную в мире боль, потеряв все, что любишь. Свою цыганку. Тебе ведь только до нее дело и есть. А когда ты снова останешься один, ожидать несколько столетий, пока Дьявол вновь окажет любезность возродить ее в новом теле, и проклинать всех живущих, я буду рядом, чтобы напомнить тебе, ЧТО ты потерял. Тогда и только тогда ты ответишь за смерть Алианны, которую убил своим союзом с безродной грязной цыганкой-потаскухой, меченной меткой розы и змея самим Дьяволом, за приверженность к темным материям. По правде говоря, оно и к лучшему. Все равно стать королевой эльфов ей не светит, состоя в ежедневной связи с вампиром, кормя его своей кровью. До перерождений она была во тьме. Даже сейчас используя нейтральную магию — магию знаков, она никуда не сбежала от своей тьмы. А чтобы быть королевой эльфов нужно, буквально, быть очищенной от всех грехов. Дэнелла Тефенсен готовила ее к этому, но она провалилась с треском. А ведь девушка-дракон учила ее не ради должности Хранителя Архивов или же Хранителя Баланса Измерений, а ради того, чтобы занять свое место среди Шиаддхаль. Но беспокоиться ей не придется о трудностях превращения в королеву. Лора Аделла Уилсон доживает последние минуты своего никчемного, повернутого на ее властелине тьмы, существования.
Мы с мужем даже не успели ничего предпринять, когда Изида из последних сил выкрикнула одно емкое: 'Бегите!'
Двери комнаты распахнулись, и в нее ворвались двое брюнетов, похожих как две капли воды друг на друга, облаченных в черное.
Как оказалось, это были колдуны. Алдус и Аннель. Как-то так их звали, если я не запамятовала по той простой причине, что в тот момент мне было не до них. Эти маги, как и мы с Тефенсен, использовали магию знаков. И служили они своему королю верой и правдой.
— Круциато! — Воскликнул первый, и второй тут же присоединился к нему, подхватив магию знака, направив ее на Владислава. Я попыталась рвануться к мужу на помощь, уже наблюдая собственными глазами, как его извивает на полу напущенная колдовством боль, но в тот же момент почувствовала холодное острое лезвие, касавшееся моей шеи.
— Держите голову щенку. Не позволяйте ему отворачиваться. Я хочу, чтобы он видел это своими глазами.
Поцеловав меня в шею, грубо облапав мою грудь и проскользнув своими лапищами по моим бедрам и между ними, Валерий-завоеватель выдохнул мне в шею. — Окажись мы в других обстоятельствах, я лично бы проверил, что моему сыну так в тебе нравится. По глазам вижу, что заядлая дрянь и шалава еще та. Но, увы, не очень-то хочется распаковывать тебя из платья при Изиде. Хотя. Показать эту сцену сыну было бы просто феерически. Увы. У нас слишком мало времени на забавы. У меня есть еще дела. Я же король, сама понимаешь. Так что, прощайся с любовью всей своей жизни, Рита. Надеюсь, видимся в последний раз.
Яростно взвизгнув, я попыталась отстраниться от пожилого узурпатора, но с другой стороны от него мою шею подстерегало лишь лезвие меча. Тем временем маги обездвижили моего мужа знаком 'Стацио'. Стоя на коленях со слезами на глазах, он даже не мог отвернуться. Одними губами я прошептала три коротких и простых слова: 'Я люблю тебя'. Он не мог кивнуть. Только моргнул в качестве понимания.
— Думаю, мой сын уже оценил всю иронию предательства твоей матери, и сейчас он в своем личном аду. Ведь это по его вине Лара Далайна Авира Рания Шиаддхаль наблюдала за смертью своего возлюбленного Крегина. Как же, должно быть, кармически сейчас оказаться на месте той, которую безжалостно отправил на смерть. Судьба смеется над тобой, щенок. Прощай, ведьма.
Лезвие меча Валерия-завоевателя прошлось по моей шее острой стороной. Помню только, как все потемнело, образы слились в неясные блики, звуки речи — в назойливый шум. Вскоре исчез и он. Вес тела стал непомерно велик, и я осела на пол, держась за фонтанировавшее кровью горло. А затем пришла абсолютная тьма…

***

Секунды, минуты, часы и годы, столетия и тысячелетия. Я не знаю, сколько времени прошло прежде, чем я открыла глаза, лежа на алом бархате и внезапно почувствовав себя живой. Оглядев то, что меня окружало, я не узнала интерьер. Как белый день было ясно лишь одно. Я не дома. Сев на кровати, я осмотрела себя с головы до ног. На мне было фиолетовое платье, полупрозрачное, как дымка, подпоясанное малиновым поясом. На ногах красовались серебряные босоножки, а стоило только тряхнуть головой от передернувшего тело озноба, на мою щеку в поле моего зрения упала седая прядь. Судорожно схватившись за волосы и поднеся их к глазам, тщетно рассчитывая на то, что седая прядь всего лишь одна, я к своему ужасу осознала, что вся голова моя цвета стали, цвета серебра. Вскоре, по правде говоря, это стало наименьшей из моих проблем, когда память постепенно вернулась ко мне, и я вспомнила о том, что со мной произошло. Валерий-завоеватель перерезал мне горло. Его цепные колдуны обездвижили магией знаков моего мужа, и одному Богу известно, что с ним сейчас. Пережив душный приступ панической атаки, я вскочила с кровати. Сейчас меня мало волновало, как я выжила и почему поседела. Я должна была узнать, что случилось с Владиславом. Не зная планировки замка Изиды Шиаддхаль, на скорости я вылетела из пустых покоев, в которых меня заботливо уложили на диван из красного бархата, и рванула по коридору вперед, куда глаза глядят. В одном из темных закоулков замка королевской династии эльфов, кто-то вдруг резко напал на меня. Пытаясь отбиваться и бешено молотя кулаками нападавшего, я оказалась вжата им в стену. Все еще по инерции продолжая сопротивление, я внезапно услышала голос, ласково прошептавший мне на ухо. — Я, конечно, не только наслышан, но и не раз был свидетелем бурных проявлений твоего темперамента, бабочка, но прекрати меня молотить. Мне щекотно.
В довершение Владислав коснулся губами моей шеи и, на минуту облегченно вздохнув от мысли, что все в порядке, и мой муж в целости и сохранности, я крепко обняла любимого, прижавшись к его груди и вдыхая богатый запах ванили, тления и сандала. Затем, крепко сжав его руку в своей, я медленно с ним под руку пересекла коридор по направлению к спальне Изиды.
— Что случилось после того, что я помню? Как ты вернул меня к жизни?
— Не так-то и легко, мотылек. Сначала я поборол знак обездвиживания, свернув шеи ведьмакам. Затем мой отец, увидев, что запахло паленым, позорно бежал из замка. Пусть знает, что я позволил ему уйти вчера утром, только потому что мне было не до него. Но я этого просто так не оставлю. Я оторву ему голову своими же руками… Затем пришло отчаяние. Я полчаса сидел на полу, взяв твои ледяные, окровавленные руки в свои, не зная, что мне делать. Душу вытащить из ада не так и сложно. Кире удалось спасти таким образом меня. Ты же ушла наверх, а, значит, и навсегда. Не было надежды. А потом твоя бабуля преподнесла единственное верное решение. Цитадель Изиды была разрушена, а, как оказалось позже, движимая идеей обессмертить свою так рано ушедшую навсегда дочь, она отдала приказ достроить Цитадель Чайки. Башню Лары. Втайне от короля, колдун, с которым Изида дружила уже много лет, пропитал стены постройки животворящей магией, способной вернуть девушку из рода Шиаддхаль к жизни. Затем много лет Цитадель не использовалась. Лара была повешена, и прах ее истлел уже давным-давно. Но одно было нерушимо. Башня могла воскресить только девушку, кровью принадлежавшую к древнему роду Шиаддхаль, и, обязательно, носившую имя Чайки, так как любая башня именная, и, вкладывая свою магию, колдун оговаривает какую именно королеву Цитадель должна вернуть к жизни. Мы не были уверены. Да и как можно быть уверенным в подобном вообще?.. Но ты подходила под необходимые параметры. Я втащил тебя через час после смерти в башню и молился всем Богам. Потом вокруг нас с тобой творилась еще около часа магическая, сияющая розовыми и голубыми огнями абракадабра, о которой ты даже вряд ли вспомнишь. А когда свет погас, исчезло твое золотистое окровавленное платье, сменившись нарядом, который на тебе сейчас, исчезли раны с запекшейся кровью на шее, а твои волосы из черных стали седыми. Когда это произошло, в теплой и переливавшейся звуками мелодичной музыки, когда я вносил тебя в нее, башне стало невозможно холодно и тихо. Как легенда и гласила. Цитадель исчерпывает заряд своих магических свойств, возвращая королеву к жизни, а Шиаддхаль, зависнув на грани мира живых и мира мертвых, навсегда теряет естественный цвет волос, становясь седой.
— Бо-же мой. — Я накрутила прядь серебристых волос себе на палец. — Что ты теперь делать со мной, старушкой, будешь? Никто не знает и не проверял, что там вслед за сединой. А вдруг завтра у меня начнут выпадать зубы, запрогрессирует склероз, и я начну распадаться на куски?
Я уже коснулась рукой ручки двери покоев бабушки, когда Владислав зажал мое лицо между своих ладоней. — В таком случае, я куплю тебе крем от морщин, бабочка. Не забывай о том, что это я вообще-то старше тебя на пять столетий, а никак не наоборот.
Деланно обидевшись на ремарку о креме, я ткнула его в бок, и, переругиваясь и потихоньку хохоча, мы закрыли за собой массивную дверь в покои королевы Изиды, с которых и началась вся череда событий, по прошествии которых мне понадобилось воскрешение из мертвых…

***

В зале, в котором собирался на совещание совет семерых, столы стояли полукругом. Сидя в самом центре, рука об руку с Изидой Шиаддхаль, необычайно изможденной болезнью, бледной, но покинувшей свою постель и свои покои ради того, чтобы представить меня совету и добиться моей коронации, я чувствовала себя неуютно под пристальным, больше отрицательным, нежели одобряющим взором шести пар глаз во главе с облаченной в алый бархат темноволосой Айнид Глайн с фиалкового цвета глазами. Окинув взглядом свое окружение и объективно оценив, что с одной стороны от меня сидит экс-королева эльфов, а с другой — злейший враг всего эльфийского народа, король вампиров, и оба ходатайствуют за мою кандидатуру в качестве будущей правительницы Благодатной Долины, я поняла, что сама не торопилась бы себе доверять на месте Айнид и членов совета, для которых правила были непреложны, а единственный повод, по которому эльфийки все-таки явились на собрание, заключался в том, что король эльфов позорно бежал, и на этом основании Изида Шиаддхаль являлась единственной живой правительницей Благодатной Долины. Правительницей при смерти…
Естественно, это ни на йоту не прибавило во мне уверенности в своих силах, чтобы доказать логичность и непреложность своей кандидатуры. Я нервно откинула седую прядь с влажного лба. Заседание совета семерых началось в течение пяти минут.
Айнид Глайн поднялась со своего места и дежурным тоном монотонно произнесла речь, словно проговаривая ее ранее уже несколько десятков тысяч раз.
— Из-за нарушения кодекса наших непреложных правил Лара Далайна Авира Рания Шиаддхаль навлекла позор на свою семью, очернив свою фамилию и всех королев ее рода, связав жизнь с 'презренным', родив от него детей, одновременно с этим совершая другой, более серьезный по степени тяжести грех. Грех взаимодействия с вампиром… — Статная эльфийка кашлянула на последней фразе, и я смерила ее почти что презрительным взглядом. Долго же она подбирала, какое слово использовать, говоря о подобном. Откашлявшись, Айнид продолжила. — За все ее грехи Лара Далайна Авира Рания Шиаддхаль ответила своей смертью. На престоле воцарился король эльфов и всех цыган — Валерий-завоеватель, а мать предательницы своего рода была свергнута и лишена власти. Мы претерпеваем некие трудности после того, как наш король пропал, и, если бы не такое бедственное для всего эльфийского народа положение, в котором мы готовы на отчаянные меры, лишь бы в ближайшее время найти того, кто под эльфийской короной возглавит и поведет наших людей, мы бы и секунды времени не потратили на признание принадлежности к роду Шиаддхаль, пусть это и окажется правдой, но плоть от плоти 'презренного' Крегина, которая, к тому же, около двадцати лет в волшебной сети миров делит свою жизнь и судьбу с вампиром и поит его своей кровью, о чем нам сообщил король до своего исчезновения, выведав это у своих источников.
Стереотипы правили этими людьми год от года. Я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Изида, что вступилась за дочь, плохая королева, которую необходимо было свергнуть. Мы с Владиславом, безоговорочно, дикие твари, вообще не заслужившие права голоса за свое ужасное поведение. И, разумеется, моя мать согрешила, влюбившись. Упасть и не встать, до чего же мы ужасны. А отрубать голову ни в чем не повинному парню и ломать шею ни в чем не повинной девушке, если это совпадает с буквой закона, это святое. То, что делает эльфов такими особенными. Настолько, что подлое и трусливое бегство по факту убийства беззащитной человеческой девушки, позволяет королю Благодатной Долины, Валерию-завоевателю, от лица Айнид Глайн значиться, как 'пропал', а не 'трусливо побежал, сверкая пятками'. Стереотипы, стереотипы… Я воздержалась от комментариев, чтобы случайно не превратить собрание в балаган на совершенно резонные замечания о том, что есть 'добро', а что — 'зло'.
Глядя на то, как упоминание о матери и ее смерти, заставило бабушку содрогнуться всем телом, я лишь крепко зажала руку Изиды в ладони.
— Обо всем этом повествует Книга Судеб. — Неслышно в зал собрания вошла высокая блондинка в крикливом желтом, держа в руках огромный, ветхий, полуистлевший, покрытый пылью, темно-коричневый, кожаный фолиант и полусогнув спину от его тяжести. Беатрисса Мерильдо. Паж Книги Судеб. Догадаться было несложно. Водрузив книгу на стол, леди Мерильдо заняла свое седьмое, пустующее место, а Айнид положила правую руку на обложку тома.
— К сожалению, не в нашей власти препятствовать воцарению новой Шиаддхаль, какие бы грехи ни притаились за ее спиной. Как я уже говорила, у нас отчаянные времена, и нам нужен новый, молодой и могущественный, сильный лидер. — Продолжила старейшина. — Но есть ограничение. Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль имеет право претендовать на трон королевы эльфов только в том случае, если Книга Судеб признает, что в ней течет кровь Шиаддхаль, и, если найдется три свидетеля, что она не лжет, обманом пытаясь заполучить корону и управление землями Благодатной Долины.
В этот раз я уже не удержалась, чтобы не фыркнуть. Обманом заполучить корону? Любой здравомыслящей женщине, конечно, заняться больше нечем, как повесить на себя управление целым миром. Мой муж был прав. Эти эльфы были чересчур пафосны, в чем-то даже смешны.
— Подтверждаю, что девушка, которая сидит рядом со мной является моей внучкой по крови. — Изида на несколько мгновений приподнялась со своего места и мужественно выстояла положенные сорок секунд, затем, совершенно обессиленная, почти что упала на свой стул.
— Подтверждаю. — Не вставая, подал голос мой муж. — Вчера Цитадель Чайки вернула мою жену к жизни после того, как ваш король перерезал ей глотку и бежал со скоростью ветра, чтобы не отвечать за деяния рук своих. Воскрешение было возможно в одном единственном случае. Только если попавшая в башню является кровью от крови и плотью от плоти Шиаддхаль. В противном случае, мертвая осталась бы мертвой. Лора — дочь Лары Далайны Авиры Рании Шиаддхаль. Магию невозможно ни обойти, ни обмануть. Вдобавок к этому, я принимал роды у ее матери и следил за девочкой с ее рождения и до наших дней. Не может быть ни ошибки, ни обмана. К тому же, в ее крови содержатся эйфорические наркотические вещества, воздействие которых я испытал на себе не единожды, что подтверждает, что в венах Лоры течет эльфийская кровь.
В подтверждение своих слов Владислав продемонстрировал клыки. Яростно вскочившая с места Беатрисса Мерильдо практически накинулась на моего мужа, но, видимо, испугавшись того, что и ее кровь пойдет на раздачу, вовремя опомнилась и отстранилась, оборачиваясь к полускучающей Айнид и прожигая ее полубезумным взглядом. — Эта сучка, вместо того, чтобы вонзить кол в сердце твари ночи, кормит его своей кровью! Такой королевы ты хочешь для нас, Айнид? Такой девушке позволишь вести наш народ? С каких это пор вампир получил право голоса в совете семерых? Я протестую!
— Протестуй. — Владислав окинул эльфийку презрительным взглядом, не вставая с места. — Лора не только является моей женой и позволяет мне собой питаться. Как только ваша ерунда с коронацией и идиотским признанием очевидного, что она является частью фамилии, окончится, я ни секунды не промедлю и превращу ее в вампира. На престол взойдет не просто грешница, якшающаяся с вампирами. Она станет первой и уникальной во всей вашей истории правления королевой вампиршей с эльфийской кровью, текущей по ее венам. Больше я не потеряю жену из-за вашего уродца-короля и не поставлю ее жизнь под угрозу. Пока она — смертная, над ней висит домоклов меч. Я не позволю ему поглотить ее больше.
В довершение посмотрев на взбешенную Мерильдо ничего не выражавшим взглядом, Айнид безразлично ответила. — Отклоняю протест. В словах вампира нет лжи. Я живу уже достаточно долго, чтобы уметь распознавать ложь. Цитадель, действительно, вчера вернула девушку к жизни. Как сказано в предании, она стала совсем седой. Да и не притворяйся. Резонанс, когда башня утеряла заряд магических свойств, в виде дрожи земли, почувствовали все. Если у тебя, Трисс, есть другие претендентки эльфийской королевской крови на престол, я выслушаю твои предложения. По-моему, нам не из чего выбирать. Поэтому открой Книгу Судеб и присядь.
У взбешенной эльфийки не осталось других вариантов кроме как подчиниться старейшине. Тогда Айнид Глайн подозвала меня к себе, своей холодной и властной рукой возложив мою руку на ветхую полуистрепанную кожаную обложку, слегка прикрыв книгу.
— Кровь не может солгать. Память рода не позволит изменить ход истории. — Нараспев произнесла Айнид. — Если ты, действительно, принадлежишь к роду Шиаддхаль, фолиант скажет нам об этом.
Внезапно я почувствовала сильное покалывание в ладони, и уже через несколько секунд золотистое свечение окутало книгу вместе с моей рукой. Когда же оно погасло, вместо старого и истрепанного фолианта на столе лежала абсолютно новая книга, источающая тонкий, богатый запах кожи. Золотыми буквами на бордовом переплете было вытиснено название — 'Книга Судеб'. Владислав улыбнулся и подмигнул мне. Совет семерых изумленно вздохнул, а Айнид коротко произнесла. — Книга Судеб не может лгать. Она признала кровь Шиаддхаль в этой девушке, обновившись для правления под короной новой королевы. Я — третий свидетель. Я признаю, что Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль является дочерью Лары Далайны Авиры Рании Шиаддхаль и имеет право претендовать на престол. Так как я — старейшина совета семерых, полагаю, никто не восстанет против моей воли.
Айнид обвела горящим взглядом шесть лиц своих изумленных подруг, не пожелавших даже высказать ноту протеста.
Двое из них резво подскочили поддержать мою бабушку, облаченную в торжественное голубое, расшитое жемчугами платье, под руки.
— Преклони колени, дщерь моей дщери. — Тихо произнесла Изида, и, когда я послушно опустилась на колени, она продолжила речь. — Властью, данной мне родом, памятью крови, оставившей отпечаток в тебе, как во мне. Властью, данной мне советом семерых, я наделяю тебя короной королевы эльфов.
Беатрисса Мерильдо, скрепя сердце и скрипя зубами, возложила на меня золотую тиару, усыпанную бриллиантами, которую внесли в зал заседания совета две маленькие прелестные девочки-эльфийки с острыми ушками в воздушных платьицах. Когда Трисс села на свое место, Изида продолжила. — Клянешься ли ты, Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль-Дракула, служить своему народу верой и правдой и превносить добро в Благодатную Долину, как это делали ранее до тебя все твои предки, начиная Великой Аланой?
— Клянусь.
— Поднимись с колен, дщерь моей дщери, защитница природы — Чайка, призванная установить в нашем мире гармонию и равновесие. Больше никто и никогда не заставит тебя преклонить колени. Да здравствует королева эльфов, Лара Шиаддхаль Вторая!
— Да здравствует королева эльфов, Лара Шиаддхаль Вторая… — Нехотя хором отозвался совет семерых.
Пир в честь моей коронации длился около недели. Только после этого мы с Владиславом сумели отправиться домой, оставив письменное обещание, что если я понадоблюсь Благодатной Долине, я вернусь сюда, как только потребуется, и как только меня призовут. А еще через неделю, пока я расправлялась со своими обязанностями в качестве королевы вампиров, меня все-таки призвали. Я получила письмо-уведомление в белом конверте с черными геральдическими лилиями на нем о том, что Изида Кармина Эстелла Флора Шиаддхаль покинула этот бренный мир, отправившись на небеса к предкам. Что ж. Хотя бы она успела передать свое наследие мне…
Но это ни в коем случае не стало для меня утешающим фактором. Будучи занятой делами в Трансильвании, я до конца своей жизни теперь буду помнить о том, что не держала руку единственного живого родственника, пока она угасала…
Похороны были столь же пафосны и вычурны, как и сами эльфы. У нас, в мире вампиров, я была на похоронах дважды, и все было не в пример проще. Я не желала разговаривать. Уткнувшись носом в плечо Владислава, пока гроб изумрудного, расшитого золотой нитью цвета, с фамильным гербом семьи Шиаддхаль, опускали в землю, я просто надрывно рыдала, не снимая с лица сетку-вуаль. Видимо, такой была моя судьба. Находить любимых и близких мне людей и терять их снова и снова по воле зловещей кармы, посчитавшей, что я не заслужила в жизни даже крупицы какого-либо счастья.
Не позволив посторонним кинуть первый комок земли на гроб бабушки, я сделала это собственноручно…

***

Три недели спустя.

После смерти бабушки, которую я пусть толком-то и не знала, но все же успела в ее присутствии почувствовать себя кому-то нужной, кому-то, кто со мной одной крови, кому-то, кто мог стать моей семьей, сердце мое с каждым днем все больше покрывалось морозной коркой льда. Я перестала улыбаться, смеяться, но я не чувствовала себя опустошенно или жалко и размазанно, как в минуты, когда теряла мужа. С утерей Изиды Шиаддхаль было иначе. Я просто ничего не испытывала вообще. Словно всю радость из моей груди вытянули, а я смотрю пустыми и безразличными глазами на происходящее, и мне ни до чего нет дела. Все, что было мило, внезапно стало постыло.
Тенденции моего состояния и настроения абсолютно не воодушевляли моего мужа, но, кажется, дело было не только в Изиде. Побывав где-то за гранью мира мертвых и живых, я всю свою жизнь теперь ощущала иначе, словно с цветом волос я, действительно, состарилась на несколько сотен лет. Владислав сказал, что у меня маскированная депрессия. И не было никаких причин ему не доверять. Чтобы как-то почувствовать жизнь и постараться вернуть ее вкус, он посоветовал мне сосредоточиться на какой-нибудь одной эмоции и сделать ее идеей фикс. Поверьте мне, я пыталась сосредоточиться на любви к нему и уйти в нее с головой. И почти что получалось. Этот эскапизм был приятен и заставлял отвлечься от окружающего мира. Падая в него без оглядки, я меньше думала и анализировала на тему о том, кого лишилась. Но, в конечном итоге, не любовь к мужу стала идеей фикс. Три недели назад я отдала приказ своим слугам обыскать каждый уголок моей проекции и мира Дэнеллы Тефенсен и найти мне Каролину Одилл и компанию претенденток на должность Хранителя Архивов, которые с легкой руки вероломно вонзили нож в спину мужчин, для которых они были всем в их бессмертном бытие. А именно — Селесту, Мифиду, Анну-Софию и Элеостар.
В довершение ко всему со мной происходившему, в довершение к моему обледенелому сердцу, на третий день после смерти бабушки выпал снег. Это было так непривычно, что даже морозостойкие вампиры, не ожидая таких климатических чудес, кутались потеплее, а наш дворецкий Роберт даже шмыгал носом последние дни…
Через пару недель поиски дали положительный результат.
Девушки были найдены в плачевном состоянии. Наигравшись с ними вдоволь, Дэна от них отказалась, и от стыда не имея даже возможности вернуться домой, так и не избавившись от меток, девушки, как крысы, ютились, где придется и влачили свое убогое существование, как цыгане, кочуя из одного места в другое. Мир Дэнеллы Тефенсен, как оригинал моего, постигла и участь моего. Снег застилал собой леса и поля, и, полузамерзшие в летней одежде, они промерзали и уже готовились к смерти, когда мои слуги их спасли… Из огня да в полымя. Их спасли, чтобы уничтожить иначе. Я не могла позволить им умереть от холода. Они должны были смотреть мне в глаза и молить о спасении, прежде чем в качестве этого самого спасения я подарю им смерть…
В тот день, как их, оборванных, голодных и промерзших, доставили в клетки в нашем подземелье, я распорядилась, чтобы им принесли горячую пищу и красивые наряды. На самом-то деле. Не умирать же на голодный желудок…
Белая вьюга кружила неистово, покрыв шапками снега деревья в нашем лесу и скрыв несколькими покровами белого заросшее жилище Дэнеллы Тефенсен. Сегодня мы с Владиславом были в парадном золотом облачении, украшенном длинными до земли, меховыми оторочками из соболя. Водрузив себе на головы золотые короны, инкрустированные бриллиантами и рубинами, мы шествовали по свежему снегу, сопровождаемые воинами во главе с генералом армии вампиров пограничия, и слугами, во главе с Робертом и Амбердо Андерсеном, до плаца. Владислав держал меня под руку, а я, полуприподняв голову, любовалась крупными кристаллическими снежинками, падавшими на мои седые волосы, все плотнее закутываясь в меховую оторочку мантии, подолы которых тащились за нашими спинами.
Плац был оснащен деревянным помостом, немного напоминавшим тот, на котором я исполняла хореографический номер танца на битых стеклах. В самом его центре было укреплено пять деревянных столбов, обмотанных снизу пучками сена и соломы. К каждому из этих столбов была привязана нагая девушка. Я специально распорядилась, чтобы с этих сучек стащили их платья. Собрав не только своих слуг и армию, немногим ранее я отдала распоряжение созвать и всех крестьян, которых только можно было найти. Уже сейчас ожидавшие зрелища люди, давя смешки, тыкали пальцами в голых девушек, которые пристыженно склонили головы на грудь, чтобы не видеть наглых усмешек на лицах мужчин. От свиста и улюлюканья, разумеется, их уши ничто не могло спасти.
Я удовлетворенно усмехнулась, наблюдая за тем, как побелели их тела. Настолько, что стала видна сеть голубоватых вен под кожей.
— Поджигайте. — Сквозь зубы я процедила приказ тем, кто обустраивал плац под казнь.
Поднеся зажженные и поминутно угасавшие из-за вьюги факелы к соломе, мужчины сделали шаг назад, и свежее сено вспыхнуло.
— Стащите блондинку. И приведите ее ко мне. С ней я расправлюсь лично. — С ничего не выражающим взглядом бросила я через плечо одному из воинов. Вскоре, полуприсыпанная инеем, побелевшая, словно мертвец, Каролина Одилл была поставлена к моим ногам на колени. Тогда я приступила к речи.
— Совсем недавно эти будущие горки пепла имели наглость фривольно разговаривать с вашей королевой, абсолютно забыв о том, кем я являюсь. Они даже взяли на себя ответственность угрожать расправой вашему королю. Воззрите же, как благодатный огонь очищает эти души от ставшей им ненужной жизни. Покончив с людьми моего народа, вампирами, которые боготворили их, называли своими королевами, сегодня Селеста Крайлер, Мифида Алиери, Анна-София Блэкуолл и Элеостар Мидина подвергаются мной, королевой вампиров, Лорой Аделлой Уилсон-Дракула Беспощадной, к казни через сожжение. Как я и обещала, всех вас, мне неугодных тварей, я буду жечь. Гори, детка…
Полизав ступни девушек, огонь принял решение взметнуться вверх. Наши слуги и воины, бывшие вампирами, рукоплескали с дикими ажиотажными криками, пока вышеупомянутые горели всем телом, уже вспыхнув волосами и разрезая прозрачные выси страшными душераздирающими воплями. Не в силах смотреть на мучения подруг, окидывая меня презрительными взглядами и даже не имея возможности вырваться из цепких рук воина, крепко сжимавших ее обнаженные и обмороженные плечи, Каролина Одилл отвернулась от меня, тряхнув копной спутанных белых волос.
Крики стихли. От казнимых остались лишь горки пепла. Тогда-то я и повернулась к Каролине, склонившись к ней с ничего не выражавшим взглядом и сжав ее подбородок в руке, не давая возможности отвести от меня глаза. В отражении ее взгляда, как в зеркале, сквозило все безразличие и мертвость моих глаз цвета потемневших изумрудов. Снег сыпал хлопьями, вьюга развевала и разметывала мои седые волосы по меховой соболиной оторочке. Не меняя эмоционального фона с замерзания на хотя бы малейшее тепло, я криво усмехнулась.
— Вот так, Кар. Вот так все и закончится. А сколько было храбрых планов, сколько бахвальства из поганого рта морально загнившей уродины. Хотела разделать тушу моего Ворона? Теперь Владислав своими глазами будет наблюдать, как ты горишь. Ах, милая, милая Каролина. Зачем ты вообще открывала свою пасть в адрес короля? Знала же, что я высвобожусь даже из силков Дьявола, не то, что из-под власти Дэнеллы Тефенсен. Знала же, что это не навечно. Знала, что за каждое слово в его адрес изо рта мерзких тупых ублюдин, я им соль в язвы вотру, потому что их жизни для меня — жизни смертных человеческих шалав, стоят меньше, чем сантиметр ткани моей перчатки. Стадию моего презрения к человечеству невозможно передать словами.
Сделав знак воину отпустить девушку, я обмотала вокруг руки в меховой перчатке из соболя длинные пряди волос Каролины и подтащила ее к не на шутку разыгравшемуся, сожрав несколько человеческих душ, костру. — Ну что. Раз-два-три, елочка гори. Даешь Новый год, раз уж снег выпал!
Презрительно расхохотавшись, я сунула Каролину в костер головой. Заходясь в конвульсиях, она металась, истерически визжа и пытаясь вырваться, еще несколько минут, прежде, чем стала податливой и обмякла. Мою перчатку опалило огнем, да и на руке, я уже сейчас ощущала это, вскакивали водяные пузыри от ожогов, но игра стоила свеч. Да. Мы обе были людьми. Но в такой момент, как этот, во мне ликовал Сатана, было напрочь отключено чувство страха, да и какое-либо чувство вообще, кроме мрачного триумфа. Из цепкого захвата рук такого человека вырваться абсолютно невозможно.
С презрением отдав тело на съедение костру, я заняла свое место рядом с мужем, крепко сжав его руку в своей, пока снег мел и мел, обсыпая мои волосы и мою золотую корону.
— Ненавижу презренных тварей, которые отрекаются от себя. Я не позволю им жить долго и счастливо. Они попросту не заслужили этой жизни. Нельзя предавать то, во что веришь. Предавать забвению то, на что надеешься. И вонзать нож в спину тем, кого любишь. — Тихо прошептала я, так, чтобы слышал только Владислав.
Окинув взглядом властный профиль, темные пряди, спадавшие на мужественные скулы, волнующие губы и шрам над верхней губой, серьгу в виде золотого колечка полуприсыпанного снегом, черные глаза под длинными черными ресницами, устремленные на костер и пепелище предавших нас подданных, я чувствовала вопреки всей своей бездушности и атрофированности нечто древнее, сказочное, шевелившееся в моей груди. Золотой цвет и соболиная оторочка. Корона. Он и без всего этого был моим королем и Богом. Но сейчас во всем этом он был просто неземным. Сошедшим с Олимпа.
— Мотылек, я слышу твои мысли на расстоянии. — Раздался голос в моем сознании. При этом мой муж даже не повернул головы в мою сторону. — Я тебе устрою дикую ночь древних полубезумных сказок, позволив стащить с себя меха, парчу и золото уже сегодня, только отключи свою мысленную волну. Любой вампир сейчас может влезть в твою голову.
Вспыхнув и состроив деланно безразличный вид, я снова обернулась к костру, завороженно глядя на языки пламени, сожравшие пять тел, вздымавшиеся до небес и отражавшиеся в моих изумрудных глазах алыми огненными всполохами. А метель все мела и мела, пытаясь забрать мою боль белым кружевом полей и лесов. Но это было уже и необходимо. Все заслоны, которые я сознательно строила, чтобы оградить себя от смерти бабушки, пали здесь и сейчас. Окончив незавершенное дело, я освободила себя. Был в этом и удручающий момент. К жизни меня вернуть могли лишь две вещи. Любовь к единственному мужчине всей моей жизни и лицезрение чьей-либо смерти. Только это все еще рождало во мне импульсы. В отношении всего остального я, как и прежде, была мертва. Мертва до скончания времен…

@темы: Трансильвания: Воцарение Ночи 2016

---

Глава 18 - Наследие сестер Шиаддхаль

IV. БЫТЬ ЭЛЬФОМ

ГЛАВА 18 — НАСЛЕДИЕ СЕСТЕР ШИАДДХАЛЬ

А их связала прочно нить,
Они друг другу в плен сдались…
Послушай, как стучат сердца.
Влюбленных не разъединить,
И в поцелуй уста слились
До смерти вечной, до конца.

Легкий взмах головой, и волосы, рассекая воздух, опадают мне на лицо. Нога в черной босоножке на пятнадцатисантиметровом каблуке в неразрывном тандеме с металлическим холодным шестом медленно скользит по нему вверх и чуть ниже под мелодичные томные возгласы Джамелии в ритме 'Стоп'. Поворот вокруг шеста, и мои волосы снова нарушают все законы гравитации. Текила огнем обжигает мне горло, и все мои внутренние органы внезапно начинают полыхать адским огнем. Но я не боюсь подобных мелочей. Адреналин сейчас правит мной. Адреналин и буря вожделения. Я больше не хочу сдерживаться. На мне лишь босоножки, кружевное нижнее белье и гипюровая черная блузка, которая несколько секунд спустя опадает на пол к моим ногам после того, как я пьяным взглядом жеманно улыбаюсь через ее полупрозрачный рукав, как через платок, единственному зрителю. Прохожусь по ней каблуками, а он не сводит с меня голодного взгляда. В тот же момент опрокидываю бутылку, делаю залпом несколько глотков текилы и снова повторяю круг возле шеста, приседая и широко разводя колени. Когда пытаюсь подняться на ноги, голова испытывает головокружение, и меня заносит. Тогда в мгновение ока он оказывается рядом и вырывает бутылку из моих рук. Музыка загадочным образом стихает.
— Ну-у-у-у-у. Что за ерунда. — Имея на это все мыслимые и немыслимые аргументы, обиделась я.
— Хватит с тебя, пьянчужка. Ты уже надралась по самые не балуйся. Когда согласишься на обращение в вампира, пей потом сколько тебе вздумается, а с человеческим слабым организмом с тебя довольно.
— Какой же ты гадкий. — Я шутливо несколько раз ударила его в грудь кулаками, тщетно пытаясь дотянуться до бутылки, но Владислав был непреклонен, заводя руку назад, не позволяя мне даже допрыгнуть до текилы. — Ведешь себя, как мамочка. Родительский контроль, мать вашу. Понимаешь? Ты понимаешь, а? Дэнелла 'Оттрахай Ее Траурный Гоблин' Тефенсен осталась в том мире, а на нашем я час назад установила защиту на непрогляд знаком 'Инвизус'. Кроме Хранителей Баланса Измерений этот мир не сможет увидеть и найти никто вообще. Мы свободны, дурачок. Свободны от этой суки, пока она там зубами скрежещет от того, что не может нас найти. А ты запрещаешь мне нажираться. Я хочу бухать, танцевать и трахать тебя до потери пульса. А ты. Хватит вести себя, как рыцарь печального образа.
Я рассмеялась, держась за голову, и устроила нешуточную потасовку с кулаками, в результате которой мы грохнулись на пол, при всем этом я — на его грудь.
— Лора, ты пьяна. — Резюмировал он, улыбаясь и заправляя прядь моих черных волос мне за ухо.
— Тобой. Я всегда пьяна тобой. Иди сюда. — Длительный томительный поцелуй рисовал акупунктурные линии огня на всех моих внутренних органах. Выдохнув, я прошептала. — Это покрепче текилы. Работает, как и всегда, безотказно.
Отстранившись, я смотрела на него через заволоченный пеленой томления и алкоголя взгляд. Такие знакомые сквозь все эти годы черты. Черные глаза, длинные трепещущие черные ресницы, выдающиеся скулы, прямой нос, маленький шрамик над тонкими губами, черные пряди волос, ниспадающие на лицо и золотое колечко в левом ухе.
— Цыганенок… — Еле выдохнула я. — Я не верю своему счастью.
— Почему ты не позволяешь мне обратить тебя, Лора? — Его сосредоточенный омраченный взгляд сейчас портил мне все веселье, и я тяжело вздохнула, опускаясь на спину на пол рядом с ним.
— Ну зачем ты так торопишь события? Мы здесь всего вторые сутки. А я… Я уже привыкла к тому, что солнечный свет не причиняет мне больше боли. Если у меня синяки или шрамы, или порезы, мне достаточно выпить твоей крови, и ткани регенерируют. Как вчера, когда ты вечером избавил меня от показательных для Дэнеллы последствий нашей драки не на жизнь, а на смерть. Что тебя раздражает в моей человеческой составляющей? Ведь ко мне вернулась моя прежняя внешность… Ты холоднее меня. Я чувствую разницу температур, и мне это нравится. А еще ты сам знаешь, почему я не горю желанием скорей стать вампиром снова. — Я снова склонилась над ним, касаясь пальцами его полуоткрытых губ. — Я хочу кормить тебя своей кровью. А если стану вампиром, моя мертвая кровь будет непригодна. Я не хочу, чтобы ты питался из пакета или из чужого горла. Не хочу. Пусть мой вампир поглощает меня…
— Зачем ты тянешься к боли, любимая? Это бессовестное использование тебя, и в этом нет ничего привлекательного. — Он смотрел на меня с легкой грустью, вытянув руки над головой.
— А так я чувствую, что ты жив. А это все, что мне нужно. Я хочу просто знать, что ты существуешь. Иначе мне начинает казаться, что тебя снова отняли у меня. В миллионный раз. — Я не могла больше притворяться, что хочу смотреть ему в глаза так, чтобы он видел мою боль, поэтому я отвернулась, сев на полу и склонив голову на грудь.
— Хей, бабочка, ты не обиделась? — Он погладил меня по спине с самым сочувствующим голосом на земле.
— Нет. Я устала от судьбы. Судьба породила меня неврастеником, а все вокруг меня только и стремятся меня доломать. Религиознопомешанные матери, буйные психопаты-друзья. Я чувствую только скорбь последние годы, и ничего больше. Во мне уже нет жизни, любовь моя. Дэнелла Тефенсен выскоблила последнее, что от нее оставалось.
— Зато у тебя есть текила. И я. — Он резко развернул меня к себе и прижал к своей груди, вернув мне бутылку, отрывисто целуя в макушку. — Люди — твари, но не позволяй им сломать себя. Помни просто, что среди всех них ты — лучшая. Никто тебе не скажет это, кроме меня. Ты будешь у всех и всегда виновата во всем. Но я тебя никогда ни в чем не винил и не буду. Со мной ты будешь свободна от стереотипов, девочка. Даже неврастеничкой, даже помешанной, даже с ума сходящей по мне и танцующей с текилой у шеста. Мне другая не нужна, как и тебе другой не нужен.
— Сара Уилсон бы сейчас не уставала вопить о том, насколько далеко я ушла по наклонной вниз, и швырять меня к алтарю под образа.
— Хорошо, наверное, делить жизнь с обезбашенным психопатом без предрассудков, для которого любой порок — не порок. — Улыбнулся мой муж. — К черту твою мать. Вырубай свои мысли. Не для того я вернул тебе это пойло, чтобы ты грузила себя. Хватит думать, Лора. Прекрати. Для этого я тут так смотрю тебе в глаза, чтобы ты забыла, как дышать, а ты вспоминаешь о Саре и Тефенсен. Это справедливо вообще?
— Пожалуй, ты прав. Дай сюда руку.
Встав на ноги, я изо всех сил разбила бутылку с текилой о тумбу рядом с кроватью, и, управляя жидкостью знаком 'Гидра', заставила ее очертить вокруг нас замкнутую линию. Отбросив ставшую ненужной бутылку и защитив нас коконом неприкасания, я закрыла глаза, визуализируя огонь, вытянув руку и полусогнув пальцы, будто держу в ладони мячик.
— Игнификато. — Прошептала я, и, когда на ладони вспыхнул алый огненный шарик, я аккуратно заставила его скатиться с моей руки на очерченную спиртом окружность. Знаком 'Форте' усилив огонь, я заставила пламенный ровный круг взмыть выше наших голов. Пламя танцевало, окружив наши тела, а знак защиты не позволял ему навредить нам. Ковер, разумеется, не сохранить. Но я не переживала. Роберт у нас дворецкий на все руки. Достанет еще. В неразбавленном светом полумраке нашей комнаты, во всполохе алых огней, я видела, как тени играют на его демоническом, и, при этом, прекрасном лице всеми оттенками ночи.
— Ты знаешь, что я отношусь к тебе, как к отцу. — Прошептала я, пока под порывом неизвестно откуда взявшегося ветра мои волосы летали по воздуху в огненных бликах. — С момента обращения я почувствовала это. Эту связь. Словно после перерождения я стала твоей новорожденной дочерью. Отец. Отец… Твоя дочь весь этот год была очень плохой девчонкой. Накажи ее…
Я горела так, будто острые иглы кололи каждый сантиметр моего измученного тела, называя его отцом, зная, что, наверняка, со стороны выглядела бы, как порочная дрянь, даже не достигшая совершеннолетия. Но мне было плевать. Этот мужчина мне раз двадцать в прадеды годился, а я любила его, как жена, была привязана к нему, словно дочь, делила все его проблемы, подобно сестре, защищала, как мать, а отдавалась, будто шлюха, за которую он даже не платил. Мы были всем во всём друг для друга. И на мнение окружающего мира нам было плевать. Глядя на то, как его и без того темные глаза потемнели еще больше от желания, потому что я прекрасно понимала, что тот, кто любит контролировать всех и вся, не сможет удержаться от эмоций, если я признаю его своим отцом, я магией погасила огонь и села на кровать. Он сел на пол к моим коленям и взял мою руку в свои. Выпустив коготь, Владислав аккуратно провел им по вене сверху вниз, вскрывая ее, не сводя взгляда с моих глаз. Слезы выступили непроизвольно, потому что боль превысила лимиты.
— Любишь? — Тихо спросил он, глядя в мои по-собачьи преданные глаза. Кровь заливала мне руку достаточно быстрыми потоками.
— Больше жизни и смерти. — Я опустила голову на грудь, выдыхая от боли. Что ж. Теперь я сама этого просила. Причинять мне боль, чтобы я могла чувствовать жизнь. Мое существование пост-Тефенсен пока было вот таким убогим. Я уже не могла смиряться и думать, что все будет хорошо. Не после всего, что было.
Кровь заливала ковер. Глаза моего мужа стали багровыми, а зрачки вертикальными, и тогда он вцепился клыками в мое запястье, раздирая и без того вспоротую вену. Я нервно пропустила свободную руку через волосы и зажала рот, чтобы не закричать. Он выпивал из меня жизнь, а я гладила в ответ его по иссиня-черным волосам и не могла избавиться от нежности, которая разрывала мне грудь. Мой мужчина… Потеряв и почти что потеряв его столько раз, сейчас я бы охотнее сто раз позволила оставить мне кровавое месиво вместо спины, чем снова оказаться под угрозой его потери.
Когда он отстранился, последний раз вылизав мою рану языком и поцеловав в распоротое запястье, слезы уже непроизвольно стекали по моим щекам. Подняв на меня глаза, он улыбнулся.
— Ты прекрасна. Боль и слезы делают тебя невозможно красивой. От этого хочется издеваться еще больше. Бабочка, однажды я тебя сломаю. Лети прочь…
Отрицательно покачав головой, я коснулась большим пальцем нетравмированной руки его губ, стирая кровь, а затем, на зависть всем невинным душам, в воображении представляющим себя восхитительно-неправильными, облизала его, ощущая кровь с привкусом его губ, так погрузив в рот, что даже король порока судорожно выдохнул.
Дав мне своей крови, чтобы залечить запястье, он тихо прошептал мне на ухо, пока я поглощала целебное лекарство из его вен. — Если хочешь, тебя никто не останавливает. Томительно вылизывать пальцы — не то же самое. Я вижу, куда твой мозг тянет все твои мыслишки, доченька. В состоянии депривации тебя неслабо так подкосило. Ты, действительно, была очень плохой девчонкой, потому что больше года никто не выколачивал из тебя дерьмо.
Выгнув поясницу, я едва различимо прошептала. — Так выбей из меня дурь, папенька.
— Жди, моя радость. — Он улыбнулся, поцеловал меня в щеку и вышел вон.
Вернулся он, держа в руках веревку и плетку с десятью длинными кожаными хвостами. Искоса поглядев на меня и лукаво улыбнувшись, он опустил плетку на кровать, подойдя ко мне с веревкой. Я смиренно опустила голову перед господином и вытянула руки вперед. Не снимая с меня оставшееся белье, но накрепко связав мое тело по технике 'Шибари' и закрепив веревку у изголовья, он поцеловал меня в щеку.
— Скажи.
— В унижении и боли кроется наивысшая степень наслаждения, мэтр. — Я смотрела ему в глаза неотрывно, наблюдая за тем, как он снимает плащ, оставаясь в черно-золотом камзоле.
— Стоп-слово? — Он вопросительно посмотрел на меня.
— Бей уже до изнеможения безо всяких стоп-слов. Во мне столько этой энергии напряжения, нервов, усталости от жизни и прочей негативной хмари, которая живьем меня жрет, что я хочу лишь боли. От твоих рук.
— Как пожелаешь, мотылек… Я рад твоему согласию. Бить насильно, чтобы выпустить и моих демонов тоже, как тогда в подземелье, без согласия, было чудовищно. Я хотел, чтобы ты сама захотела и предложила.
— Давай. По живому без ножа. — Я широко развела колени, насколько позволяли веревки, закусив губу в волнительном ожидании.
— Да ты окончательно без меня тронулась и поехала, с Тефенсен наедине. — С нагловатой усмешкой констатировал он, качая головой. — Но я понимаю. И судить не стану. Постараюсь лишь сохранить тебе эту часть тела так, чтобы с ней еще можно было работать в будущем. Все-таки искусство БДСМ так притягательно, что перед ним невозможно устоять, будь ты рабыня или же господин. Лучшее из изобретений человечества.
Грубоватые кожаные хвосты плетки нежно проползли снизу вверх, касаясь половых губ сквозь белье. Подготовка к удару. Я знала об этом. Но рассудок уже заплывал в туман. Я вся агонизировала нижней частью тела. Еще до удара я почувствовала, как лоно полуоткрыто пульсирует и увлажняется. А затем последовал удар. Я лишь вскрикнула. Муж быстро заткнул меня, вложив мне в уста спелый плод клубники и целуя в лоб. Вскоре я уже перестала считать замахи плетки, ибо счета им не было. И это была самая настоящая экзекуция. Дикая боль не отменяла того, что я уже еле дышала, а мышцы внизу моего живота в сладостной муке сжимались и разжимались все чаще с каждым ударом. Воздействие алкоголя только усиляло ощущение болевого эффекта и вожделения. Кожаные хвосты уже ощущались внутри. Даже слой белья не отменял того факта, что меня всю практически удары раскрыли нараспашку. И очередной высвободил всплеск огненного сердца внизу моего живота. Не в силах сопротивляться этой мощной древней силе, сжав запястья Владислава в руках, я несколько раз выгнулась всем позвоночником и затихла, чувствуя влажный поток, изливающийся из меня пламенным огнем. Вечно экзальтированная, вечно на взводе, я не умела, неоднозначно выражаясь, выходить сухой из воды.
Проскользнув двумя пальцами по ложбинке моей груди, Владислав бесцеремонно проник ими в меня, затем касаясь их языком и, напоследок, врываясь ими в мой рот.
— Пока ты со мной, Уилсон, ты же сама виновата в том, что я проведу тебя через все мыслимые и немыслимые райские пороки. Почувствуй свой вкус, сладкая. Ты была так закована все эти полтора года, что до сих пор дрожишь и сдерживаешь себя. Вы-клю-чай. Я не позволю тебе со мной чего бы то ни было стесняться.
Порвав все веревки когтями, он крепко прижал меня к груди. — Слушай свое сердце. И больше никого не слушай. Ты никому ничем не обязана. И не заслужила быть куклой в руках своих типа-друзей, потому что ты добрая и нежная, как дитя. Бабочка. Хватит себя винить за то, что родилась. Прекрати. Если не можешь так, подумай иначе. Полюбил бы мрачный тиран вроде меня недостойную? Все. Хватит дрожать. Дэнелла Тефенсен никогда сюда не явится. Никогда.
Он долго успокаивающе гладил меня по волосам, пока обессилевшая от боли и оргазма, я, наконец, не вырубилась прямо у него на руках…

***

Три месяца спустя.

В небе послышался нарастающий гул грома, блеснула молния, как бы намекая на то, что природа хочет свободы, хочет скинуть с себя оковы, греметь, полыхать и неистовствовать. Этот мир целиком и полностью зижделся на мне, так как именно моя энергия дала жизнь проекции, и, поэтому он отражал мое настроение погодой. А я была сейчас затишьем перед бурей. Навестив деревни, я открыла интересную для себя информацию. Дома не пустовали, как я ожидала. Там проживали совершенно другие люди. Наверняка, расселением по нашему миру озаботились Хранители Баланса Измерений. Дома Арины, Герика, семьи Ласлоу, Баваль в Васерии занимали незнакомые мне крестьяне, которые даже и не поняли, кто я такая. В общем, пустотой наш новый дивный мир не страдал. Каждый дом заселяли незнакомые мне люди. Только замок остался для нас. Туда не посмели никого заселить. Пещера Андреа и Дерана вся заросла мхом и плющом. Обитель Дэнеллы Тефенсен, даже ее копию, Хранители Баланса Измерений то ли побоялись отдавать в чужие руки, то ли по непонятным причинам оставили пустовать просто так. За три месяца я сделала всего одну вылазку в наш прежний мир, который все же больше зижделся на силе Дэнеллы. В его создание еще до моего появления вкладывала энергию маленькая девочка-волчица по имени Андреа. И этот смелый бросок я совершила ради Баваль, чтобы забрать ее к нам. Разумеется, крестьянин, которого определили в ее дом, когда был обеспечен другим, менее оснащенным богатым убранством, оказался, мягко скажем, недоволен. Но вотуумы протеста нас с Владиславом не интересовали. Для единственной живой наследницы семьи Ланшери-Цепеш мы были готовы обеспечить все условия…
Картина за окном казалась довольно-таки сюрреалистической. Грозовое небо покрывалось тучами и чернело все быстрее, затянув мрачными облаками весь горизонт. Я открыла окно и вытянула руку в сторону персикового дерева, которое, благодаря моим стараниям и знаку 'Форте', усиляющему и убыстряющему рост, вытянулось от земли до окон шестнадцатого этажа, свесив в окно тяжелые ветви с нежными цветами всех розовых оттенков. Этот процесс я, разумеется, ускорила знаком 'Флоренто', потому что в нашем мире погода совершенно не благоволила цветению капризных, обожающих теплые условия растений. Я улыбнулась, глядя на неистовое сочетание розовых цветов и черных небес. Как жизнь на фоне смерти. Нечто живое под эгидой тленного, умирающего…
Приподняв подол фиалкового цвета платья с глубоким декольте и белыми оборками на подоле, я села на подоконник, неосознанно проведя рукой по заплетенным в мелкие косички волосам и по длинным сиренево-зеленым серьгам в форме бабочек, которые, как утверждал Владислав, найти было не так и просто. Это и не удивительно. О цене мне было даже страшно спросить…
На землю упали первые капли дождя, и я улыбнулась им, сосредотачивая внимание на ярких розовых цветах, перевесившихся через подоконник к нам прямо в комнату.
— Фрукс. — Тихо прошептала я, примыкая большой палец к среднему, так, словно держала плод в руке. Цветок меня не разочаровал. Окончательно раскрыв лепестки мне навстречу, через несколько мгновений он опустил их, затем пожух, опал, и в завязи появился маленький зеленый плод, который постепенно рос, наливался и становился ярким, красно-желтым. Наконец, персик окончательно созрел, и я, протянув руку, сорвала плод, принимаясь задумчиво катать его по ладони. Маленькое чудо. Природа так охотно слушалась меня не только потому что я владела почти что всеми возможными магическими знаками. Это было преимущество созданного на своей энергии мира. Дэнелла упоминала как-то ранее, что мир, в создание которого ты вкладываешь свою силу и частичку себя, своей души, начинает дышать через твою грудь, жить согласно твоим правилам, исполняя твои желания, подчиняясь твоей воле и установленным тобой правилам. Лишь до того момента, по правде говоря, пока ты не потеряешь над ним контроль, и он не заживет, как ему будет на это угодно. Это грозило определенными, не очень-то хорошими последствиями для создателя, но тогда, когда она об этом говорила, я не вдавалась в подробности.
Раздался негромкий стук в дверь, и в дверном проеме нарисовалась фигура короля.
— Можно войти? — Осторожно спросил он.
— Ты, и спрашиваешь? Я тебя раскусила, злобный пришелец. Улетай на свою планету и сейчас же верни моего мужа. — Повернув голову в его сторону и тряхнув косичками, я улыбнулась.
— Отвлекать ведьму во время колдовства — высокая вероятность получить файрбол между глаз. Стараюсь не будить лихо. — Он пожал плечами, зашел и закрыл за собой дверь. — Чем занята? Какой знак практикуешь?
— На этот раз 'Фрукс'. Пыталась заставить персиковое дерево поделиться плодами, но, честно говоря, сил хватило только на один. Не знаю, что со мной. Я рассеянна, зла и подавлена. Магия ко мне просто не идет в полную силу из-за моего внутреннего эмоционального дисбаланса. Даже гроза сейчас по моей вине. Посмотри, как поливает… Три месяца миновало с тех пор, как я на свободе, но не чувствую ее вкуса, не дышу полной грудью. Каждую ночь мне снится Дэнелла, и… Я не знаю. Я устала. Я не верю в свободу. Мне кажется, что все это время дано в кредит, чтобы потом сполна высчитать его с меня ужасающими процентами. Не ровен час, как снова придется вернуться на цепь. Стать никчемным животным под ее дудочкой. И не только мне, а и тебе. Я не могу так. Даже самый светлый день теперь омрачен. Страх отравляет и губит все живое вокруг меня. Я так устала. Смертельно… — Я отвернулась к окну, чтобы он не видел мои слезы, которые уже начали стекать по щекам.
Моментально преодолев расстояние между нами, он взял меня за подбородок и повернул к себе, силой заставляя смотреть ему в глаза. — Птичка, прекрати. Я запрещаю тебе плакать.
Холодные губы коснулись моего лба, затем — переносицы и, наконец, губ. Я выдохнула, зажмурившись, и тихо прошептала. — Время кормления. Давай. Я знаю, что ты с позавчерашнего дня не ел.
— Дай мне лучше персик. Хочу показать кое-что. — Без слов я вложила ему в раскрытую ладонь плод, и он поднес его к губам, надкусив клыками.
— Теперь смотри. Смотри, как действует яд вампира, любимая. То же самое сейчас происходит с тобой, но, учитывая, что ты уникальная и восхитительно-неправильная, это отражается не на внешности и не на теле, а на душе. Ты этого не замечаешь, но оно есть. — С грустью он вытянул руку с персиком в мою сторону. Идеальный наливной яркий красно-желтый плод постепенно начинал загнивать с укушенного уголка. — Вот, что наши отношения с тобой делают. Спорь, не спорь, а логика Дэнеллы Тефенсен железная. Я уничтожаю тебя и твой разум, мотылек. Чем больше лет, тем труднее выпутаться. Надо покончить, пока ты еще можешь здраво жить.
— Ты этого хочешь? — Я вопросительно уставилась на него, изогнув правую бровь. — Хочешь, чтобы все закончилось прямо сейчас?
— Нет. — Тихо произнес он. — Я без тебя крылья теряю. Но это отрава для тебя. Каждую ночь ты мечешься во сне от страха и паники, разрывая простыни и наволочки, а я держу тебя за запястья, хоть ты и не помнишь этого. Кошмары не отпускают тебя, любовь моя.
— Я говорила с доктором Андерсеном по поводу изматывающих всплесков биоэлектрической активности, после которых я впадаю в неподвижный стазис на длительное время. Он говорит, что так проявляются у меня симптомы посттравматического стрессового расстройства, и, как только я разберусь с причиной возникновения панического страха, исчезнет и это состояние. Но попробуй разберись с Дэнеллой Тефенсен. Сам знаешь. — Я горько иронично усмехнулась. — При всем этом я точно знаю одно. Я не собираюсь тебя отпускать. И не отпущу, хочешь ты того или нет. Я по ножам пройду, но не отрекусь. Владислав, хватит отталкивать меня. Хватит решать, что для меня лучше. Оглянись вокруг. Боишься, что моя любовь меня убьет? Да меня все вокруг угнетает и убивает. И только любовь дает силу продолжать двигаться вперед. Я помню момент, когда самым ужасным в моей жизни кошмаром были сновидения и галлюцинации о тебе, об эпизоде из прошлого, в недрах подземелья. Психоаналитик Нолан даже транквилизаторы и нейролептики мне выписал. А сейчас я вспоминаю об этом, и мне смешно. С тех пор все стало настолько отвратно, что я даже не могу понять, что в тех видениях могло пугать настолько, чтобы подсесть на таблетки. Ад — это полтора года без тебя. Ад — это когда не позволено о тебе думать. Ад — это когда метка чернеет, и отправляешься убить любимого. Ад — это судьба, в будущем которой нет тебя. Вот что такое ад. А не склонность к подчинению тебе и не желание телесных наказаний от твоей руки. Это мелочи. Так же, как и моя высокоморальная душа. Она ничего без тебя не стоит. Дай сюда.
Я взяла Владислава за руку, склоняясь к его ладони и надкусывая почерневший бочок персика, сглатывая сладковатую гниль. Есть с его рук снова напоминало о порочном тандеме дочери и отца… — Вот так. Не он ко мне, а я к нему. Во тьму, во тьму, во тьму…
Снова процитировав поэтессу Анну из моего мира, я подняла на него взгляд залитых слезами глаз.
— Душа моя, ты меня убиваешь. — Коротко выдохнул Владислав, и, сев на кровать и усадив меня к себе на колени, аккуратно подняв наверх сережку в форме бабочки и убрав спадающую на горло косичку, он коснулся пальцами бьющейся жилки, а затем впился острыми клыками мне в шею, рядом с ней и с воспаленными точками от прежних укусов, потому что я не позволяла ему залечивать мои раны, дезинфицируя их перекисью самостоятельно. Я запрокинула голову наверх, одной рукой придерживая его за волосы, пока его большой палец с заострившимся когтем, проскользнув ко мне в декольте, начал свой танец вокруг ореола соска в моем бюстгальтере. Я с шумом выдыхала, ожидая боль, но мой муж был аккуратен. Эндорфин и допамин заставляли плясать перед моими глазами блики синего и золотого огней. Я выгнула спину и полупридушенно застонала. Его пальцы летали по мне, словно крылья бабочки, трепещущие в свете лампочки. Его имя сейчас становилось моей молитвой, моей религией. Каждое его прикосновение, подобно игле, шьющей огненной нитью, пронизывало и зажигало каждый нерв моего воспаленного лихорадкой тела. Я вся уже состояла из пламенных стежков и швов.
— Никогда. — Окончив пить мою кровь и коротко целуя меня в шею с шумным выдохом произнес он. — Не позволяй пить свою кровь другим вампирам. Видя, как тебя заводит процесс ее передачи, предупреждаю заранее. Даже детям. Даже ни капли.
— Но почему? — Я тоже тяжело дышала, склонившись к его шее.
— Процесс слишком интимен. Человеческие девушки, отдавая свою кровь вампирам и получая от гормонов радости, передаваемых им слюной живого мертвеца, дабы жертва не сопротивлялась, удовлетворение, считаются вампирскими шлюхами. Передача крови все равно, что секс. Ну и обрати внимание на себя.
Я впервые за долгое время смутилась, глядя на то, как полы платья потихоньку обосновались, ниспадая по обеим сторонам от его ног и открывая участок моего черного кружевного белья, которым я уже касалась его колена, но затем снова подставила ему шею. Владислав только тяжело вздохнул.
— Хоть говори, хоть убейся, а наркоманка всегда найдет, как самоудовлетвориться и с чего кайфануть.
Окинув меня почти что осуждающим взглядом, в искренность которого не позволяла поверить разве что кривая ухмылка, намекающая на то, что мое поведение заставляет его внутреннего господина не менее самоудовлетворяться от доказательств своего величия, чем мою маскированную внутреннюю рабыню — от доказательств своей принадлежности ему, он снова впился мне в шею. Я приоткрыла губы в полустоне, нервно ерзая на его колене низом живота и выгибая спину, когда пронизывающе холодный голос прострелил меня с головы до пят.
— Наверное, никогда не устану ловить этих пташек на горяченьком. А они никогда не устанут попадаться на похоти. Бедняжки наверстывают упущенное за целых полтора года мук и страданий жизни друг без друга.
Пронзительно вскрикнув, я отшатнулась от мужа, поднимая округлившиеся от ужаса глаза на телепортировавшуюся и подпирающую ныне дверной косяк Дэнеллу Тефенсен. Непроизвольно подбородок затрясся, заставляя стучать зубы, и, готова поспорить, лицо мое стало белее мела.
— И тебе привет, подружка. — Слегка усмехнулась она, не сводя с меня пристального взгляда.
Понемногу возобладав над собой и, встав с кровати, нервно пошатываясь, я заслонила мужа собой, отталкивая его за спину, заняв оборонительную позицию и процедив сквозь зубы. — Уходи отсюда. Сейчас же. Через окно. Я ее задержу, пусть это и будет стоить мне последней капли крови.
— Лора, Лора… Так и до крови из зубов недолго. Выдыхай понемногу. Я здесь не за тем, о чем вы оба уже успели подумать. Так что можешь грудью не защищать своего любимого грешника. Я пришла поговорить с тобой.
Смерив ее презрительным взглядом, я окатила ее вдобавок мрачными волнами ненависти, предвещавшими разгорающуюся бурю. — Надо же. Великая и беспощадная Дэнелла Тефенсен теряет сноровку. Долго же ты меня искала. Подружка.
Последнее слово я выплюнула ей в лицо, чтобы сразу стало понятно, что оно закавычено.
— Ой да брось. Ты такая забавная и милая, когда злишься и боишься за его жизнь. — Медленно подойдя ко мне, она уставилась на мою шею, не скрывая ухмылки. — Я с первого дня знала, куда вы свалили, и кто вам помог, просто, честно, солнышки мои, не до вас было. Столько проблем нарисовалось. А сейчас решила зайти, навестить. Думаю, скучают тут, наверное, голубки мои влюбленные, без меня, пока вьют свое гнездышко, из последних сил веря в то, что они в безопасности, а Дэнелла 'Оттрахай Ее Траурный Гоблин' Тефенсен бесится там в своем мирке от того, что потеряла Славика и Лорушку из поля зрения. Как видишь, я, по-прежнему, в курсе всего и обо всем, даже о том, что пьянящий вкус свободы и текила толкают тебя вопить у шеста.
— И что же это за проблемы такие, которые мешают сделать шаг до чужого мира за своими псами, чтобы вновь вернуть их на поводок? — Я с вызовом смотрела ей в глаза. Страха больше не было. Я находилась на своей территории и слепо верила, что здесь мир не позволит причинить мне и моему близкому вред.
— А вот ты не суй свой красивый носик в это, тогда и никто не пострадает. Даже твой клыкастый хмырь. Я не собираюсь больше сажать вас на цепь. Устарело и стало не интересно за три месяца, это раз. Какие мотивы тогда мной двигали ты не знаешь и поэтому в полной мере судить меня не имеешь права, это два. И, в конце концов, кто я такая, чтобы постоянно ставить палки в колеса истинной любви, какой бы нимфоманской болезнью она ни была, это три. А ты даром времени не теряла, по шее вижу. Совсем опустилась в порок и мрак. Даже не позволяешь себя обратить, чтобы человеком катиться в пропасть и чувствовать нисхождение на смертной шкуре. Что, Лора, регулярные укусы позволяют чувствовать, что он, действительно, с тобой, что я с ним ничего не сделала, что вы свободны и имеете право дышать и быть вместе? Стоило оно того, сбегать, чтобы снова все потерять? Стоило ли три месяца видеть его улыбку, благодарить всех богов за то, что вы вместе, дышать полной грудью? Стоило оно того, чтобы сегодня все потерять, только обретя?
— Я буду биться до смерти. Уйди или умри. У меня ПТСР из-за тебя. Ненавижу тебя! Проклинаю тебя! — По щекам моим струились слезы, осознавая, что-то, что она говорит — правда. Вот он, тот момент, когда я снова потеряю все. И от этого было только больнее. Потому что разъедавший виски вкус свободы я успела почувствовать, успела начать верить в то, что теперь счастье будет длиться вечно. Но кошмары были правдивее. Внутреннее 'я' предупреждало ими, что опасность не миновала. А я так не хотела слушать голос разума… И поплатилась.
— Сядь уже на кровать и прекрати трястись, Лора. В тот момент, когда ты направилась в замок убивать того, кто сейчас очень удачно прячется за хрупкой бабской спиной, дрожа похлеще тебя, именно я тебе внушала остановиться и бросить кол. Бороться с меткой. Ты ни за что мне не поверишь, но я никогда не желала вам зла. Я хотела смерти этой скотине лишь дважды. После убийства Мии, Венири и Кронина и после убийства Дерана. И не говори сейчас, что это было жестоко и необоснованно. А вот то, что случилось потом… Когда-нибудь, быть может, я и смогу тебе рассказать, но не сейчас. А сейчас… Просто хочу, чтобы ты знала. Я — не враг тебе. Я — не враг вам обоим. Признай, что этот год, за исключением моих пинков тебя под дых словами и нескольких инцидентов несанкционированных пыток, нам было весело вместе. А теперь, только мне благодаря, ты вернула себе магию, хороша в рукопашной и владеешь мечом. Разве это ничего не стоит? Разве совсем ничего я для тебя не сделала? Ты не стоишь на коленях, не молишь о пощаде. Ты готова сражаться до последней капли крови за свои чувства. Разве это не то, чему я тебя учила? Это стойкость духа и сила. Можешь ненавидеть меня за пару инцидентов, но, вроде как, все живы, поэтому, может, ты призаткнешься обвинять меня и обсудим твою семью и твое наследие, пока вы мне, любовнички, до зевоты не наскучили? — С этими словами Дэнелла материализовала в воздухе мой меч, которым я тренировалась все последнее время, пока не попалась на цепь и не сбежала. Протянув мне оружие и отметив мой восхищенный прибалдевший взгляд, она улыбнулась. — Я даже с дарами, чтобы вы поверили мне. Я знаю, что ты невероятно прониклась к этому оружию во время тренировок, поэтому отдаю его безвозмездно. А для твоего благоверного у меня другой подарок. Эх ты, князь, не стыдно от одной девки за юбкой другой прятаться? Выползай давай и прими мой подарок, как подобает королю.
Мой муж плавно осадил меня на диван и встал, направляясь к Дэнелле. С мольбой в глазах я схватила его за рукав, пытаясь остановить всеми силами. Но он был непреклонен. Прослыть трусом он боялся, наверное, больше всего на свете, а сейчас был пристыжен и поэтому решил бросить вызов судьбе.
Тефенсен вложила в открытую ладонь Владислава его обручальное кольцо с переплетенными крыльями двух летучих мышей. — Вы так скоропалительно валили, что даже такой реквизит, как кольцо, символизирующее вечность и нерушимость вашего брака забыли. Клеймо с символом Ордена Дракона возвращать не буду. Лепить его уже некуда, полагаю.
Усмехнулась она, и постепенно как-то лед тронулся. Он тоже улыбнулся ей в ответ.
— А теперь, когда нервные дерганья окончены, Лора, пора тебе узнать правду о своей настоящей семье. Я пришла только потому что птичка напела, что трон королевы эльфов ждет свою наследницу, юная Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль-Дракула. Это твое настоящее имя, данное тебе при рождении. Дочь Лары Шиаддхаль — принцессы эльфов и Крегина — ее любовника, простого смертного. Тебе было не положено знать, пока ты не раскроешь все свои внутренние потенциалы силы, свою истинную историю, потому что она небезопасна для неподготовленной. Но теперь ты готова. А я и еще одна девушка, которую весьма близко знал твой супруг до твоего появления здесь, тебе ее поведаем. Так что бросай свою экзистенциальную тоску и слушай меня внимательно.
Дэнелла подставила алый бархатный пуфик к кровати и села на него, пока мы, вроде бы выдохнув, сели на постели, сжимая в руке руку друг друга. Этот нервный жест моя подпорченная подружка не смогла не приметить и не одарить лукавой усмешкой. Затем, все-таки настроясь на лад, она начала свою речь.
— А сейчас поднимем руки те, кто знает, кто спас ваши задницы от меня, когда вы чуть не отдали богу души на цепи. Да. Король может не поднимать. И он, и я знаем и уже давно. Это была… — Дэнелла выждала эффектную паузу, затем продолжила. — Твоя настоящая мать, Лора.
— Чего? — Я с непониманием уставилась на нее. Ее речи о наследии, эльфах и их правителях, а теперь еще и намеки на то, что призрачная девушка, которая спасла нас — моя настоящая мать, приводили меня в замешательство. — Какая еще мать? Моя мать, Сара Уилсон, живет в реальном мире, в городе Хартфорд, и даже в момент своей нежной молодости она никогда не была такой изящной, великолепной, прекрасной. Нет. Я не хочу сказать, что Сара Уилсон — уродина… Но… Красота девушки-призрака была… Запредельной.
— Да брось, Лора. Ни один человек не будет чувствовать себя здесь, как рыба в воде, если он принадлежит иному миру. Не удивляешься тому, что тебе здесь все стало легко и так мило, стоило тебе только ступить на эти земли? Не удивляешься тому, что дух самой могущественной ведьмы пятнадцатого столетия реинкарнировался в теле вроде бы обычной студентки Кулинарного института? Не поражает то, что у тебя даже друзей не было во вроде бы твоем мире никогда, и ты чувствовала себя чужой? Даже для семьи. Единственный маяк манил тебя оттуда сюда. Судьба твоя. Твой муж. Который стал важнее всего сущего настолько, что ты позволила себе это показать и дать повод Саре Уилсон кидать тебя под образа… Я тебе еще в свою бытность Киры, посылая в мозг гаденькие картинки расправы над твоим суженым, еще и показала то, что сказала покойной Анне Дракула о том, что твой муж поимел три поколения твоей семьи. Представляешь его и Сару Уилсон? У меня, конечно, дикая к нему антипатия, но я никогда не отрицала, что твой мужик красив и лицом, и телом. Всем, кроме души. Этим тебя и додалбливала во время пикировок, заставляя течь нон-стоп. И вкус у короля отменный. Чтоб его глаз упал на Сару Уилсон… Необходимо было случиться атомной войне, как минимум. Тебя отдали на воспитание Уилсонам, потому что иначе было нельзя, Лора. Томас и Сара — твои приемные родители. А родилась ты здесь. Здесь твой настоящий дом.
Сказать, что у меня отвисла челюсть — ничего не сказать. Одновременно с этим пришла боль, обида, злость и опустошенность. Мой муж и моя условно называемая таковой подруга знали обо мне все, а я - нет. И они скрывали тот факт, что я — подкидыш целых восемнадцать с половиной лет.
— Это касается моей семьи, и почему тогда я узнаю обо всем последней? Как вообще моя мать, если это правда, допустила, чтобы меня воспитывала эта помешанная религиозная фанатичка? Где ее материнский инстинкт был? Где она была все мое детство? Почему я была ей не нужна? — Голос мой дрожал, почти что срываясь в крик.
Взгляд Тефенсен стал омраченно печальным. — Большую часть твоего детства твоя мать была мертва. Как и твой отец. Они стали жертвами ужаснейшей череды событий. Именно от них ты унаследовала те самые качества, среди которых одно непреложное. Погибать за свою любовь, отдавая всю себя. Они были такими же. И умерли ради друг друга, в последние минуты жизни спрятав тебя и твою сестру в реальном мире, чтобы вас не уничтожила коронованная семья эльфов и отец твоего супруга — Валерий-завоеватель. Только вот ты, милая, попала сурово. В семейку Хранителей Баланса Измерений. Сара Уилсон работает на организацию с молодости, и с твоего детства была в курсе о существовании сети других миров. В ее руках было пророчество о воцарении Ночи. Так что никакая твоя приемная мать — не религиозная фанатичка. Она из секты тех, кто пристально следил, чтобы ты никогда не встретилась с любимым и не досталась ему, во имя спасения всех миров. Она была твоим наблюдателем, она присматривала за тобой, начиная с пеленок. Потому что, исходя из пророчества, вы двое и вместе — это просто ка-бум. И именно поэтому она пыталась запретить тебе твою ментальную с ним связь, зная КТО охотится за ее дочерью и зачем. Заставить тебя поверить, что ты поехавшая, что его не существует, что он — грязь, которой стоит сторониться, и тут я с ней абсолютно согласна, было единственной надеждой на то, что ты прекратишь искать его, думая, что ты просто больна. Сара, Нолан и Дэвид Теннант — служители организации Хранителей Баланса Измерений, которые в состоянии менять время, ход истории и память, однако ж не могли поменять пророчество, хоть и старались изо всех сил. Чувствуя, что ты начинаешь отвечать мужу, Сара Уилсон бесилась до умопомрачения, потому что ставила своей несостоятельностью работу всей жизни организации под угрозу. С каждым днем претерпевая все большие провалы, она боялась того, что ее лишат памяти, как тебя после двенадцати и пятнадцати лет, как друга твоего мужа — Гэбриэла Ван Хельсинга. Хранители Баланса Измерений всегда подчищают неугодные им воспоминания в головах людей, когда это ставит под угрозу работу их организации. Когда ты сбежала из дома, ка-бум все-таки случился. Но обо всем позже. Нам пора навестить Милиэль Изиду Кармину Эстеллу Шиаддхаль-Дракула, твою сестричку, которая за чаем расскажет нам подробнее вашу историю.
Не успела я обмозговать тот факт, что у меня есть сестра, а вся моя прежняя жизнь, оказывается, была ложью, в которой мне врали не только родственники, состоя в организации, которая одно время смерти мне желала, но и любимый, зная правду и скрывая ее, я вдруг увидела, как Дэнелла Тефенсен проворно хватает нас с Владиславом за руки, и тут же мир расплывается перед моими глазами белыми бликами искр…

***

Кромешная темнота обволокла нас с головы до ног. Я постепенно открыла глаза, не отпуская руки Дэнеллы. Пространство вокруг нас менялось. А когда тьма рассеялась окончательно, я обнаружила, что все мы трое стоим на яркой зеленой поляне, на которой возвышался шпилями в небо высокий и величественный замок из серой каменной кладки.
Этот замок был выполнен практически по той же технологии, что и наш, выделяясь лишь минимальными различиями в башенках и вензелях. Ну и, разумеется, окраской. Наш был черным… И если я достаточно хорошо знала мужа, я готова была поклясться, что это еще один его дом. Слишком уж чувствовался безупречный стиль в возведении данной конструкции. Его придирчивый, склонный к идеализации и тяге к безупречному вкус.
Владислав обреченно вздохнул за моей спиной. По всему его понурому виду становилось тут же ясно, что он не испытывал никакого желания возвращаться сюда снова, что в очередной раз подтверждало мою теорию о том, что это был его дом номер два.
Двери в замок оказались выполнены по той же технологии, что и наши, посему они отворились перед нами едва мы только возникли на пороге. Следом появился испуганный рыжеволосый и рыжебородый вампир-дворецкий, который тут же склонился перед нами.
— Добро пожаловать, Ваше Величество. Мы очень рады видеть Вас спустя почти что двадцать лет.
На Дэнеллу мужчина не обратил никакого внимания, зато ко мне проявил живой интерес, чуть ли не заставив свою челюсть встретиться с полом. — Ваше Величество, в смысле, королева, то есть, госпожа Милена, когда Вы успели сменить прическу? Я видел Вас всего двадцать минут назад. В любом случае, косички — смелый выбор. Мне нравится.
Мой муж нервно закатил глаза. — Прескотт, хватит нести чушь. Это моя жена — Лора. Позови Милену. Мы пришли с ней поговорить.
Названный Прескоттом дворецкий попробовал что-то возразить, но потом передумал и умчался вон по коридору, который оказался зеркальным отражением нашего, наверх по витой лестнице.
Я повернулась в сторону супруга. — Что это за прикол? Почему он назвал меня Миленой?
Владислав стиснул зубы и крепко сжал мою руку в своей. — Бабочка, ты только не злись…
Смерив его холодным взглядом, я с шумом выдохнула. — Мне это уже не нравится. Так начинаются все беседы о предательствах…
Сказать что-либо еще я просто не успела. По лестнице нам навстречу спускались трое. Девушка, одетая в алое бархатное платье, с каштановыми волосами, увенчанными золотой короной и уложенными в высокую прическу, лет семнадцати на вид, девушка чуть постарше с длинными иссиня-черными волосами и изумрудными глазами в золотом и дворецкий Прескотт.
Королева этого мира, Милена, подняла на нас взгляд, и челюсть, на сей раз моя, чуть не встретилась с полом. Я смотрела точно в зеркало. Эта девушка была как две капли воды похожа на меня. Я встречалась с явлением доппельгангеров в моей жизни уже дважды. Девушка с фото тысяча четыреста сорок второго года, Маргарита Ланшери, была моей точной копией. Моя покойная (стыдно о таком говорить, но ведь это была правда — что меня нисколько не печалил факт смерти этой испорченной психопатичной девицы) дочь, Анна Эронауэр, в девичестве Дракула, также была вылитой мной за исключением цвета глаз. И вот. Третья. Точная копия. Доппельгангер. Одна была оригиналом меня. Исходником, реинкарнацией которой я являлась на данный момент. Другая унаследовала внешнее сходство со мной, потому что была моей дочерью. Какое отношение ко мне имела Милена я пока не имела ни малейшего представления. Словно угадав ход моих мыслей, Владислав опечаленно выдохнул.
— Лора, познакомься с королевой этого мира, Миленой Марией Джейкобс-Дракула, урожденной Милиэль Шиаддхаль. Она — твоя родная сестра, и близнец, по совместительству. Она появилась на этот свет всего через пару минут после тебя. Я знаю об этом, потому что помогал Ларе Шиаддхаль, вашей родной матери, подарить вас обеих этому миру, принимая роды.
— Чего? — Я обернулась, окинув полыхающим взглядом ярости супруга. — Джейкобс-Дракула? У тебя совесть вообще есть, двоеженец чертов? Я, значит, страдаю и умираю из-за тебя. Я душу тебе вручаю. А ты что? Я уже не буду любовниц упоминать. Девочек на одну ночь. Но какого Дьявола, ты мне ответь. Ты состоял в связи с моей матерью, как утверждает Тефенсен. Ты ставил раком нашу дочь в нашей же ванной. Теперь ты еще и, оказывается, женат на моей сестре. Ты на всех девушек худо-бедно похожих на меня кидаешься?
Дэнелла уже собиралась что-то сказать, но тут брюнетка в золотом платье проворно слетела с лестницы и кинулась на шею моему мужу с горловым криком. — ПАПКА ВЕРНУЛСЯ!!!
Приложив палец к виску, я отвернулась к Дэнелле, тяжело выдыхая. — Я сейчас точно здесь все и всех разнесу. Зря я его не убила, пока метка черной была.
— Я тебе предлагала тысячу раз, а ты отказывалась. — Неумолимо пожала плечами Тефенсен. — Живи теперь с подлым, двуличным, но красивым. Отвергла мальчишку Аарона, сбежала. А он до сих пор тебя забыть не может. Вот так-то. Уже двух хороших мужчин, юного Виллипета и Джорджа Ласлоу, послала к чертям собачьим ради лицемерного воронья. Огребай теперь и не жалуйся. Хочешь рокового мужика, терпи с ним вместе тысячу баб, будучи тысяча первой. И Аарон, и Джордж неиспорченными были. Ты была их первой и единственной. А что ты ждешь от того, кто получает удовольствие, стегая девку, как сидорову козу? Он хочет иметь все. Да побольше.
Мои препирания с Дэнеллой прервала юная дочь Владислава и Милены, которая тепло обняла меня, назвав тетей. Девушка представила себя, как Фрейю Дракула, и я невольно обняла ее в ответ. Ни один ребенок не виноват в грехе своих родителей. Регину этого мира, как я поняла по ее взгляду и осанке, мне винить было не в чем.
Все это время Милена стояла неподвижно, нервно сжимая руку Прескотта в своей. Я даже мысленно улыбнулась. Отношения между королевой и дворецким, второй так называемой семьи моего гиблого изменника, мне напоминали наши с Робертом. У себя дома я, действительно, могла положиться только на дворецкого. Да на Амбердо Андерсена. Остальные были лгунами и предателями.
Наконец, Милена подала голос, заставив меня снова вздрогнуть. Я точно слышала себя со стороны.
— Не волнуйся ты так, сестренка. Он остался тебе верен, по крайней мере в отношении меня. Меня он отыскал первой и провернул игру-репетицию, перед тем, как начать с тобой. Из двух близнецов не я оказалась Маргаритой Ланшери. Дух могущественной ведьмы пятнадцатого столетия взял сосуд первенца, хотя внешне мы абсолютно идентичны и ей, и друг другу. Но мне повезло меньше. Отыскав меня, он решил жениться. Мы с ним обосновали наш мир, став его королем и королевой, завели семью. Но жили мы всего лишь год вместе, пока он перебежками спасался от охотников. И пока нагло убеждал меня в том, что именно я — Маргарита, его судьба и вечность, а ведь все это время дух ее обитал в теле бедняжки-студентки Кулинарного института. Ты, право, так убога. Я хотя бы более престижный, Юридический университет окончила. Но как только мой муж напал на твой след, его не осталось в моей жизни. Погнался за тобой, женился, и за все двадцать лет первый раз явился сюда, напрочь забыв на все это время обо мне, детях, нашем мире и обязанностях короля. Твоя реакция мне более чем понятна. Ты обо мне даже не знала, хотя я знала о тебе все. Я же была столь мелкой и незначительной для него, что он решил обо мне даже не говорить. Твои спутанные чувства мне понятны, сестра. А вот чем он думал, притаскивая сюда своего лютого врага и ту, на которую променял меня, это вопрос. Он меня вообще ни во что не ставит. Нам с Фрейей и остальными только лучше без него. Зачем он вообще возвращается. Это вопрос без ответа.
Смерив моего и своего мужа яростным взглядом, она окатила волной презрения и Дэнеллу, и меня. Тем временем, я выдыхала. Все-таки, наверное, зря я сорвалась на мужа, если с момента, как я прибыла, он ни разу даже не навещал свою вторую семью… Значит, я была ему дороже этой Милены. Сейчас я посмотрела на него даже с некой теплотой, ибо подобное не могло не радовать.
— Милли. Прекращай визги. Не любовь всей жизни эльфийских принцесс-двойняшек привел одну из них ко второй, а я. Так что, будь добра, налей нам чаю, пока твои клыки еще держатся в челюсти.
— Тебе права голоса вообще не давали. — Озлобленно прошипела Милена, оскалившись и воззрившись на нас яростным взглядом своих багровых глаз. — Ты не заслуживаешь жить после всего, что делала с моим мужем. Быть может, мы с ним и не вместе, и любит он моего доппельгангера, но это не значит, что я его забыла или разлюбила. Поэтому, гори в аду, сука драконья. И проваливай. С сестрой и мужем я разберусь сама.
— Ах ты ж дрянь. — Дэна рванулась к Милене, выпуская в ее сторону знак 'Игнификато', который, на удивление, словно столкнувшись с невидимым барьером, тут же погас.
— Твоя магия не причинит вреда создательнице мира, в котором ты находишься. — Презрительно скривила губы Милена. И допустила оплошность. Потому что, в мгновение ока, оказавшись с ней рядом, Тефенсен схватила ее за горло и подняла вверх над собой.
— Значит, будем действовать по старинке. — Осклабилась в ответ девушка-дракон. — Окажешь немного радушного приветствия для меня и Лоры, или мне включать фантазию и думать, как причинить боль вашему с сестрой возлюбленному? Лора знает, что воображение у меня весьма насыщенно-психопатическое, и ради него я могу провернуть такие пытки на его шкуре, которых еще в мире не придумали. Вы — сестрички Шиаддхаль, им одержимы до умопомрачения. Вас заставить что-то сделать, достаточно мне имя его произнести. Ну что? Так и будешь вести себя, как сука, и тогда я приступаю к обещанному?
Как-то резко побледнели больше обычного и Прескотт, и Фрейя, и Милена, и тот, на кого был направлен по адресу план расправы, и даже я. Я медленно закрыла мужа собой. Дэнелла, обернувшись, только фыркнула. — Дуры. Иногда мне стыдно за себя, что принадлежу к сопливому розовобантиковому бабскому миру.
Получив пощечину от Милены, Тефенсен приложила руку к щеке, от неожиданности выпустив девушку. Я, Прескотт и Фрейя широко раскрыли рты, ожидая кровавую баню. Никто до сих пор не осмеливался бить Дэну по лицу. Поняв, что она натворила, и что в воздухе повис запах угрозы, готовый вот-вот вылиться в кровопролитную бойню, Милена затравленно оглянулась на нашу разношерстную компанию.
— Лора. Владислав. Добро пожаловать. Прескотт, накрой дорогим гостям в столовой. У нас чаепитие. Кровь для меня и короля. Сестре, я отсюда чую, что она человек, чего-нибудь из сладкого. Госпоже Тефенсен объедки недоеденного последними моими гостями.
Придав себе отрешенный и деловой вид, Милена кивком головы указала нам подниматься по лестнице со словами. — Нас ждет очень долгий разговор…
Фрейя, откланявшись, пожелала нам приятного аппетита и удалилась к себе. Прескотт, окончив возиться со столовыми приборами и пищей, ретировался чуть позже дочери моего мужа.
За столом в столовой на пятом этаже мы собрались четверо. Королева этого мира уселась во главе стола на кожаное кресло ручной работы с витиеватыми подлокотниками, указав нам на широкий и белоснежный диван.
Мы с Владиславом уселись, откинувшись на спинку дивана, а Тефенсен отказалась садиться и встала за нашими спинами, один раз для проформы садистски схватив моего мужа за волосы и, с полминуты вцепившись в конский хвост, забранный заколкой-невидимкой, все же отпустила, демонически усмехаясь. — Спинку ровнее, королек. Не сутулься. Твои сестрички-близняшки смотрят на тебя обе такими взглядами мечтательно-вожделенными сейчас, пока ты втайне думаешь о том, что на троих, пожалуй, было бы весело. Пока обе целуют тебе ножки. Не расслабляйся тут у меня, скот. Твой кошмар все еще здесь. Убью-ю-ю.
Последнее слово Тефенсен пропела почти что елейным голоском. Но улыбалась она лишь до тех пор, пока я не огрела ее по блудной руке своей с размаху. Стиснув зубы, девушка-дракон отвесила мне невидимый для Милены подзатыльник.
Королева этого мира разлила по бокалам вино и кровь и обворожительно улыбнулась нам.
— Дорогой муж. Дорогая сестра. К тебе, как и ко мне должна постепенно возвращаться память предков, которая расскажет о минувших событиях… Но раз уж этого не произошло пока, и я полагаю лишь потому, что участнице пророчества о воцарении Ночи, по мнению Хранителей Баланса Измерений, не положено знать правду о своем прошлом, ибо это невыгодно для них по одной из известных только им причин… Тогда слушай то, что у меня есть тебе рассказать. Так как я — не Маргарита Ланшери, меня ограничение высших не коснулось, и ко мне вернулась память предков, сложив всю историю в единую мозаику. Наши родители, Лара, были мучениками, которых во всей сети миров волшебных причислили к лику святых…

***

Давным-давно, на границе мира мертвых и живых обосновалось место, которое и люди, и эльфы называли Благодатной Долиной, ибо был это счастливый, цветущий край, край умиротворения и пик света, в земли которого никогда не являла свой суровый и морозный лик зима.
С давних и незапамятных времен в краях Благодатной Долины поселились королевские династии эльфов — детей природы, что правили народами тех земель по правде и справедливости, а те, в ответ, платили им благодарностью. Красота каждой новой королевы превосходила и затмевала собой красоту предыдущей.
С начала тысяча трехсотых годов в Благодатной Долине воцарилась королевская династия эльфов по фамилии Шиаддхаль. Женщин неземной красоты, невероятно сильных, властных и волевых. Отличительной чертой рода было то, что каждая из этой королевской династии имела невероятного цвета изумрудные глаза — цвета живой и трепещущей энергии природы. Девы Шиаддхаль были так прекрасны собой, что все мужчины теряли головы и мечтали хотя бы раз коснуться этих воздушных, ослепительных и хрупких красавиц. Но были у этих волшебных созданий и враги. Злобные твари ночи. Не-мертвые. Живые мертвецы. Вампиры.
Кровь эльфов издревле влекла кровожадных ночных существ. И если человеческая кровь их насыщала и давала им жизнь, эльфийская же была для них божественной неземной амброзией. Также она вскрывала все пороки проклятых душ. Множество эльфиек, даже из рода Шиаддхаль, благодаря невероятному вкусу своей крови, становились жертвами вампиров и погибали. Еще больше девушек королевской династии были изнасилованы и только потом обескровлены, ибо душ у живых мертвецов никогда не было. Они желали брать то, что хотели. Любой ценой. Дабы защитить и обезопасить юных дев, их родители окружали их гвардией телохранителей, одновременно с этим строя Цитадели. Имея договор с магами и колдунами тех земель, эльфы заключили с ними сделку. В обмен на неограниченное использование магии в королевских землях детей природы, колдуны связывали энергетику жизни каждой новой королевы с Цитаделью, возведенной в ее честь. Таким образом, если юная королева погибала от рук вампира или по какой-то другой причине, не имевшей отношение к старости, а ее приносили в Цитадель, девушка возвращалась к жизни, а башня теряла заряд своих воскрешающих свойств. Воскресить королеву ее собственная Цитадель могла лишь единожды. Да и то не окончательно. Зависнув на грани между жизнью и смертью, дева теряла цвет своих волос и становилась совсем седой до самого своего конца.
В тысяча триста тринадцатом году первая королева из рода Шиаддхаль по имени Алана создала совет семерых, в который вошли ее самые близкие соратницы, которые признали Шиаддхаль абсолютной монархией для эльфийского народа. Связавшись с тайным Орденом Хранителей Баланса Измерений и заручившись его поддержкой, от Хранителей Архивов совет получил древнюю Книгу Судеб. Книга эта обладала тайной силой. Она сама собой писала историю древнего рода эльфов и владела способностью признать королевскую кровь Шиаддхаль в тех, кто бежал от судьбы, престола и предназначения, или же в незаконнорожденных дочерях рода сего. Спустя шесть с половиной веков к власти пришла королева по имени Изида Шиаддхаль. От времени повествования отступая в прошлое, произошло это порядка шестидесяти лет назад.
Уже к времени начала правления Изиды династия получила право управления Благодатной Долиной за счет мудрости королев, их справедливости и доброты. Обладая такой движущей силой, как сострадание и сочувствие своим подданным, королевы Шиаддхаль настолько зарекомендовали себя с хорошей стороны, что ни у одного из жителей Благодатной Долины даже мысли не возникало о свержении власти династии или допущении войны. Долина процветала и благоухала, как в четырнадцатом веке, при королеве Алане, так и уже в двадцатом, при пожилой к этому времени, но не потерявшей стати, высокой, седовласой и зеленоглазой Изиде, которая проявила себя в качестве самой мудрой из рода Шиаддхаль. При ней совет семерых возглавляла вечно молодая, высокая и темноволосая эльфийка по имени Айнид Глайн, которой исполнилось уже порядка семисот лет. Она была единственной из всех эльфов, кто застал правление Аланы. Остальные же были смертны и жили не дольше обычных людей. Около восьмидесяти-девяноста лет…
Не лишним будет упомянуть, что Айнид, владея бессмертием и вечной молодостью, состоя в совете еще при королеве Алане, правда, не в качестве возглавляющей его, была столь своенравной, что чтобы заставить ее прислушиваться к чужому слову, необходимо было принудить Вселенную вращаться против своей оси. И уже о многом говорило то, что Изиду она слушалась всегда и во всем, потому что мудрая Шиаддхаль имела безусловный авторитет и заслужила непоколебимое доверие не только всех народов земель Благодатной Долины, но и самой Айнид… Помимо этого, в совете не менее важную роль играла Беатрисса Мерильдо, паж, избранный Книгой Судеб. Все дело в том, что своенравный реликт позволял себе слушаться и открываться далеко не каждому, делая выбор из совета семерых в пользу лишь одной эльфийки. В двадцатом веке эта честь выпала леди Мерильдо.
Возраст же сорока лет для королевы был критическим. В этот период жизни каждая эльфийка обязана передать трон дочери. Была в этом еще одна особенность. Какого бы мужчину ни выбрала королева эльфов этой династии, в роду все равно рождались одни только девочки. Своеобразное проклятие рода Шиаддхаль, восходившее корнями к глубокому прошлому, в котором, как говорилось в книгах, мать первой правительницы, Аланы, сотворила немыслимый грех, состоя в порочной связи с вампиром после рождения дочери. За это и она, и все ее потомки понесли на своих плечах тяжкий крест невозможности дать жизнь мужскому поколению.
Изида, которой уже исполнилось сорок два, растила свою единственную надежду на светлое будущее Благодатной Долины — восемнадцатилетнюю дочь Лару. Оставалось всего полгода до того момента, как юная Лара Шиаддхаль должна была унаследовать престол от матери, разделив жизнь с достойным и знатным претендентом на трон из цыганского племени. Так как в королевской династии из-за проклятия, понесенного родом, не рождалось сыновей, короля выбирали либо из эльфов, либо из знатных и достойных людей. И горе было той из Шиаддхаль, кто посмотрит в сторону обычного крестьянина. Такая связь, связь с простолюдином, могла окончиться смертной казнью и для принцессы, и для ее возлюбленного. Так и Лара Шиаддхаль, обреченная выходить замуж не по любви, стала против воли невестой бессмертного короля всех цыган, по имени Валерий-завоеватель.
Выполняя на этой земле святую миссию уничтожения того, кому он дал жизнь в тысяча четыреста двадцать втором году — князю Владиславу III Цепешу, отринувшему эту жизнь и заключившему сделку с Дьяволом в обмен на вечное влачение во тьме в качестве бездушного монстра и исчадия ада в тысяча четыреста шестьдесят втором, Валерий-завоеватель не мог умереть, пока не сотрет с лица земли чудовище, которому дал жизнь. Объединение с эльфами под их короной гарантировало Валерию-завоевателю их протекторат в священной войне против живых мертвецов, а эльфам — силы бессмертного короля цыган, позволявшие покончить с проклятыми детьми ночи, вампирами, раз и навсегда. Покуда священная миссия Валерия-завоевателя в войне против собственного же сына не была завершена, он был обречен жить и скитаться по земле долгую целую вечность, не обретая покоя. В этом было проклятие самого Валерия-завоевателя за тяжкий грех. Грех порождения того, кто стал сущим проклятием земель Благодатной Долины и мрачной тенью из пророчества о вечном воцарении Ночи для всех существующих миров…

@темы: Трансильвания: Воцарение Ночи 2016