Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Саломея: А! ты не позволил мне поцеловать твои уста, Иоканаан. Что же? теперь я их поцелую. Я укушу их зубами, как кусают спелый плод. Да, я поцелую твои уста, Иоканаан. Так я сказала, правда? так я сказала. О, теперь я их поцелую... Но почему ты не смотришь на меня, Иоканаан? Твои глаза были так ужасны, так исполнены гнева и презрения, но они закрыты. Почему они закрыты? Открой глаза! Подними веки, Иоканаан. Почему ты не смотришь на меня? Или ты боишься меня, Иоканаан, что ты не смотришь на меня? А твой язык, он был словно красная змея, источающая яд, но теперь он неподвижен, он ничего не говорит, Иоканаан, эта багряная змея, которая плевала в меня ядом. Странно, не правда ли? Отчего эта змея больше не движется?.. Ты отказался от меня, Иоканаан. Ты отверг меня. Ты оскорблял меня, ты говорил со мною как с блудницей, как с распутницей, со мною, Саломеей, дочерью Иродиады, царевной Иудейской! Что же, Иоканаан, я еще жива, а ты, ты мертв, и твоя голова принадлежит мне. Я могу сделать с ней все, что захочу. Я могу бросить ее собакам земным и птицам небесным. Все, что оставят собаки, съедят птицы... О! Иоканаан, Иоканаан, ты был единственным, кого я любила. Все другие мне ненавистны. Но ты, ты был прекрасен! Твое тело было белым, как колонна из слоновой кости на серебряном подножии. Оно было садом, полным голубей и серебряных лилий. Оно было серебряной башней, украшенной щитами из слоновой кости. Не было ничего в мире такого белого, как твое тело. Не было ничего в мире такого черного, как твои волосы. Во всем мире не было ничего такого красного, как твои уста. Твой голос был кадильницей, источающей странные благовония, и когда я смотрела на тебя, я слышала странную музыку. О, почему ты не смотрел на меня, Иоканаан? Ты закрыл лицо словами и проклятьями. Ты надел на глаза повязку того, кто хочет видеть Бога. Да, ты видел Бога, Иоканаан, но меня, меня... ты никогда не видел. Если бы ты увидел меня, ты бы полюбил меня. Я - я увидела тебя, Иоканаан, и я полюбила тебя. О, как я любила тебя! Я еще люблю тебя, Иоканаан, я люблю только тебя... Я жажду твоей красоты. Я алчу твоего тела. И ни вино, ни плоды не утолят моего желания. Что мне делать, Иоканаан? Ни реки, ни моря не смогут погасить моей любви. Я была царевной, а ты презрел меня. Я была девушкой, а ты лишил меня девственности. Я была чиста, а ты влил огонь в мои жилы... О! Почему ты не смотрел на меня, Иоканаан? Если бы ты посмотрел на меня, ты бы полюбил меня. Я хорошо знаю, что ты бы полюбил меня, и что тайна любви больше, чем тайна смерти. Только любовь имеет значение.
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Ночь в белом шелке, В сумраке снов... Тело - в осколки, Душу - в любовь. Вечным проклятьем, Зельем любви, Шелковым платьем В пятнах крови, Взять бы навечно, Только не мой, Ставлю я свечку За упокой. Чтобы горел он В лютом огне, Сердцем и телом Отдавшись не мне. Но... Заперта я, Выхода нет. Жаль, не святая, - Спрятался свет. - Лика проклятой Вновь не коснусь, Снова дав клятву, Я не вернусь. Ночь в белом шелке, Сны и мечты... Сердце - в осколки Оставил ты...
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Низвергла в пучину коварная плоть, И боль без конца и начала, Над бедною, видно, смеется Господь У двери шального астрала. Над разумом, верно, царит Сатана, В крови закипает ненастье, И бьет моё тело до крови стена, Иль бьюсь об нее от напасти?.. Бурли, закипай, о, проклятая кровь Рабыни у ног вековечья... Что кроешь изгибом проклятая бровь? Что адский твой глаз... Лишь увечье. Закрыта на ключ, я пытаюсь спастись, И рву на груди пелерину, Мне душно, молю, заклинаю, вернись, Я больше уже не отрину...
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
Грех тысячелетний мертвеца, Разум вспорот, в ранах загноенье, Пей меня до боли, до конца, Там, где душам не дают спасенья. Там, где мертвым сердцем не дано Похоть обличить на миг любовью, Пей меня до смерти, все равно, Гибель обглодала изголовье...
Ветром коснуться б румянца ланит, Уст целовать твоих пьяный фарфор, Море в груди моей буйной шумит, Волны уносят мой дух на Босфор.
А сердце опять болит, А сердце опять тревожит... Холодный, будто гранит, И сердцем, и мыслью, и кожей. Холодный и мертвый он, А я... Все слабей, все хуже... Себе б запретила стон, Да сердце все шепчет - "Нужен." А сердце опять болит, А облик опять маячит, И скажет, когда средь плит, - И быть не могло иначе. А я не хочу цвести, Я знаю, кто цвет души губит, Кто создан, чтоб ложь плести О том, как он сильно любит... Я верить всем сердцем хочу, Оно же опять тревожит, И прочь от него лечу, А сердце взлететь не может.